— От сидения в четырёх стенах кто угодно спятит.
— В какой-то степени он давно, как вы выражаетесь, спятил. Не вижу смысла подвергать его риску спятить ещё сильнее, столкнувшись с реальностью.
— Вот значит как, — прищурилась Гленда. Она не была уверена, что в данном случае стоит спорить, но делала это будто наперекор тем силам, которые, как ей показалось, толкали её к Ветинари. Она всё ещё помнила про корабли в штиль, но надеялась в этот раз выйти из ловушки без эмоциональных потерь. — Значит, запираете бедного старика, не давая ему и глотка свежего воздуха?
— Мисс Гленда, — Ветинари неодобрительно посмотрел на неё и отложил пиццу, впрочем, от куска уже оставалось меньше половины. — Чего вы добиваетесь? Чтобы я лишил почтенного старика места во дворце, которое он считает домом, и поддержки в виде материалов для его безумного творчества?
— Нет, — поспешила ответить Гленда, поняв, что, пожалуй, заходит слишком далеко, увлекшись этой словесной игрой. — Конечно, нет. Но вы могли бы, например, выпускать его погулять.
— И в очередной раз подвергнуть мир опасности? Впрочем, раз вас так волнует его судьба, обещаю — я познакомлю вас с Леонардом. Сможете у него сами выяснить, насколько он страдает от своего заточения.
— Не откажусь, — Гленда понятия не имела, зачем ей это нужно. Мало что ли она безумных учёных в своей жизни видела. — Хотите ещё пиццы? — спросила она смягчившись.
— Боги, мисс Гленда! — на этот раз возмущение в голосе Ветинари было явно притворным. — Разве можно делать такие неприличные предложения пожилым тиранам посреди ночи? Похоже, вас всё-таки завербовали мои враги — с целью медленно убить меня ожирением. Конечно, я хочу. Но, боюсь, ещё кусочек, и я просто не поднимусь со своего стула.
— Тогда десерт, — безмятежно отозвалась Гленда, чувствуя от этих слов непонятную садистскую радость — она-то со своего места спокойно поднялась (хотя, справедливости ради, кусочек она себе сразу отрезала поменьше). — Он очень лёгкий, — добавила она, увидев выражение лица Ветинари.
— Мисс Гленда, — это прозвучало почти как мольба, но затем он согласно махнул рукой. — Это будет стоить мне пары лишних часов кочегарной работы, но я не могу сказать “нет”. И будьте любезны, заварите чай. Я уже понял, что в этом вам нет равных.
— Будет исполнено, сэр, — отчеканила Гленда, затем нахмурилась, — или что в таких случаях говорит ваш секретарь?
— Обычно он говорит “да, ваша светлость”, и мне этого вполне достаточно, — отозвался патриций, откидываясь на спинку стула так лениво и вместе с тем элегантно, что любой кот мог бы позавидовать его сытой грации, — но на вас, как я смотрю, всё ещё оказывает влияние общение со Стражей. Ничего не имею против, если вас это развлекает, главное — не давайте им себя переманить.
— Не дам, — улыбнулась Гленда, разжигая огонь под чайником, но затем — по ассоциации со Стражей — внезапно вспомнила ещё кое-что, что волновало её в связи с Ветинари. Об этом они говорили с Шельмой, когда та рассказывала о своих первых днях в страже. О том, как пытались отравить патриция и том, что тогда погибли два невинных человека. И о том, что патриций разгадал загадку чуть ли не в самом начале.
Она едва не выпалила вопрос сразу же, но затем всё же прикусила язык, дождалась, пока вскипит чайник, поставила на стол маленькие кувшинчики, в которых десерты отлично хранились и смотрелись, залила заварку кипятком, и только после этого посмотрела на Ветинари, думая, как сформулировать вопрос, чтобы это не прозвучало очередной бестактностью.
— Спрашивайте, мисс Гленда, — взгляд Ветинари стал серьёзным и пронзительным. — От вашего невысказанного вопроса вот-вот задымится воздух.
Гленда поёжилась. И как он это проделывает? Жуткий тип.
— Госпожа Ветерок, — выдавила Гленда, так и не придумав лучшего начала. — Вы догадались раньше, чем Ваймс, но не предупредили. Почему? Простите, что спрашиваю, но я должна знать — люди, которые работают во дворце, кто они для вас? Просто игрушки, которые не жаль пустить в расход, если ситуация требует, а они, вроде как, сами виноваты — не нужно всё тащить в дом, или как? Об этом много говорили тогда в городе среди слуг.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Ещё в самом начале её вопроса, услышав имя, Ветинари помрачнел.
