В дверях появилась Кэти, изящная, обнаженная и стройная. Лицо ее исказила гримаса.
«Ты нашел ее?»
«Что нашел?» – Он выключил проигрыватель.
«Кассету, которую я уничтожила», – заявила она.
Он смотрел на нее, не в силах осознать услышанное.
«Несколько дней назад, – вызывающе бросила она. – Я была одна в квартире. Мне стало грустно – ты занимался какими-то глупостями у Вирджила, – и я поставила какую-то кассету, как надо, точно по инструкции. Но что-то пошло не так, и запись стерлась».
– В таких ситуациях говорят, что не случилось ничего страшного, – мрачно пробормотал Моль.
Эрик об этом знал, как тогда, так и теперь, но все же спросил сдавленным хриплым голосом:
«Какая это была кассета?»
«Не помню».
«Какая, черт бы тебя побрал?» – заорал он, теряя терпение, метнулся к полке, достал первую попавшуюся коробку, открыл ее и сразу же понес к проигрывателю.
«Я знала, что твои видеозаписи значат для тебя больше, чем я. Так было всегда», – бесстрастно заявила Кэти и окинула его взглядом, полным презрения.
«Скажи мне, какая это была кассета! – умолял он. – Пожалуйста!»
– Конечно, она вам этого не сказала, – задумчиво проговорил Моль. – Именно это ей и было нужно. Вам пришлось бы просматривать каждую кассету, чтобы обнаружить испорченную. Несколько дней просидеть за проигрывателем. Чертовски хитрая дамочка!
«Нет, – тихо проговорила Кэти, и лицо ее снова исказилось, на этот раз от ненависти к Эрику. – Я рада, что поступила так. Знаешь, что я собираюсь сделать дальше? Уничтожить их все».
Он тупо уставился на нее.
«Ты этого заслуживаешь, – продолжала жена. – Поскольку скрывал правду и не дарил мне всю свою любовь. Твое место здесь, где ты мечешься, словно зверь, охваченный паникой. Только посмотри на себя! Как же ты жалок! Весь трясешься и вот-вот разрыдаешься. Все из-за того, что кто-то стер одну из твоих невероятно важных кассет».
«Но это мое хобби, – возразил он. – Увлечение всей жизни».
«Как манная каша для младенца».
«Их нельзя восстановить. Некоторые из них есть только у меня в единственном экземпляре. Например, шоу Джека Паара».
«Ну и что с того? Знаешь что, Эрик? Ты сам-то на самом деле понимаешь, почему тебе нравится разглядывать мужиков по видео?»
Моль что-то проворчал. Его мясистое одутловатое лицо дрогнуло.
«Потому что ты педик», – заявила Кэти.
– Ох, – пробормотал Моль и моргнул.
«Ты на самом деле гомосексуалист. Честно говоря, сомневаюсь, что ты сам это осознаешь, но так оно и есть. Посмотри на меня, ну же! Вот же я – весьма привлекательная женщина, доступная тебе в любое время дня и ночи».
– Причем бесплатно, – язвительно заметил Моль.
«Тем не менее ты сидишь с этими кассетами, вместо того чтобы трахаться со мной в спальне. Искренне надеюсь, что стерла именно ту кассету. – Она замолчала и повернулась к нему спиной. – Спокойной ночи. Приятных игр с самим собой».
В это трудно было поверить, но голос ее звучал совершенно спокойно. Она повернулась и направилась по коридору – стройная, белая, нагая, спиной к нему. Эрик вскочил и бросился к ней, протягивая руки. Он догнал Кэти, крепко схватил ее, сжал пальцами мягкие руки и развернул лицом к себе.
Она смотрела ему в лицо и удивленно моргала.
«Я тебя…» – начал он, но тут же замолчал.
Доктор хотел сказать: «Я тебя убью».
Но холодная и рациональная часть его личности, скрытая где-то в глубинах разума, прошептала хладнокровный приказ: «Не говори так. Если скажешь – ты у нее в руках. Она никогда тебе этого не простит, будет мучить до конца жизни. Этой женщине нельзя причинять боль, ибо она умеет делать то же самое в тысячу раз лучше. Да, именно в этом состоит ее искусство – в числе прочих».
«Отпусти меня». – Ее глаза туманно блеснули.
Он отпустил.
Кэти немного помолчала, потерла руку и сказала:
«Эта коллекция видеозаписей должна исчезнуть из нашей квартиры до завтрашнего вечера. В противном случае между нами все кончено, Эрик».
«Хорошо», – кивнул он.
«Это еще не все, – продолжала Кэти. – Ты должен найти лучше оплачиваемую работу в какой-нибудь другой фирме. Чтобы я не спотыкалась о тебя на каждом шагу. А потом… посмотрим. Может, нам удастся жить друг с другом на новых условиях, более справедливых для меня. Так, чтобы ты мог обращать больше внимания на мои потребности, а не только на свои собственные».
Удивительно, но она идеально владела собой, что было достойно восхищения.
– Вы избавились от кассет? – спросил Моль.
Эрик кивнул.
– И в течение нескольких последующих лет прикладывали все усилия, чтобы справиться со своей ненавистью к жене?
Доктор снова кивнул.
– Ненависть к ней превратилась в такое же отношение к самому себе, – продолжал Джино. – Поскольку вы не в силах были вынести даже мысли о том, что боитесь одной-единственной женщины, очень могущественной личности. Заметьте, я говорю «личности», а не «женщины».
– Все эти удары ниже пояса, – начал Эрик. – Стертая кассета…
– Удар ниже пояса заключался не в том, что она стерла кассету, а в том, что не хотела говорить, какую именно, – перебил его Генсек. – Кроме того, она явно дала вам понять, что это доставляет ей радость. Если бы жена извинялась… Но такие люди, подобные женщины, никогда не просят прощения. Ни за что. – Он помолчал. – Бросить ее вы не можете.
– Мы спаяны друг с другом, – сказал Эрик. – Что случилось, то случилось.
«Мы причиняли друг другу боль по ночам, когда никто не мог вмешаться, подслушать и прийти на помощь, – подумал Эрик. – Нам обоим нужна поддержка, ибо это никогда не кончится. Ситуация будет лишь ухудшаться, разъедать нас все сильнее, пока наконец милосердная судьба…»
Но это могло длиться в течение многих лет.
Поэтому Эрик понимал желание смерти, которое испытывал Джино Молинари. Так же как и Генеральный секретарь, он мог представить ее как освобождение, единственное надежное избавление, которое существовало. А может, и не существовало никакого избавления – если учесть невежество, привычки и глупость всех людей, имевших к тому отношение, а также вневременную натуру человечества.
Собственно говоря, Эрик почувствовал, что его с Молинари связывает много общего.
– Один из нас испытывает невыносимые страдания в личной сфере, прячется от широкой общественности, пытается стать маленьким и незаметным. – Собеседник словно прочитал его мысли. – Второй страдает публично, в величественном римском стиле, словно пронзенный копьем умирающий бог. Удивительно. Полная противоположность. Микро– и макрокосмос.
Эрик кивнул.
– Во всяком случае, я лишь делаю вам еще хуже, – заявил Моль, отпустил руку Эрика и хлопнул его по плечу. – Прошу прощения, доктор Свитсент, давайте сменим тему. Открой дверь, мы закончили, – велел он телохранителю.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});