Читать интересную книгу Крым-2. Остров Головорезов - Никита Аверин

Янычар, огромный, как скала, прислонился к дверям, сложил руки на автомате и тихонько похрапывал. Если бы он стоял чуть левее, и выбрал бы в качестве точки опоры дверной косяк, а не саму дверь, тень бы не обратила на него особого внимания.

Но он стоял в дверях.

Тень шагнула к янычару, в руке черного человека сверкнул ко­роткий клинок. Ладонью тень зажала рот несчастному охраннику, а ножом пырнула снизу вверх, под челюсть. Клинок пробил кость, пригвоздил язык янычара к небу и достал до мозга. Самым сложным для тени было удержать падающую тушу амбала и его авто­мат одновременно — чтобы ничего не загрохотало.

Тень справилась.

Уложив труп часового, тень переступила через него и вошла в женскую спальню. Здесь посапывала Диляра — пышнотелая блон­динка лет тридцати, изощренная в искусстве любви. На мгновение тень замерла над спящей женщиной, потом убрала кинжала и вы­тащила небольшой флакончик.

Стянув черную маску с прорезями для глаз, тень (а это оказа­лась девушка лет двадцати, с наголо бритой головой) надела ре­спиратор и открыла флакончик, после чего поднесла горлышко к носу Диляры. Через пару секунд Диляра перестала дышать.

Тень нарочито небрежно уронила флакончик на кровать и по­шла к выходу.

Только Аллах, Всеведущий и Всемогущий, ведает, что понадо­билось Таглиме в спальне своей конкурентки и заклятой соперни­цы, но именно в эту минуту Таглима, стройная и изящная брюнет­ка, решила проведать уже покойную Диляру. То ли спереть у той косметичку, то ли подсыпать битого стекла в пудреницу...

Столкнувшись в дверях с крадущейся тенью, Таглима успела лишь коротко взвизгнуть — тень зажала ей рот, скрутила голову набок и резким рывком сломала шею.

Но взвизга было достаточно, чтобы растревожить гарем.

Пока янычары просыпались и матерились, евнух Гусь — бли­жайший к покоям жен хана — бросился выяснять, что случилось.

Его тень убила быстро и почти бескровно: когда колышущаяся туша евнуха пронеслась по коридору навстречу лазутчице, та лег­ко запрыгнула на стену, оттолкнулась ногой, повисла на люстре и — спрыгнула вниз, целя обеими ногами в затылок Гуся.

Треск ломаемого позвоночника был почти не слышен. В отли­чие от звука падения стокилограммой туши.

Янычары начали орать: «Тревога!» — но было уже поздно: тень, порхая по стенам, точно призрак, добралась до ближайшего окна, выскочила за него и растворилась в ночи.

Спустя минут десять, когда улеглась паника, верещащих и бе­гающих наложниц загнали кнутами обратно под одеяло, янычарам пригрозили расстрелом, а жен обрадовали известием о гибели хан­ских любимиц Диляры и Таглимы, в гарем вошел Телевизор, при­глашенный ханом Арсланом Гиреем в качестве эксперта-криминалиста — потому что основу репертуара сказителя состав­ляли именно детективные истории-сериалы.

—  Ну? — спросил хан, нависая над трупами любимых жен. — Кто это сделал? Казаки? Пластуны? Они?!

Телевизор присел на корточки, осмотрел Таглиму и ее сломан­ную шею, потом обнюхал синюшное лицо Диляры и заметил ва­ляющийся под кроватью флакончик.

Зажав нос платком, Телевизор взял флакончик и посмотрел на этикетку.

—  «Сделано в Джанкое», — прочитал он. — Нет, мой хан, это не казаки. Судя по почерку и мастерству исполнения, это сделали ли­стоноши.

Хан Арслан Гирей Второй насупился и угрожающе щелкнул ко­стяшками.

***

Матрос Воловик вязал на спицах. Увлечение это, несколько странное для молодого парня атлетического сложения, зачастую служило предметом насмешек со стороны сослуживцев — но не­долго. Помимо вязания на спицах Воловик занимался рукопаш­ным и ножевым боем, хорошо стрелял и все свободное время с эн­тузиазмом качал мышцы, что отбивало желание подшучивать над безобидным хобби.

Благодаря которому, между прочим, Воловик к вящей зависти коллег, щеголял долгими и промозглыми крымскими зимами в теплом свитере плотной аранской вязки. А зимы в Севастополе выдались длинными и холодными, хоть и бесснежными.

От бухты постоянно дул сырой холодный ветер, заметая весь город капельками соленой мороси. Трупы дохлых медуз плавали на маслянистой поверхности моря. Судоходства не было, пираты Рыжехвоста лютовали на каботажных маршрутах, матросы Черноморского флота дурели от тоски и спускали все деньги на гладиаторских боях на атомном крейсере «Адмирал Лазарев». Пришвар­тованные к флагману три десятка прочих судов покачивались на медленных волнах Севастопольской бухты, матросы жрали медуз во всех видах и способах приготовления, глушили «Боцмановку», а капитан Воронин продолжал провоцировать американцев, зазы­вая их бойцов-гладиаторов на призовые схватки.

