Читать интересную книгу Калинова яма - Александр Сергеевич Пелевин

писал мне.

Вопрос. Если следствие проведет очную ставку, вы сможете сказать, знакомы ли с этим человеком?

Ответ. Если это поможет делу — да, конечно.

Вопрос. Вы когда‐нибудь общались с сотрудником германского посольства в Москве Клаусом Кестером?

Ответ. Нет.

Вопрос. Еще один вопрос. Вы пьете?

Ответ. Прошу прощения, не понял.

Вопрос. Алкогольные напитки пьете? Пиво, водку. Вино? Шнапс?

Ответ. Нет, нет. То есть, конечно, иногда по праздникам могу позволить себе сто грамм, но пиво, к примеру, вообще не переношу.

* * *

Москва, 13 июня 1941 года, 20:40

Узнал или нет? Узнал или нет? Только одна мысль билась в голове у Сафонова. Одноглазый испанец ходил между столиками, вежливо улыбался и заговаривал с каждым, кто подходил к нему. На Сафонова он больше не смотрел. Костевич засел с тремя товарищами в самом дальнем углу и попросил у официанта графин водки — коктейли он не любил. Шишкин и Фёдорова увлеченно беседовали о кинематографе.

Поборов первый приступ паники, Сафонов вдруг понял, что он выпил уже четыре бокала, но до сих пор абсолютно трезв. Неудивительно, подумал он. Страшные мысли теснились в его голове — одна тревожнее другой.

«А может быть, они все давно знают и специально подослали его сюда, чтобы он опознал меня? Но он посмотрел на меня только один раз. К тому же разве можно запомнить человека, которого ты видел всего один раз в течение минуты? — Он сам рассмеялся своему вопросу. — Конечно, — сказал он себе. — Ты же запомнил человека, которому воткнул нож в глаз. И он наверняка запомнил, кто лишил его глаза. Хорошо запомнил. Или нет?»

— Товарищ Сальгадо, товарищ Сальгадо, а посидите с нами! Расскажите об испанской войне, — крикнула Фёдорова, когда он подошел ближе к их столику.

«Этого еще не хватало», — подумал Сафонов.

Но затем он рассудил, что это хороший способ понять, помнит ли его Сальгадо. Он сделал еще один глоток коктейля и закурил: табачный дым успокаивал мысли.

— Вы курите одну за другой, — сказал испанец на чистейшем русском с небольшим акцентом, стоя прямо над ним.

— Да. Я начинаю больше курить, когда пью. Присаживайтесь. — Сафонов изо всех сил старался выдерживать спокойствие и беззаботность.

Сальгадо сел между Шишкиным и Фёдоровой, прямо напротив Сафонова. Фёдорова облокотилась на стол, повернувшись к нему, и принялась расспрашивать:

— Расскажите, как вам в Советском Союзе? Вы здесь давно? И откуда вы так хорошо знаете русский?

— Здесь хорошо, — медленно заговорил Сальгадо. — Мне очень нравятся русские. Мы с вами очень похожи: в нашем языке тоже есть звук «р». И у нас весьма похожие национальные характеры. Мы вспыльчивые, но великодушные. Мы умеем веселиться до умопомрачения, а когда мы грустим, об этом слышат даже на небесах. — Он снова взглянул на Сафонова без каких-либо эмоций, с той же вежливой улыбкой. — Я оставил Испанию в январе тридцать девятого после падения Барселоны, — продолжил Сальгадо. — Переехать в Советскую Россию мне посоветовали мои русские друзья. Я много общался с советскими товарищами во время войны и начал учить русский уже тогда.

— А их было много? Советских товарищей? — полюбопытствовал Шишкин.

— Если я вам все расскажу, я раскрою некоторые тайны, — улыбнулся Сальгадо. — Могу сказать, что до сих пор поддерживаю контакты с некоторыми из друзей по этой войне. Например, мой хороший товарищ Орловский всегда говорит, что война может отобрать у человека многое, но иногда дает ему самое главное — верных друзей.

У Сафонова помутнело в голове. Это было сродни удару под дых. Невероятным усилием он заставил себя улыбнуться.

— А вы общались с товарищем Мерой? — спросила Фёдорова.

— Конечно. Мы очень хорошо общались. Это великий человек и очень хороший командир. Я надеюсь, с ним все будет в порядке [14].

— А расскажите про ваше ранение! — сказал вдруг Шишкин.

Сальгадо снова улыбнулся, но уже не так вежливо.

— Лучше в другой раз. Это не тема для застольной беседы.

Фёдорова гневно взглянула на Шишкина.

— Товарищ Сальгадо, давайте наконец выпьем! — раздался из-за дальнего стола голос Костевича.

— Прошу простить меня. — Испанец медленно поднялся из-за стола и направился было к другому столику, но вдруг обернулся и снова обратился к Сафонову: — Кстати, мы с вами, случайно, не встречались?

Сафонов попытался уловить хотя бы одну эмоцию в его лице — издевку или недоумение, — но Сальгадо был непроницаем.

— Вряд ли, — ответил он. — С другой стороны, я все-таки журналист. Может, на каком-нибудь мероприятии вы меня и видели.

— Может быть. — Лицо Сальгадо стало спокойнее.

— А, да, — добавил Сафонов. — Товарищ Костевич хотел, чтобы я взял у вас интервью, если это возможно. Я уезжаю и вернусь в Москву двадцать второго числа. Можно ли будет с вами поговорить и сделать материал?

Сальгадо задумался:

— Да, конечно, можно. Когда вернетесь, свяжитесь со мной через Тараса Васильевича, и я думаю, что мы сможем это устроить.

— Большое спасибо.

— До свидания. — Сальгадо слегка кивнул, снова улыбнулся и ушел.

За столом повисло молчание. Первой его нарушила Фёдорова:

— Шишкин, ты идиот. Нельзя спрашивать о таких вещах.

— Да, извини, видимо, перебрал… — Шишкин явно был растерян.

— Да, это неправильно, — добавил Сафонов.

Мысли в голове путались и давили друг друга.

Этот испанец.

Майор Орловский.

Да что, черт возьми, происходит.

«Разведчикам нельзя верить в совпадения, — думал он. — Тем не менее совпадения бывают. Даже такие. Но верить в них нельзя. Никак нельзя».

Да это же просто невозможно!

— Товарищи, уже поздно. Я выпью еще бокал и, пожалуй, скоро пойду. В голове уже немного шумит, — сказал он.

— Рановато вы, — ответила Фёдорова. — Впрочем, я тоже скоро пойду.

Спустя полчаса Сафонов распрощался с коллегами и собрался уходить. Он подошел к Костевичу, чтобы пожать ему руку — тот уже был совсем нетрезв, — и снова взглянул на Сальгадо, и снова не обнаружил ни одной эмоции, которая сказала бы хоть что-то. Только вежливая улыбка и стеклянный глаз. С этой улыбкой он рассказывал захмелевшему Костевичу и его коллегам о Лорке.

— Я читал Лорку перед сном, когда мы сидели в казармах под Мадридом. Когда вокруг война и смерть, утешение можно найти только в стихах и вине. Но вино я не пил.

— Не думал, что вы любите поэзию, — сказал Сафонов, осмелев и подойдя ближе.

— А что, я не похож на человека, который любит поэзию? — Сальгадо вдруг засмеялся. — Конечно, с одним глазом труднее читать, но многие вещи Лорки я до сих пор помню наизусть.

— Прочитайте что-нибудь! — запинаясь, сказал Костевич.

Сальгадо поднял бокал, прикрыл единственный глаз — это выглядело чудовищно — и стал читать, и лицо