Читать интересную книгу Стеклобой - Михаил Перловский

– Вы прошли ускоренный курс? – весело спросил Романов Марата.

– Кофемасина просла! – Марат показал большой палец.

Романов развернул на столе карту города, прижав ее сахарницей. Приступим к личному знакомству с историческим кварталом. Начнем с конюшен Брыкова, он сделал пометку на карте. Итак, мы знаем, что Соломон Федорович был известным затейником и азартнейшим игроком на скачках, а кроме того, очень состоятельным и влиятельным господином…

– Узе работаесь? – из-за его плеча высунулся Марат и принялся с усердием протирать соседний столик, не переставая улыбаться. Романов заподозрил, что тот пытается разглядеть отметки на карте.

– А я слысал новую историю! – Марат привычным жестом закинул галстук на плечо, но тот упрямо сполз обратно. – Про Мироедова, знаесь?

– Учтите, что про зуб и ногу я уже в курсе, – не отрываясь от карты ответил Романов.

– Понимаесь, у него в насем городе была любовь, – круглый звук на конце он сопроводил восточным жестом, собрав пальцы в нераскрывшийся бутон. – Но она слузила в борделе, понимаесь, на Страстной… – Так вот, – шепотом продолжил он, подавшись к Романову. – Одназды ее из ревности зарубил, представляесь, пьяный гусар.

– Потому что пьяный? – невпопад отозвался Романов.

– Ты сто? Потому сто гусар! – Марат покрутил воображаемый ус и захихикал. Романов, глядя на него, тоже не смог сдержать смеха.

За время прогулки блокнот пополнился множеством заметок, а ноги приятно гудели. Состояние конюшен не выдерживало никакой критики. Романов расстроился, увидев полуразрушенные своды и старинную кладку, грубо закрашенную масляной краской. Внутренние помещения были полностью перестроены – столбы спрятаны в дощатые короба, с потолка свисали ржавые крюки – похоже, здесь долгое время находился городской рынок. А когда-то этот шедевр псевдобарокко нашел свое место в зарисовке «Мельхиоровые грезы».

– Выше, еще! – послышался звонкий голос.

Напротив, через дорогу, два паренька возились с афишей. Один примерял картонный трафарет на лист ватмана, приклеенного к стене, а второй, критически наклонив голову, руководил. Заметив оглянувшегося Романова, они помахали ему и тут же нарочито отвернулись. Но Романов видел, что пареньки пристально следили за ним, пока он кружил вокруг бывших конюшен.

Стараясь не отвлекаться, Романов собирал в памяти разбегавшиеся отрывки и записывал все, что удавалось вспомнить. Любая мелочь могла иметь значение. Он перечислил всех владельцев здания, затем попытался занести в блокнот победителей забегов, выращенных в конюшнях, и запнулся. Кличка любимца Соломона Федоровича крутилась в памяти, но он никак не мог ее вспомнить. В такие минуты ему казалось, что его мозг – это грецкий орех, и нужные сведения лежат совсем близко, за соседней тонкой перегородкой. Это неуловимое ощущение, похожее на щекотку, всегда выводило его из себя. Вороной конь, содержавшийся под охраной в личном посеребренном стойле, имел норовистый и мстительный нрав, и подпускал к себе только хозяина… «Весьма ценная информация», – мрачно подумал Романов. Мучительно задумавшись, он поднял глаза от блокнота и увидел забытую кличку на здании напротив, прямо перед собой. Большие черные буквы гласили: «Дракула». Пареньки справились с трафаретом, и вот уже второе слово проявилось на афише. Показы кинофильма «Дракула возвращается» начинались завтра.

Романов присвистнул: такие вещи он очень любил, хотя случались они с ним крайне редко. Чаще, забыв какой-нибудь второстепенный факт, он полдня корпел над источниками, с ненавистью перерывал десятки томов, добывал наконец нужный, и обнаруживал, что в нем отсутствует та самая страница. И даже тогда он не сдавался и рано или поздно отыскивал ссылку в чьей-нибудь полузабытой статье. Ничего, кроме раздражения от собственного упрямства и дотошности, такие поиски не приносили – все и всегда давалось ему вот так, с трудом, через тысячу мелких досадных препятствий. Никаких озарений, вещих снов, мимолетных догадок. Всегда он завидовал людям, которых вела невидимая рука, то и дело подталкивавшая на верную дорогу. Легкость талантливой жизни, где все дается без труда, и никаких тебе вырванных страниц и снесенных домов.

