в Крыму невольничий рынок Козлев, а на Днестре сожгли Течиню, Белгород и еще
несколько пограничных турецких колоний. Война с Турцией сделалась неизбежною. В
государственном скарбе не было между тем денег. Хотели еделать заем в Германии, или
в Италии; но и там экономические дела были расстроены то католико-протестантскими
войнами, то войнами христиан с магометанами. Пока земские, послы изыскивали
на,еейме средства для отражения Турок, предвестники турецкого нашествия, Татары,
вторгнулись в Подолию и в Галицкую Русь, набрали ясыру, и увели в неволю несколько
знатных людей, в том числе князя Збаражского с его княгинею. Только потомок
воспетых думами братьев Струсей, отстоял окруженную Татарами в Ваварове сеетру
коронного гетмана, хотя и пал, изрубленный в куски, почти со всей дружиною своею.
Козакам панские бедствия были на руку: они залегли в степи на обремененных
добычею Татар, вломились ночью в один из их таборов, и награбленное у панов добро
сделалось добычею козацкою.
Гроза между тем приближалась. Турки обещали пощадить Польшу только под
условием платежа ежегодной дани во сто воней, навьюченных серебром, или же—
принятия магометанской веры. Польского посла в Стамбуле называли псом и грозили
половину его
52
.
свиты повесить на железных крючьях, а другую посадить гребцами на галеры.
Коронный гетман, приготовив наскоро к задержке турецкого вторжения пограничные
крепости Львов и Подольский Камянец, на коленях умолял сеймовое собрание спасать
отечество, и первый приносил в жертву все свое состояние. Назначен был поголовный
налог, не исключивший ни духовенства, ни королевских дворян, ни даже людей
безземельных. Но воеводства Киевское, Волынское, Подольское и Брадлавское до того
были опустошены крупными и мелкими татарскими набегами, что их от поголовного
налога освободили совершенно. Страшная опасность миновала, однакож, благодаря
интригам султанского сераля, в котором один беглербек подкопался под другого и дал
себя купить в пользу мира.
Но мир был заключен под условием уничтожения Козаков.
Уничтожить Козаков значило—организовать колонизацию украинных пустынь
таким образом, чтобы среди народа работящего и торгового не было места людям не
признающим никакой власти, кроме присуда своего добычного круга и избранного им
предводителя.
Мы видели, что польско-русские паны давно уже прилагали старания, чтобы
Украива, или Новая ИИольша, с одной стороны, не оставалась бесплодною залежью, а
с другой, чтоб она заслоняла от азиятцев колонии старинные, то-есть старую
Казимировскую Польшу. Но то были политико-экономические меры отдельных
личностей, искавших в малорусских пустынях независимости от магнатов, сильных
придворными происками. Теперь колонизация этих пустынь, простиравшаяся за черту
древних Яроедавовеких осад по реке Роси и за черту реки Сулы, отделявшей
Варяжскую Русь от земли Половецкой, сделалась предприятием польского
правительства, и соединилась в одно дело с обузданием козацкого своевольства,
называвшагося офици&зьно своевольством украинским (swawola ukraiсska) в том
смысле, что козаки составляли только часть того „розгардиаша*, который царствовал
на кресах или юго-восточных окраинах июльских владений. В следствие решения
варшавского сейма 1590 года обнародованы были Сигизмундом III два постановления,
которые могли бы спасти ИИольшу от рокового разъединения нашего с Русью, когда бы
ИИольша не была разъединена сама в себе доведенною до крайности шляхетскою
свободою.
Первое из этижь постановлений гласило следующее:
„Государственные сословия обратили наше внимание на то обстоятельство, что ни
государство, йи частные лица не извлекают никаких доходов из обширных лежащих
впусте наших владений
.
53
на украинском пограничье за Белою Церквою. Дабы тамошния земли не оставались
нустыыи и приносили какую-нибудь пользу, мы, на основании предоставленного нам
всеми сословиями права, будем цаздииват? эти пустыни, по нашему усмотрению, в
вечное владение дицдаь шляхетского происхождения за их заслуги перед нами и Речью
Посполитою14.
