Читать интересную книгу Генеральская дочка - Дмитрий Стахов

Безземельных компьютерных крестьян Маша воспринимала почти как людей живых, из плоти и крови. Разбойники, о которых говорилось в доме Ильи Петровича, казались ей частью виртуального проекта. Какого? Кем задуманного? Маша затруднялась с ответом, но не склонялась к мнению генерала, утверждавшего, что в области развернута инспирированная в столице кампания по дискредитации губернатора. Принцип «Кому это выгодно?», на котором, как на оселке, Илья Петрович проверял все и вся, был Маше чужд. Но она молчала, с Ильей Петровичем не спорила.

А Илья Петрович проблему дискредитации губернатора обсуждал всерьез. И – в телефонных разговорах с журналистом-международником Цветковым, попутно приглашая Алексея Андреевича к себе, по-соседски, на рюмку чаю. Алексей Андреевич обещался непременно заехать, вот только путь был долог: строительство обещанного губернатором моста все не начиналось, Алексею Андреевичу, чтобы попасть в дом, видимый с крыльца его дома невооруженным глазом, надо было ехать вдоль берега реки до старого моста, почти заезжать в райцентр, вновь ехать вдоль берега реки. И когда будет построен мост, если губернатор попал в опалу? Неизвестно!

Маленький же Никита разбойников боялся очень, ночами мучился страшными снами, жаловался и Маше и отцу, что, мол, ночами кто-то заглядывает к нему в окно, скребется в дверь, воет в саду. Маша успокаивала брата, даже – пускала его к себе в комнату, укрывала одеялом, укутывала, оставляла до утра, но сама, если бы окрестные разбойники и напали на дом генерала Кисловского, вряд ли отличила бы свист настоящих пуль от свиста пущенных из пращи свинцовых ядер.

Отвлекаясь от игр, Маша одну за другой писала контрольные, материалы для которых высылали ее недоумевавшие английские учителя: отчего полная разнообразных талантов девушка решила перейти к дистанционному обучению? А Маша ощущала потребность опекать и отца и брата. Она сказала Илье Петровичу прогнать нанятого для Никиты учителя французского. Выписанный из столицы преподаватель был неопрятен, грыз ногти, смеялся, словно клокотал. Маша считала, что толк будет, если учитель – настоящий француз, не говорящий по-русски. Она заставила поменять систему видеонаблюдения. Более того – заставила уволить посудомойку как сеящую разврат и сладострастие среди братьев Хайвановых, за которых Маша также ощущала ответственность, купить посудомоечную машину, управлять которой вызвалась сама.

Илья Петрович, слушая дочь, радовался ее мудрости, чувствовал – это его кровь! Вот Никита был столь же трепетен, как и погибшая его мать. Его неорганизованность, неспособность понять, что от него хотят, можно было бы объяснить психотравмой, связанной с трагической потерей матери, – так и объяснял приглашенный генералом дорогой психолог, – но уж слишком многое от прежней своей жены видел в сыне Илья Петрович. Это не радовало генерала.

Поиски настоящего француза Илья Петрович собирался поручить двутельному, да двутельный словно растаял в чистом и прозрачном воздухе ранней осени. Как уехал в Москву, на концерт британского рок-певца, так о местопребывании его ничего известно не было. Объявили розыск. Милицейский подполковник докладывал, что в квартире двутельного найдены порнографические журналы, в платяном шкафу висел костюм из тонкой блестящей кожи, плетки, кожаные же полумаски, цепи, наручники, а в изъятом для разъяснения ситуации жестком диске обнаружены файлы крайне предосудительного характера. Анализ же электронной почты двутельного показал, что адвокат был на связи с недавно арестованными в Голландии педофилами, что собирался поехать в Амстердам, где планировал посетить подпольный педофильский бордель.

Илья Петрович слушал милицейского подполковника и морщился: какая гадость! С годами Илья Петрович привык к тому, что люди рано или поздно раскрывают крайне неприглядные свои свойства и наклонности, и многообразием оных удивить Илью Петровича было нельзя, но все-таки в душе генерала Кисловского имелся некий стержень, колебания которого отдавались глухой тоской и болью. К тому же милицейский подполковник, докладывая генералу, неприятно подхихикивал, шмыгал носом, Илья Петрович видел, что от конфискованного кокаина крышу у подполковника постепенно сносит, но приходилось терпеть. И это тоже не радовало генерала.

– Вы меня слушаете? – шмыгнул милицейский подполковник.

– Продолжай…

А Илья Петрович думал теперь о том, что когда Маша – как бы она ни держалась корней – упорхнет, тогда не сможет он уже направлять ее, уберегать от напастей и ошибок. Его передернуло: как заглядывались на Машину фигурку приезжавшие в поместье гости! Да что там гости! Как, несмотря на зуботычины и инструктаж, смотрели на нее Сашка и Лешка. Генерал попробовал заглянуть в глубь себя, напрягся и попытался выудить на поверхность свои потаенные, тщательно скрываемые мысли и ощущения и понял, что сам иногда смотрел вслед легко ступавшей Маше отнюдь не как отец, а как мужчина. И подумал: бремя отцовства – тяжелое бремя.

