на каждую – и похлопали по плечам. Двери открылись, программа запустилась вмиг – и ни единого сбоя… Пританцовывая, мы втиснулись в капсулу вшестером, пока Энтони Блейк отлаживал свой аппарат. Ни одна из нас не вспомнила про необходимость переодеться, принять нужные в определённом году лекарства. Ни одна не подумала о том, куда именно нас отправляют…
Улыбаясь на дюйм шире, чем обычно, Ровена уверяла, что прыгнет в Охоту вслед за нами, и отступала подальше от наших протянутых рук. Гул машины перебил смех, Энтони Блейк не успел войти внутрь, и…
Мы исчезли, чтобы оказаться здесь.
***
Криков становится всё больше. «Их число растёт, на ноги поднимают всех», – думаю я, стискивая ледяные пальцы.
Убийцы рыщут снаружи.
Убийцы, которые сами давным-давно мертвы…
***
Веселье выветрилось минут через десять, когда ни Ровена, ни её брат так и не появились рядом. Рубин – усилитель передачи материи – тревожно светился на запястье, но сколько мы ни трясли его, сколько ни нажимали, никак не проявлял своё действие. Позади чернел густой лес без единого портала, впереди – виднелась некая деревня: ни тебе пёстрых огней древнего Вегаса, ни нарядной подсветки Тауэрского моста. Возврата домой не происходило, и браслеты с каждой минутой всё больше напоминали детские игрушки.
– Что-то случилось с аппаратом, – убеждённо заявила Кейт. – Блейки позовут на помощь, я уверена!
Нас не пугали штрафы за незаконное использование Машины времени. Мы считали себя рациональными, независимыми и очень взрослыми. Умницами, рождёнными XXII веком…
Поэтому, поразмыслив ещё немного, мы потянулись вперёд, собираясь узнать, куда же нас занесло.
Это оказалось воистину фатальной ошибкой.
***
Пальцы колотит неудержимая дрожь. Перед внутренним взором вспыхивает лицо: чумазое, мальчишечье. На нём – белые от ужаса, вытаращенные глаза.
***
…Он выскакивает из кустов прямо перед нами и пятится в ответ на наше «Привет!».
Таращится на мою короткую юбку, рваные джинсы Саманты и кожаную курточку Бэт. Открыв рот, разглядывает «боевой раскрас» наших лиц и модные короткие стрижки. Он бормочет что-то, но мы не понимаем язык и только беспомощно улыбаемся.
Кейт шагает к нему, хочет поймать за рукав, говорит что-то ласковое и успокаивающее. Но мальчишка внезапно всхлипывает и бежит.
– Постой! Да постой ты!
Кейт бросается за ним, мы – следом, вот и деревня, близкий шум, топот босых ног…
А ещё – дым, что серой коброй поднимается над крышами, вьётся ввысь, разбрасывая в воздухе пепел. Целых три дымных столба и запах, заставивший меня остановиться.
– Кейт…
Мальчишка уже не один.
Тихо, очень тихо.
Краткое движение, блик света на металле. В руках у всех деревенских…
– Кейт, кажется, я знаю…
Рубин на моём запястье вдруг вспыхивает, точно волчий глаз, и тишина взрывается.
***
Первой упала Кейт. Милая, храбрая Кейт, которая вытирала мне щёки и учила никогда не показывать слабостей на людях. Кейт, с её острым, блестящим умом, что мог зарубить неотразимым доводом любого оппонента, оказалась зарубленной топором…
Мы бежали сломя голову. Не разбирали дороги и врезались в кусты и людей, слыша, как толпа позади что-то скандирует. «Ведьма!» – внезапно мелькнуло в мозгу, и первобытный страх вырвался наружу.
Убежать. Спрятаться. Забиться в любую щель!..
Я очнулась в каком-то переулке – одна, с нестерпимо колющим сердцем. Рядом – бочка с водой. Я бросилась к ней, чтобы смыть косметику. Помада размазалась красными пятнами, щёки покрыли кляксы туши. Окунувшись в бочку ещё раз, я поправила волосы и лихорадочно огляделась. В доме возле меня слышались далёкие голоса, подле зеленел садик, колыхалась развешенная у забора одежда. И я побежала, схватив первое попавшееся платье.
***
Голоса на улице наливаются яростью. Им нужна шестая ведьма, Охота должна быть закончена! Нервно глажу длинные, в завитках, волосы. Счастье, что я не остригла их тогда – я не любитель гоняться за модой – а вот девочки…
Всхлипываю, но слёзы не идут. Катастрофа столь велика, что я даже не могу плакать.
***
Платье и волосы спасли меня. Я брела по улочкам, изо всех сил пытаясь не сорваться на бег, и, не заговаривая ни с кем, искала четверых оставшихся. А потом нашла.
Пальцы конвульсивно дёргаются, царапают бесполезную пентаграмму. На дереве остаются пять глубоких следов, но я не вижу их. Перед глазами – Саманта Кейн, опутанная веревками, Саманта, сброшенная в воду с моста. «Всплывет – не всплывет?» – читаю на всех лицах.
И она всплывает. Почти бездыханной Офелией, что качается на поверхности перед окончательным уходом в глубину.
«Виновна», – вновь читаю на лицах.
И зажмуриваю глаза, когда в руках людей появляются камни.
Броситься вперёд, растолкать, помочь, спасти!..
…Не могу.
Безоружные, избалованные прогрессом и человечностью будущего… Мы были детьми, заброшенными в стальную клетку Средневековья.
На следующий день я увидела Джейн. У неё не было никаких шансов с её короткими волосами и зелёной прядью, что так любила заправлять за ухо, с её веселой татуировкой – смайлом на плече и пёстрыми, в два цвета, ногтями…
Ведьма. И по облику, и по сути.
Но разве ведьма может молиться?
Разве она может молиться, когда сверху уже натягивают петлю?!
Спотыкаясь, я брела дальше. Надежда отыскать ещё живых подруг билась где-то в виске. Заметив косой взгляд, я убыстрила шаг. Меня схватили за руку, но я вырвалась и, не выдержав, побежала.
Крики за спиной. Опрокидывая всё на своем пути, я неслась дальше и дальше, словно раненый зверь в свою нору…
Не знаю как, но теперь я на чердаке. Настоящей ведьмой в канун Дня всех святых, я сижу здесь вторые сутки. Я видела, как до пепла сжигали Мэри. Видела, как забрасывали землей ещё живую Бэт. А в далёком две тысячи сто двадцатом году Ровена Блейк красит глаза перед походом на работу. Узнаёт, что Кейт опять бросила Джека и исчезла, прихватив подруг. Ничего удивительного, профессионалов часто переманивают конкуренты… Что ж, надо утешить мальчика. Не волнуйся, дело не в тебе. Просто… Не судьба, понимаешь? А хочешь, я зайду к тебе вечером?
Никто не найдёт, никто не поймёт…
Медленно поднимаю голову с колен. Ведьмы существуют, теперь я точно знаю. Крики уже в доме. Чердак скрипит от ветра. Или это скрипят чьи-то шаги на лестнице?
Под дверью вспыхивает багровая полоска. Мгновение тишины – и удар. В темноту полетели щепки…
Закусываю губу, чтобы не закричать, и сижу тихо-тихо.
Homo Insomnias
Пот катился по бледному, как поганка, лбу. Стекал по шее, щекотно заливаясь под рубашку натуральным дождиком. Глаза со зрачками-точками казались обведёнными сурьмой,