Воловик боев не любил, ему было жалко зверушек. Хоть и му­танты, хоть и уроды, а живые, чего ради их убивать? То ли дело твари из развалин города, нападающие на караваны, или бандиты, захватывающие заложников ради выкупа.

Так неторопливо протекала жизнь в плавучем городе.

Капитан Воронин поставил Воловика присматривать за глади­аторами, кормить их, поить и чистить клетки. Работа не самая чи­стая, но и не тяжелая (если соблюдать осторожность), да и возить­ся со зверями Воловику было по душе.

А в перерывах между кормлениями Воловик вязал на спицах.

Прозвенел старый, откопанный в руинах механический будиль­ник, и Воловик отложил спицы, встал, взвалил на широкие плечи коромысло с двумя ведрами с едой для мутантов (которую кок «Адмирала Лазарева» называл просто и незамысловато — хавчик) и пошел кормить питомцев.

Мутантов держали в клетках в трюме атомного крейсера, в два ряда по десять клеток. Шагая мимо голодных тварей под жадное рычание, скуление, подвывание и верещание, Воловик машинально осматривал подопечных.

Первым по левую руку сидел медведь-мутант по кличке Балу. Тварь медлительная и крайне опасная. Обычные животные перед тем, как броситься, скалят зубы, вздыбливают шерсть или еще каким способом проявляют агрессию; Балу же атаковал всегда внезапно, с тем же меланхоличным выражением на морде, что и всег­да. И фиг поймешь, что у него в голове.

Напротив Балу обитала Погремушка — полусобака, полуобезья­на, проворная, хитрая, злобная и умеющая пронзительно верещать, за что бои с ее участием пользовались особой популярностью.

Рядом обитал Крекер — нечто малопонятное, смахивающее на гибрид алабая и маламута, ласковое, умильное существо, способ­ное сбить с ног и не загрызть, а задушить оппонента мощным хвостом.

Его соседом был Данди — мускулистая тварь, по виду напоми­навшая помесь крокодила с ротвейлером. Вывести его из себя было крайне трудно, первые пару минут боя он спокойно сносил наско­ки и укусы противника, не особо их чувствуя мощной чешуйчатой шкурой, зато потом... Словом, те, кому все же удавалось сделать Данди больно, жили недолго, зато умирали быстро.

Следующая клетка пустовала — там некогда обитала Химера, разорванная напополам конем-мутантом по кличке Один, принад­лежавшему классному парню Поште из клана листонош.

Хороший он был мужик Пошта, честный, цельный. Воловик хо­дил с ним в рейд — вместе с мичманом Зиняком и доктором Ста­сом — и понял, что листоноше можно доверять. К сожалению, По­шта ушел по своим загадочным делам, а Воловик остался на «Ад­мирале Лазареве», прозябать в вонючем вольере...

«А чего это я вдруг про листоношу вспомнил?» — удивился Во­ловик, и тут же понял: возле пустой клетки Химеры стояла холщо­вая сумка для писем и висели защитные очки-гогглы вроде тех, что носил Пошта.

«Откуда они здесь?» — удивился матрос, но обдумать эту мысль как следует не успел.

Кто-то спрыгнул на него сверху — кто-то, одетый во все черное. Видимо, черный человек что-то делал с клетками, когда Воловик пошел кормить животных, и спрятался, уцепившись за балки на потолке — а про сумку и очки забыл (или нарочно оставил), и те­перь торопился убрать свидетеля.

От удара Воловик полетел вперед и врезался в прутья клетки. Навстречу ему метнулся Стригач — смесь камышового кота со скунсом, больше всего любивший жевать шерсть противника — но Воловик отпрянул от клетки до того, как мерзкая тварь вцепилась ему в бороду, и сразу обернулся.

Человек в черном стоял в боевой стойке, выставив перед собой руку с кинжалом. Воловик же, как назло был почти безоружен. Почти — потому что коромысло для ведер с хавчиком тоже вполне себе оружие, особенно в умелых руках. А руки у Воловика были умелые.

Он раскрутил коромысло над головой, сделал ложный выпад, выманивая противника на атаку — тот не поддался, опытный, гад, и рубанул наотмашь по колену. Черный подпрыгнул и коротко ужалил клинком, едва не достав Воловику до лица.

Бойцы закружили в узком коридоре, переступая мягко и осто­рожно. Звери бесновались в клетках. Воловик пнул ведро с хавчи­ком, разливая содержимое — густую жижу с кусками мяса — под ноги врагу, а потом футбольным ударом отправил ведро в лицо противника, скрытое черной балаклавой.