— Нам известно, — начал он, — что некоторые из землян для того, чтобы получить визу на Венеру, прибегают к различным уловкам, обману и нарушению клятвы гражданина.
Что ж, он был прав, так оно и было. Виноваты в этом сами венеряне, уподобившиеся японцам, которые век назад подобным образом заставляли европейцев отрекаться от Библии и топтать ее ногами. Эмиграционные законы венерян практически не оставляют человеку выбора. Или четыре-пять часов допроса, грубый досмотр багажа и унизительный личный обыск, или добровольное отречение от земной цивилизации, от рекламы, ее пропаганды и любых средств воздействия на общественное мнение (у них это называется: «Манипулирование общественным сознанием»). Попутно от допрашиваемого ожидалось, что он сделает одно-два оскорбительных выпада в адрес родного рекламного агентства. В зависимости от своих способностей к мимикрии, каждый мог облегчить или усложнить себе получение визы.
Но то, что проделывали со мной и с Митци, иначе, как грубым фарсом не назовешь. Услышав то, что изрек чиновник, я попытался было рассмеяться ему в лицо, но Митци поспешила опередить меня.
— Да, мы слышали кое-что об этом, — она бросила на меня предупреждающий взгляд. — Значит, это правда, а не просто слухи?
Таможенный инспектор отложил в сторону ручку и пристально посмотрел на Митци.
— Вы хотите сказать, что не уверены, правда это или ложь?
— Мало ли что люди болтают, — небрежно воскликнула Митци. — А начинаешь проверять и, оказывается, нет ни одного конкретного факта, подтверждающего это. Просто слухи. Кто-то слышал от знакомых, кто-то от друзей, а те тоже от кого-то… Я не верю, что добропорядочный и законопослушный землянин способен на это. Лично я никогда не совершала подобного поступка. Не совершал его и мистер Теннисон Тарб. Кроме того, что это аморально, нам пришлось бы со всей ответственностью отвечать за это, вернувшись на Землю.
Инспектор, наконец, весьма неохотно отпустил нас. Оказавшись за дверью, я шепнул Митци.
— Спасибо, ты спасла меня.
— Два года назад они решили ужесточить процедуру досмотра, — пояснила Митци. — Если бы мы, не дай бог, признались в том, что нарушили клятву, это попало бы в наши досье со всеми вытекающими отсюда последствиями.
— Странно, ты знаешь об этом, а я нет.
— Я рада, что ты это заметил, — не без злой иронии сказала Митци, и я понял, что она раздражена. — Прости, — однако тут же извинилась она. — У меня отвратительное настроение, я думаю мне нужно как можно скорее снять повязку. А там и наш корабль прибудет.
…Земля! Родина «гомо сапиенс», очаг подлинного гуманизма и цивилизации! Когда мы пошли на снижение, и я увидел у края посадочного поля ракету, ярко расписанную всякими надписями вроде «Эверет любит Алису», я окончательно поверил, что вернулся домой. О, эта народная выдумка и фантазия землян! Куда бедной Венере до этого.
В толчках и грохоте мы спускались с небес на земную твердь. Я с тревогой думал о незарубцевавшихся еще швах на лице Митци, но она, пристегнутая ремнями к сиденью, продолжала безмятежно спать.
Под нами была зелено-серая гладь океана с зловещими пятнами загрязнений и родной североамериканский континент с пестрым ковром городов, приветствовавших нас сквозь пелену смога. Солнце, которое мы оставили позади, снова встречало нас, когда мы, скользнув над океаном, делали еще и еще один разворот, чтобы сбить силу инерции и наконец плавно совершить посадку на просторах нью-йоркского космодрома. Добрый старый Нью-Йорк с его шумом, сутолокой и толчеей. Я чувствовал, как сердцу становится тесно в груди от переполнявших его гордости и счастья.
Я снова дома. А Митци проспала все.
Полусонная, недовольно морщась, она сидела в своем кресле и ждала, когда тягач подтащит нас к входу в вокзал.
— А ведь здорово снова вернуться домой, Митци, как ты считаешь, а? — восторженно воскликнул я, улыбаясь во весь рот.
Наклонившись в мою сторону к иллюминатору, Митци взглянула в него.
— Угу, — без всякого энтузиазма согласилась она, — Надеюсь, что…
Но мне так и не довелось узнать, на что она собиралась надеяться, ибо Митци вдруг отчаянно раскашлялась.
— Господи, что это? — наконец, передохнув, спросила она.
— Воздух Нью-Йорка, — успокоил ее я. — Ты просто отвыкла от него за эта полтора года.
— Почему же его не фильтруют? — почти жалобно простонала она.
Я не стал ей говорить, что воздух фильтруется, да еще как, ибо уже собирал наш багаж и готовился к выходу.
Было семь утра по нью-йоркскому времени. Вокзал был почти пуст, и это было хорошо. Однако полное отсутствие тележек для багажа и носильщиков мне не понравилось. Митци безразлично плелась за мной в ту часть зала, где мы должны были получить наш багаж.
Здесь меня ждал сюрприз в лице Вэла Дембойса, старшего помощника президента и главного управляющего Агентства. Розовощекий, с веселым блеском в глазах, тряся кругленьким брюшком, он семенил навстречу.
Я подумал, почему, черт возьми, я должен удивляться, что он встречает меня? Я неплохо поработал на Венере и вполне заслужил встречу на таком уровне. И все же. Агентство не пошлет своего высшего чиновника в такую рань встречать рядового сотрудника. Значит… и сердце радостно екнуло. Я протянул Вэлу руку.
— Здорово, Вэл, чертовски рад тебя видеть…
Но он, не замечая протянутой руки, устремился прямо к Митци.
У толстого коротышки Вэла лицо было такое круглое, что когда он улыбался, оно напоминало тыквенную маску в День Всех Святых. Поэтому когда он широко улыбнулся Митци, я испугался, что тыква сейчас лопнет, перерезанная улыбкой почти пополам.
— Митци-и, душка! — завопил он так, будто боялся, что она его не услышит, хотя подошел к ней совсем близко. — Чертовски соскучился по тебе, детка! — и привстав на цыпочки, он попытался чмокнул, ее.
Митци, вместо ответа, еще выше вскинула голову, поэтому Вэл своим приветственным поцелуем едва коснулся ее подбородка.
— Привет, Вэл, — сдержанно произнесла она.
Радужная улыбка сползла с лица бедняги, а я подумал, что вот сейчас Митци, из-за своей строптивости, возможно, упустила отличный шанс на повышение, если он у нее был. Но Дембойс уже привел в порядок свое лицо и снова улыбался так широко и радостно, словно ничего не произошло. Он даже похлопал Митци по бедру, правда торопливо и словно с опаской.
— Сорвать такой куш, Митци! Это замечательно! — Он отступил шаг назад, как бы любуясь ею, и подобострастно хихикнул. — Я снимаю шляпу перед тобой.
Я ничего не понял, и мне показалось, что Митци тоже, но в это мгновенье легкая тень прошла по ее лицу, и она еще крепче сжала губы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});