Читать интересную книгу Блистательные неудачники - Леонард Коэн

26

Занимаясь своим исследованием, я как-то наткнулся на сведения об «Источнике Текаквиты». В каком-то учебнике о нем с душевной теплотой писал один

иезуит. «Il у a longtemps que je t'aime» [28]. Должно быть, я тогда устроил себе в библиотеке перерыв. В книжной пыли я мурлыкал под нос старую напевную мелодию. Я думал о ледяных потоках и чистых озерах. Пол-абзаца устами священника говорил Христос. Он вел речь о роднике, названном «Источником Текаквиты». Священник этот – не кто иной, как уже знакомый нам Эдуард Леконт, и из этой половины абзаца мне стало ясно, что он любил девушку. Священник скончался 20 декабря 1929 года – le 20 décembre 1929. Умер ты, отец. Этот иезуит запал мне в душу – сначала я к нему отнесся плохо, потому что мне казалось, что он писал для церкви, а не о Растущей Лилии. В тот вечер источник освежил меня, как в другой освежил снег. Я чувствовал его кристальную чистоту. Мой библиотечный закуток превратился в уголок сотворенного мира, заполнился холодными сияющими очертаниями сущего в его долженствующей форме. Entre le village, – писал он, – entre le village et le ruisseau Cayudetta – между деревней и речушкой Каюдетта, – au creux d'un bosquet solitaire, – в одинокой роще, растущей в низине, – sortant de dessous un vieux tronc d'arbre couvert de mousse, – вытекая из-под старой, покрытой мхом коряги, – chantait et chante encore de nos jours, – пел тогда и поет теперь, – une petite source limpide, – маленький чистый ключ… Из него-то девушка и брала воду – каждый день, девять лет кряду. Как же много ты знать должна была, Катерина Текаквита. Какое блаженство рассудочности, восхитительной рассудительности, восхищающей, как чистое сияние фактов, как ощущение кожи; какая же тоска по рассудочности одолевает меня сейчас по трезвости, обретенной среди истлевших оболочек шутих, ожогов, горящих жалостью к самому себе – осколочной фрагментации собственной личности. 3285 раз ты приходила к этому старому дереву. Да здравствует История, донесшая до нас эти сведения. Хочу знать тебя так же, как ты знала эту тропинку. Как же хорошо знакома эта маленькая тропинка твоим мокасинам из оленьей кожи. Мир насыщен ароматом леса. Он пропитал твои кожаные одежды, он следует за тобой, куда бы ты ни шла, им проникнут даже хлыст, который ты носишь с собой в котомке. Я верю в григорианское небо, где святых – хоть пруд пруди, да, безграмотный Папа Римский, я тебе верю. Тропинка наводнена фактами. Прохладный ручей, журчащий в соснах, и сейчас журчит так же, как тогда. Пусть факты вызволят меня из кухни. Пусть не позволят они мне играть собой, как колесом рулетки. Какое блаженство знать о том, что она делала.

27

Двадцать седьмой день пошел, как я начал, потому что обещал Ф. Ничего не помогает. Сплю как бог на душу положит, фильмы пропускаю. Ожогов много прибавилось. А дерьма все меньше. Кончились все «римские свечи» на двенадцать выстрелов, сгорели почти все шестьдесят четыре бенгальских огня, не осталось больше «свистящих бомб», которые и не думали свистеть, и этих так называемых «космических фонтанов». Все это – как грязное белье, но и настоящее белье тоже грязное, а когда-то, аккуратно упакованное в целлофан, оно сулило мне такие блестящие виды! Теперь у меня стали волосы расти из-под ногтей.

28

Если бы Эдит увидела эту комнату, ее бы вырвало. Ф., почему ты ради меня ее убил?

29

Сейчас я расскажу, как случилось, что у Ф. было такое потрясающее тело. Еще раз себе самому это объяснить хочется. КАК ТЕЛО ДЖО ПРИНЕСЛО ЕМУ СЛАВУ ВМЕСТО СРАМА: такое название мы прочли как-то днем на последней странице обложки какого-то американского комикса, когда нам было по тринадцать. Мы сидели на сундуках в заброшенном солярии на третьем этаже детского приюта. Крыша помещения была стеклянной, но там царил такой же мрак, как и в других комнатах, потому что все оно было покрыто сажей неправильно спроектированного каминного дымохода. Мы часто здесь прятались. ТЕЛО ДЖО было в центре внимания рекламного объявления о курсе культуризма. Путь Джо к успеху прослеживался на семи аляповатых рисунках. Смогу я их вспомнить?

1. Джо тощий, как скелет. Его ноги, как хилые палочки. Красные плавки висят на бедрах, как семейные трусы на вешалке. Рядом с ним смазливая подружка. Ее ляжки толще, чем у него. Зеркальность морской глади на заднем плане картинки резко контрастирует с тяжким испытанием, выпавшим на долю Джо – над ним глумится внушительного вида амбал. Лицо этого малого от нас скрыто, но подружка сообщает Джо, что этот тип – известный в тех краях возмутитель спокойствия.