– К нам заезжал Алексей Александрович, международник этот, регистрировал ружья. Привез из Бельгии. Ружья хорошие. Мы ему сказали, что у вас великая коллекция…

– Что еще было в компьютере?

– В каком?

– Адвоката! – Илья Петрович от души хлопнул ладонями по подлокотникам кресла. – Он вел мои дела! От моего имени. Файлы, дискеты, бумаги. Где это все? Он с собой ноутбук все время таскал. Где ноутбук?

– Только девочки. И мальчики. Игры на раздевание. Покер… Никакого ноутбука. Там… – милицейский подполковник замялся, – там до нас побывали…

Илья Петрович, стараясь не выдать своего состояния, кивнул. Словно так – вот накричал чуть-чуть и – успокоился. А новость была плохая. Очень плохая. Очень-очень.

– Вы слушаете, товарищ генерал?

– Слушаю-слушаю… – Илья Петрович смотрел, как милицейский подполковник кривит сиреневые свои губы в усмешке. – Что еще?

– Мы выяснили, кто это безобразит. Кто по лесам шастает, Робин Гуда из себя строит.

– Ну?

– Сынок полковника. Дударев-младший.

У генерала похолодели лопатки.

– На трассе гаишники тормознули фуру, перегруз, габаритки, то-се, водила начал права качать, ему, как водится, объяснили, в чем он не прав, что делиться надо – правильно? – а тут откуда-то тачка, в ней трое, гаишников на землю, оружие, рации отняли, дали водиле уехать и уже с гаишниками провели беседу, что, мол, поборами заниматься нехорошо…

– Ну и при чем тут полковника сын?

– Так один из этой тачки, за главного который, и говорит: я, мол, Дударев, буду здесь неправду и притеснение искоренять. Прямо так и сказал: притеснение! Как вам, товарищ генерал? Искоренять! Вот ведь придумали!

Генерал взглянул на милицейского подполковника в имевшем философский оттенок изумлении. Как переменчиво все! Был старый друг. Теперь друга – нет, а еще каких-то несколько месяцев назад сидели они перед камином, пили глинтвейн и Илья Петрович говорил, что было бы здорово, если бы сын Дударева, Иван, и дочь Ильи Петровича, Маша, вспомнили старые свои полудетские встречи – Ивану было четырнадцать, приехал проведать отца из суворовского училища, Маше соответственно на девять лет меньше – и полюбили бы друг друга, и поженились. Сам говорил такое, никто его за язык не тянул, говорил то, что думал, то, что было у него на сердце, а полковник, оставив свой обычный жесткий тон, теплел и улыбался, отчего лицо его покрывалось сетью морщинок. «Да разве мой Ванька пара твоей англоманке? – говорил полковник. – Ты ей найди олигарха. Нефтяника!» – «А иди-ка ты в жопу, Никитушка! – отвечал на это Илья Петрович. – В жизни главное – любовь. Ты забыл, что ли?» И все это было – недавно. Конечно, Илья Петрович лукавил, да и полковник знал, что генерал лукавит, что не отдаст Машу за Ивана, хоть бы и бушевали самые возвышенные страсти, но – все-таки говорил столь добрые слова, а слова-то, и только они, изменяют окружающее, перестраивают его, значит – допускал такую возможность, несмотря на свое лукавство.

Илья Петрович отпустил милицейского подполковника исполнять долг дальше, и генералу показалось, что в отлаженном механизме жизни произошли какие-то сбои. А он их не заметил. Что кто-то, помимо него, получил доступ к главным рычагам. Начал эти рычаги, без разрешения, не советуясь со старшими и более опытными товарищам, двигать. И от этого механизм жизни может пойти не по тем, что ранее, не по тем, что проложены были прежде, рельсам.

Илья Петрович достал из коробки сигару, откусил кончик. Шеломов пересек пространство генеральского кабинета и поднес спичку. Прежде генерал так рано сигары не курил. Шеломов, отметив этот примечательный факт, вернулся на свое место у дверей.

Наполняя рот терпким дымом, выпуская перед собой облачко, втягивая его в себя тонко очерченными ноздрями – Илья Петрович гордился своим носом, считал, что он и в фас и в профиль был красив, – думал, что следует немедленно предпринять какие-то шаги. Илье Петровичу следовало найти Дударева-младшего раньше прочих. Чтобы узнать, где похищенные из дома адвоката документы и ноутбук. Вот ведь мститель! Требовалось этого мстителя опередить. Только и всего.