А вот Макс этих его рассуждений никогда не слушал, перебивая и злясь. Это все для слабаков, пойми, дружище, говорил он. Какой-то добрый бог говорит через тебя с человечеством? Да тьфу и растереть, на черта ему такие ретрансляторы. Слишком ненадежные проводники, которые то запьют, то повесятся. Какая неразумная трата сил! Как мало-мальское дарование, так сразу малахольный, ну сам посуди – полжизни будет выяснять, готов ли он, а другую половину изводить родных и близких. Вот кто настоящие гении – так это жены и дети этих блаженных, которые их годами выслушивают, готовят им похлебки и глядят по головке. Талант – тот, кто вкалывает с детства и сопли не распускает. Кто знает, на что он способен, а на что замахиваться не надо. Кто знает законы природы и умеет все хорошенько просчитать, дождаться нужного момента. Талант – это естественный отбор, крепкая нервная система и удачное стечение обстоятельств. А не льющийся свет с неба, которого ждут лентяи.

Если же Романов пробовал обсуждать разницу между талантом и гением, Макс закатывал глаза и угрожал ему инквизиторскими пытками. Он игнорировал все романовские восклицания о том, что для одаренных людей талант иногда – это кара, что они и хотели бы, да не могут не слышать голос, не видеть образов, не доказывать теорем. «Психически нездоровые люди, – парировал Макс, – что есть не самый лучший пример для подражания».

Доходный дом Теддерсона Романов нашел в удовлетворительном состоянии. Толстый ангел под сводом арки так же трубил в завитой рог. Как на последнем снимке при жизни владельца. Только бы подкрасить фасад, сменить дверь парадного входа и открыть ее. Как и повсюду тут, в зданиях с шикарными лестницами и высоченными створками дверей открыт был только черный ход для прислуги. Воспользовавшись им, Романов обнаружил внутри дома парикмахерскую, впрочем, закрытую без объяснения причин. Он заглянул в соседнее открытое окно, чтобы проверить, остались ли описанные Мироедовым мозаики на полу.

Помимо мозаики он с удивлением обнаружил в просторном зале очередь, упирающуюся в приоткрытые дубовые двери. Возле них скучала женщина в цветастом платке, равнодушно смотря перед собой, в глубине за ней просматривалась большая гостиная с камином. Когда подходящие бросали мелочь в расписной короб на коленях привратницы, она выкрикивала монотонным голосом:

– Десница Мироедова налево, смотрим мозаику, выход сразу за шкафом.

Когда в очереди осталось всего двое, женщина встряхнула короб и утомленно объявила:

– Перерыв десять минут. Десница отдыхает.

Романов усмехнулся и еще раз осмотрел зал. Чудесные красно-белые орнаменты все еще были видны на полу. Под одним из узоров Мироедов спрятал главную улику в детективной истории «Монашеский патруль». Старик пробовал свои силы в разных жанрах – кровь на терракотовой кладке, таинственные следы и восточный кинжал – бешеный литературный успех. К столь откровенно бульварному стилю Мироедов впоследствии больше не прибегал. Романов сделал пометки в блокноте и опять почувствовал на себе чей-то взгляд. Да катитесь вы ко всем чертям, рассердился он, я, в конце концов, на службе, мне полагается везде лазить и все осматривать. Он нарочито расправил плечи и, сдерживаясь, чтобы не оглянуться, вскарабкался по пожарной лестнице. Взгляд воображаемого наблюдателя все еще жег его спину, и он пару раз оступился. С высоты город выглядел умиротворенно. Тут и там белели цветущие деревья, улочки разрезали плотную застройку на куски, будто пирог. Романов испытал приятное чувство узнавания – именно так он привык видеть городок, на его рабочем столе по правую руку всегда стоял небольшой макет. Уютный, маленький, знакомый и без всяких неожиданностей.

Не успел он спрыгнуть с лестницы, как услышал пронзительный голос из-за спины:

– Так! Я хочу видеть, как вы мне стоите и не двигаетесь! – тяжело дыша, к нему спешила тетка крошечного роста, в надвинутой на самый нос белой кепке. Она обмахивалась бумажным веером и держалась за левый бок. – Господин Милонас третий день не ходит на завод! И это называется мэр?

– Какая неприятность, – спокойно ответил Романов, отирая с рук ржавчину от лестницы. Он начинал привыкать к местным странным личностям. Но в разговор, который стремился стать нескончаемым, решил не вступать.

Тетка внимательно оглядывала его.

– Значит, я вам первая сказала, Бэлле положено поперед всех успевать, – она с облегчением выдохнула. – А то, может, я трачу свои слабые силы, у меня уже пигментация во весь рост, а вы уже знаете. Мне положено новости первой сообщать. Город маленький, как мозг моей невестки, все про всех в курсе, – тетка схватилась за правый бок.