class="p1">— Слушайте же, о брахманы! — сказал старик. — Этот навалуран[135] — мой раб. Вот и все, что я хотел вам сказать.
Услышав это, люди, что стояли и сидели в шатре, все рассмеялись:
— Думает ли он, этот старик, что говорит!
А жених, житель священного Навалура, поглядел в упор на брахмана и засмеялся:
— Да, разумное слово ты сказал!..
Старый же брахман, облаченный в ветхий дхоти, весь трясясь от старости, продолжал, глядя в лицо смеющемуся жениху:
— В стародавние времена отец твоего отца выдал мне долговую расписку. Поэтому ныне ты мой раб… Эй, раб, над чем ты смеешься?
У благородного, из незапятнанного рода происходящего Арурана исчезла улыбка с лица. Он сказал:
— Этот человек говорит, будто чистый брахман может быть рабом другого брахмана. Не сумасшедший ли он, этот старик?! — Сказал, а сам вдруг почувствовал, что уже зарождается в нем великая любовь к тому старому брахману.
— Пусть я сумасшедший, пусть даже я — злой дух. Ты столько дурного сказал обо мне, что уж никакими поношеньями не удивишь меня. А ведь ты совсем не знаешь меня. Эй, раб, тебе следует поменьше говорить![136]. Как раб ты должен делать рабскую работу и подчиняться!
Сердце Намби таяло, наполняясь любовью, но слова старика распаляли его гнев!..
— Если долговая расписка существует, то сейчас я буду знать всю правду, — Сказал жених, глядя на того, в ком уже чувствовал друга[137]. — Так покажи скорей закладную!
А брахман ему в ответ:
— Тебе, рабу, нельзя видеть расписку. Вот им, брахманам, я покажу ее, а ты должен повиноваться и делать рабскую работу.
Тогда жених, все более гневаясь, подошел к брахману. Мог ли он знать, что дерзнул приблизиться к тому, к кому не смели приближаться Вишну и Брахма. Как только увидал брахман, что жених хочет выхватить у него расписку, тотчас побежал он от него через весь пандар. Однако Намби стал нагонять старика. Звеня ножными кольцами, жених подбежал к нему вплотную и выхватил расписку.
— Разве пристало брахману обращать в рабство себе подобного! — воскликнул жених и разорвал закладную. Вскрикнул тогда старик. Вскрикнул и за руку Навалара[138] схватил. Но люди разняли их.
— О муни, обучающий священным ведам, — обратились гости к старику, — ты в этом мире великого порядка встал на дурной путь и затеял ссору. Так скажи нам, откуда ты.
Старый брахман так ответил им:
— Я живу неподалеку, дом мой — в Веннейналлуре[139]. Но я утверждаю, что жених совершил нечестный поступок. Он выказал грубую силу и, насильно, выхватив из моих рук расписку, разорвал ее. Но, так дурно поступив, жених тем самым доказал, что он — раб.
Аруран же взглянул на брахмана, на дряблые мочки его ушей, обремененные кольцами, и подумал: «Да, этот старик тягаться горазд». Но уже чуял он великую приверженность к этому старому брахману. Однако Аруран сказал:
— Если ты из Веннейналлура, то ступай туда, чтобы там вести с нами свою неправедную тяжбу[140].
Брахман же в ответ:
— Хорошо! Пусть даже в Веннейналлур пойдем мы, где издревле живут брахманы. Там я покажу этим знатокам четырех вед подлинную олу и обращу тебя в рабство.
Он пошел впереди, опираясь на посох, а жених быстро последовал за ним, словно влекомый его священным ликом: так магнит тянет за собою кусок железа! Пошли и родственники жениха, и его близкие.
— Что ж теперь будет! — говорили они.
Вскоре приблизились они к Веннейналлуру, городу, где издревле живут брахманы.
Здесь они предстали перед советом брахманской общины. Старый брахман обратился к собранию славных знатоков священного писания:
— Этот житель Арура своими руками разорвал закладную олу, доказывающую, что он обязан мне служить как раб. Вот в чем моя жалоба, о мудрецы!
Брахманы из собранья так ему ответили:
— Айя![141] Подумай, что ты говоришь! Ведь на этой великой земле брахман не может быть рабом брахмана!
На это одинокий[142] старец отвечал так:
— Расписка, которую он разорвал, была выдана мне его дедом. Значит, и он — должник мой.
Тогда лучшие из того собрания обратились к жениху:
— Если этот брахман действительно показал тебе такую расписку, то неужели ты надеялся выиграть тяжбу, разорвав олу?
А старик сказал:
— Пусть этот жених, не ведающий отклоненья от благого пути, скажет, что он обо всем этом думает.
И молвил тогда опечаленный Намби:
— О мужи, познавшие все священные книги! Вы знаете, что я — адишайва! Так неужели этот брахман может сделать меня своим рабом? Нет, это — иллюзия, это майя[143], что недоступна пониманью ума! Нет, нет, мне не под силу все это понять!..
Когда Намби Аруран сказал эту речь, праведные брахманы обратились к старцу:
— Ты говоришь, что он — твой раб в этом мире. Жестокие эти слова ты должен теперь доказать. Либо сошлись на древний обычай, либо покажи расписку, либо представь свидетельство соседей — одного из этих доказательств достаточно.
На это брахман отвечал:
— Та расписка, которую ты в гневе порвал, была лишь копией. Подлинную же олу я сохранил, и ею смогу подтвердить свои слова.
— Покажи!
— Я покажу. Но только если вы способны рассудить нас, не прибегая к насилью.
— О мудрый знаток четырех вед! Такому позору свершиться мы не дадим.
Старик ушел, но вскоре вернулся в собранье. И увидел Намби в руках у старика подлинник закладной. Подчиняясь приказу собрания, он принял у него расписку, почтительно поклонившись. Потом осторожно развернул ветхий свиток олы, расправил его и стал читать:
— Я, вед великих знаток, адишайва, уроженец Навалура и Арура житель, понимая двоякость вытекающих из сего последствий[144], написал в доме великого муни и здесь же отдаю ему, брахману старому, Сумасшедшему[145] из Веннейналлура расписку в том, что я и мои потомки будем наследственными его рабами. К этому вот моя подпись.
Услышали это брахманы, взглянули на неподделанные подписи и молвили:
— Это все правильно! — и добавили, обратившись к Сундарару: — Айя! Сам посмотри и скажи: доподлинно ли это деда твоего светлая подпись?
Намби молчал, а старик сказал брахманам:
— Теперь я предъявил ему расписку, из которой явствует, что он — мой раб. Если же сохранилась другая подпись его деда, то сравните ее с подписью на этой оле и скажите сами, есть ли тут подлог.
Так и сделали великие брахманы. Они повелели принести из хранилища другую олу с подписью деда жениха. Сравнив ее с первой, они сказали:
— О да! Подписи вполне подобны. Дело это закончено!
Вот что