2. На горизонте возникает маленький парус. Нам видна рожа громилы. Хорошо просматривается его раздутая от пива мощная грудь. Подружка обхватила руками коленки, задумавшись о том, почему согласилась пойти на пляж с таким слабаком. Громила заставил Джо подняться и ждать очередного оскорбления.

3. Парус скрылся. У самого моря маленькие фигурки играют в мяч. Появились чайки. Страдалец Джо стоит рядом с уходящей от него девушкой. Она надела белую шляпку с полями и отвернула от него груди. Она бросает ему реплику через правое плечо. Тело ее массивно, в нем видится зрелость материнства, грудь провисает. Складывается впечатление, что мышцы живота у нее растянуты.

ДЖО: У, амбал здоровый! Придет день – я с тобой поквитаюсь.

ОНА: Пусть это тебя не беспокоит, малыш!

4. Комната Джо, или то, что от нее осталось. Картина с разбитым стеклом криво висит на зеле-

ной стене. Люстра с разбитым абажуром качается из стороны в сторону. Сам он в бешенстве бьет ногой по стулу. На нем голубой спортивного покроя пиджак, галстук, белые полотняные брюки. Он сжимает кулак, чем-то напоминающий клешню, – его рука похожа на птичью лапу. Рядом с головой картинка, на которой изображена воображаемая подружка в объятиях амбала-хулигана, которому она травит постыдные байки о хилом теле Джо.

ДЖО: Будь все проклято! Мне выше крыши надоело, что меня считают чучелом! Чарльз Аксис [29] говорит, что может мне сделать настоящее тело. Ладно! Рискну-ка я марочкой, чтобы получить его БЕСПЛАТНУЮ книжку.

5. СПУСТЯ КАКОЕ-ТО ВРЕМЯ. Неужели это Джо? Он играет тугими мускулами, стоя перед зеркалом.

ДЖО: Неплохо! Как же быстро Аксис меня в форму привел! Какие МУСКУЛЫ! Пусть только этот амбал теперь попробует меня пальцем тронуть!

Интересно, это на нем все те же красные плавки?

6. Пляж. Девушка вернулась. Она неплохо проводила время. Тело ее расслаблено, бедра заметно округлились. Глядя на разительную перемену, произошедшую с Джо, она вскинула левую руку в жесте удивленного восхищения. Джо только что сильным ударом, обведенным ореолом электрического сияния, врезал амбалу по челюсти так, что тот слетел с катушек, вылупив глаза от боли и неожиданности. На заднем плане все тот же пляж, за ним спокойная морская гладь.

ДЖО: Aгa! Ты снова здесь! На, получи должок!

7. Девушка кладет правую руку на впечатляющие бицепсы Джо. Ее левая рука не видна – ее заслоняет массивная грудь Джо, однако проницательный зритель понимает, что сзади она засунула ее в тугие плавки Джо и играет его яйцами.

ОНА: О, Джо! Все-таки ты СТАЛ настоящим мужчиной!

Сидящая рядом на песке симпатичная девушка восклицает: «О боже, какое у него потрясающее тело!»

Расположившийся рядом с ней мужчина с завистью говорит: «Здесь все только о нем и судачат!»

Джо стоит молча, заткнув за резинку плавок большие пальцы, и смотрит на девушку, которая похотливо прижимается к нему. На небе начертаны крупными жирными черными буквами два слова, от которых лучами расходится сияние. Никто из персонажей картинки вроде не в курсе этой шутки небес, взрывающей безмятежное спокойствие морского пейзажа. Объявление, начертанное на небесах, гласит: «ГЕРОЙ ПЛЯЖА».

Ф. долго вглядывался в рекламные картинки, а мне хотелось продолжить заниматься тем, для чего мы там уединились, – возиться, ласкать друг друга в душной пыли, сравнивать длину волосков, наслаждаться общением с другом и сжимать в руке два члена: один знакомый и жаждущий, другой – теплый и странный, живая плоть по всей* длине. Но глаза Ф. затуманились, и дрожащими губами он прошептал:

– Эти слова всегда сияют в небе. Иногда они даже видны, как месяц днем.

Свет дня мглисто угасал за покрытыми сажей стеклами крыши. Я молча ждал, пока настроение Ф. изменится, и, должно быть, заснул, потому что вскоре вздрогнул от звука ножниц, которыми Ф. что-то резал.

– Что ты там стрижешь, Ф.?

– Объявление Чарльза Аксиса вырезаю.

– Хочешь его послать?

– Пошлю, чтоб мне провалиться.

– Но это же для худых ребят. А мы жирные.

– Не суй свой нос в чужой вопрос.

– Мы же жирные, Ф.

Плюх! Шлеп! Бац!

– Жирные.

Хрясь! Трах! Бум!

– Жирные жирные жирные жирные!

Я чиркнул спичкой, которую стянул где-то, и мы оба склонились над упавшим на пол комиксом. Справа от объявления была помещена фотография мужчины, державшего в руках плакат с надписью: «Мужчина самого совершенного телосложения в мире». Ох, как же я это отчетливо помню! Он красовался на отрывном купоне в безупречно сидевших плавках.