Второе постановление возлагало на коронного гетмана обязанность—образовать из
людей, проживающих в низовьях Днепра и за порогами, или каких-нибудь других,
пограничное войско, послушзде правительству и подчиненное главному начальству и
сотникам иЛи' шляхты, имеющей в Украине недвижимую собственность, с тем:
чтобы это войско ни водою, ни сухим путем в соседния государства не вторгалось;
чтобы оно проходящих тамошними местами купцов и никаких людей не полонило и
не грабило;
чтобы не только осужденных на смерть или лишенных чести, но и никаких иных
людей к себе не принимало;
чтобы в украинных местечках съестяые припасы, порох, селитра и другие
надобности продавались только тем низовцам, которые предъявят от своего начальства
свидетельства, а без свидетельства чтобы ни одного из них в местечки не пускали;
чтобы в королевских и панских городах, местечках и селах были поставлены
присяжные бурмистры, войты и ватаманы, которые бы, под смертною казнью, никого
не пускали на низ, ни в поле за добычею, а тем паче—за рубеж соседних государств;
кто же пришел бы с добычею из других мест, у того бы добычу отнимали, самого
добычника карали и покупать добычи никому не позволяла;
наконец, чтобы пограничные королевские чиновники и паны карали смертью
своевольных людей, проживающих в украинных поселениях, или имеющих там какие-
либо склады, а равно и тех присяжных урядников, которые бы отважились им
потворствовать.
Но правительство сознавало, что „пропустило время* для прекращения
„пограничной неурядицы и своевольства44, вовлекшего все польско-русское общество в
столь опасное положение. Мало того, правительство знало, что даже в личном составе
своем,' в среде сеймовых представителей малорусской шляхты разных
вероисповеданий, оно содержит не только козацких потаковников, делящихся с
полудикими наездниками их добычею, но и козацких пособни-
54
.
ков, предпринимавших вторжения в турецкия области совместно с так
называемыми низовцами.
Еще Стефан Баторий упрекал пограничных панов старост в том, что они
действовали заодно с низовыми добычниками^^аА вали их атаманам у себя пристанище
в таких городах, как Немиров и Киев, помогали им людьми и снарядами для походов,
навлекавших на окраины государства опустошительные татарские набеги. Сигизмунд
III, в заключение своего декрета, счел необходимым грозить карою de gverris тем
панам, князьям, старостам, державцам и шляхте, которые бы осмелились ходить
BJ.поле мимо ведома коронного гетмана, наезжать на соседния государства; или прятать
у себя козацкую добычу. До такой степени добычный быт преобладал тогда в Украине
над хозяйственным. До такой степени паны-колонизаторы дичали в удалении от
центральной гражданственности и окозачивались в исключительных видах личной
выгоды. Задача уничтожения Козаков была задачею перебора шляхетского общества и
подавления в нем разбойных элементов. Лучшие люди должны были вооружиться
силою обычая, закона и меча против худших, разумное меньшинство—против
неразмышляющего большинства, строители государства—против разрушителей.
С своей стороны козаки видели, что панское господство над пограничниками
держится людьми бездомовными, так называемыми панскими „слугами", то* есть
обедневшею шляхтою, которая не с добра делалась магнатскими осадчими, экономами,
дворецкими, предводителями надворных Козаков, даже подстаростиями и
подвоеводиями. Все они в своем положении на кресах имели более общего с низовыми
кочевниками, к которым зачастую и переходили из панской службы, нежели с
землевладельцами, которых родственные и приятельские связи были слишком выше их
служилого уровня. Видели также козаки, что великие панские дома, составлявшие на
Руси как бы удельные княжества, разделены между собою ссорою то за веру, то за
дигнитарства, то за границы новых займищ, то за призыванье чужих подданных в
украинные воли. По недавнему набегу Татар они знали, что кресовые можновладники
скорее дадут уничтожить свои замки смелым людям каждый порознь, нежели
позабудут соседские ссоры из-за нескольких панов отхваченной граничниками земли, а
тем более из-за оскорбленной гордости. Особенно ободряло козацких ватажков