— Не игрушки, мисс Гленда, — ответил он, хмурясь. — И вы зря полагаете… — он отвернулся к окну и продолжил говорить, глядя на занимающийся рассвет. — Помните, что я рассказывал вам о крысах? Так вот, в тот день, когда я всё понял — это было утро, и Милдред Ветерок пришла менять свечи. Я чувствовал себя лучше, потому что накануне меня уложили спать, не зажигая этих проклятых свечей, и я слышал, что происходит в соседней комнате. Пришла служанка. Затем послышался топот бегущих ног. Кто-то что-то быстро сказал. Служанка вскрикнула и выбежала. Меня это заинтересовало. Тёмным клеркам я тогда доверять не мог, но мог позвать крыс — от них-то я и узнал, что произошло. А также о том, что они больше не едят огарки, потому что несколько их сородичей от этого умерло. Дело прояснилось мгновенно. Увы, слишком поздно для госпожи Ветерок.
В его голосе не было ничего трагического — он был тихим, даже монотонным. Но от того, как это звучало, Гленда едва не расплакалась. И жаль ей было не только покойную госпожу Ветерок и её внука, не только оставшуюся без бабушки и брата Милдред, но и, что удивительно, патриция. Похоже, он вовсе не такой бессердечный, каким хочет казаться.
— Простите, — сказала Гленда и невольно, поддавшись порыву, сжала в ладони запястье Ветинари, чьи руки безвольно лежали на столе, а пальцы теребили край салфетки.
Ветинари вздрогнул и посмотрел на неё. И опять — на несколько секунд, показавшихся бесконечно долгими, его глаза заслонили от Гленды весь остальной мир.
— С вами ничего подобного не случится, — произнёс Ветинари, внезапно сжав запястье Гленды в ответ. Тон его был серьёзен, как никогда прежде. — Я обещаю. С тех пор мы усилили меры безопасности, этого больше не повторится.
— Я… — Гленде понадобилось встряхнуть головой и отвести взгляд, чтобы убрать руку и избавиться от накатившего морока. — Я не из-за себя спрашивала. Я не боюсь. Просто мне важно было понять, кто мы для вас — люди из обслуги. Просто пешки, которыми можно жертвовать, или… Или нет.
— Пешки — возможно. Но, поверьте, мисс Гленда, — Ветинари улыбнулся, но явно искусственно, дежурно, — я очень не люблю жертвовать своими пешками. И те, кто вынуждает меня это делать, дорого за это платят.
“А ведь они правы! — поняла Гленда, глядя на этот несомненно хорошо отрепетированный спектакль. — Он действительно пытается казаться хуже, чем есть. Вот сейчас, ведь явно же на самом деле он не считает Милдред и её погибших родственников просто пешками. Но почему-то притворяется. Странно всё это…”
— Ешьте, — сказала она, не зная, что ещё можно предложить в такой ситуации. — Сейчас налью вам чай.
— Спасибо, — ответил Ветинари, и это, в отличие от предыдущей реплики, прозвучало просто и искренне. И ещё показалось, что благодарит он её не только за десерт.
Гленда приподнялась, чтобы долить кипятка в заварник. В кармане передника сдвинулась и упёрлась ей в ногу треклятая книга. И внезапно, в одну секунду, глядя на бегущую воду и вспомнив свои размышления по поводу романа, Гленда поняла, что было не так в её отношениях с Наттом.
За все те годы, что они провели в Убервальде, она ни разу не почувствовала, что он готов защитить её. Нет, не от смертельной опасности, вроде нападения глубинников на орочье поселение — когда это случилось, Натт весьма ловко орудовал “Прощением”, впрочем, и Гленда изрядно помогла ему, вооружившись самой тяжёлой из своих сковородок. Но когда речь заходила о простых вещах, вроде деревенских традиций или каких-нибудь дремучих убервальдских обычаев, Гленда чувствовала себя чудовищно беззащитной. Натт всеми силами стремился вписаться в общество и “вписать” в него свой народ. Поэтому, когда в городке по соседству на Гленду бросали осуждающие взгляды за слишком короткий рукав или слишком глубокий вырез, Натт не говорил им заткнуться или ей — не обращать внимания. Он — весьма вежливо и многословно — просил её больше так не одеваться. И если Гленде вздумывалось в каком-то споре встать на позицию, отличную от позиции леди Марголотты, она знала, что вряд ли получит поддержку Натта. В лучшем случае тот попытается примирить две точки зрения, но не выйдет при этом за рамки установленных леди Марголоттой правил.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})