Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кончиком ногтя Татиза поддела блестку, приклеившуюся к чулку, прилепила ее в центр маленького созвездия на подоле юбки и начала сосредоточенно счищать с колена засохшую каплю. Рассеянно обвела вокруг себя взглядом, ни на чем не останавливаясь. И мрачно проговорила:
— Ты так считаешь?
— Что я считаю?
— Что он умирает?
— А, это да. Эти дела я знаю, навидалась, знаю, как бывает. Эту ночь он не переживет.
— Но ты уже однажды ошиблась, помнишь? Сказала, что он при смерти, умрет с минуты на минуту… А он на следующий день молока попросил, такой радостный.
— Радостный? — изумленно воскликнула служанка и почмокала фиолетово-красными губами. — Во-первых, я не говорила, что он умрет, я сказала, что он очень плох, — вот что я тогда сказала. Но сегодня все иначе, Татиза. Я только заглянула в дверь, мне даже не надо было входить, чтобы понять, что он умирает.
— Но когда я там была, он спал, и так спокойно, Лу.
— Это не сон. Это другое.
Отшвырнув юбку, девушка резко поднялась. Подошла к столу, взяла бутылку виски и принялась отыскивать рюмку среди беспорядочно разбросанных флаконов и ящиков. Она оказалась под пуховкой от пудры. Девушка подула внутрь, выдувая со дна рисовую пыль, и выпила всю стопку большими глотками, не разжимая зубов. Выдохнула через рот и протянула бутылку негритянке:
— Хочешь?
— Я уже выпила много пива, не хочу мешать.
Девушка налила в рюмку еще виски.
— Моя краска еще не потекла? Посмотри на веках, зелень не смазалась? В жизни так не потела, у меня как будто вся кровь кипит.
— Ты слишком много выпила. И еще эта беготня… Не понимаю, зачем столько блесток, в толчее они все равно все отлетят. А главное, я не могу больше сидеть, как подумаю о Раймундо, там, на углу…
— Ты жуткая зануда, Лу! Заладила одно и то же: Раймундо да Раймундо! Он что, не может подождать, этот тип?
Женщина не ответила. Рассеянно улыбаясь, она прислушивалась к доносившейся издалека музыке и фальцетом подпевала: «И она зарыдала… и она зарыдала…»
— На прошлом карнавале я попала в группу «бродяг», повеселилась от души. Так танцевала, что даже каблуки сбила.
— А я в это время загибалась от гриппа, помнишь? Но на этот раз я уж свое возьму.
— А отец как же?
Девушка медленно отерла платком белесые от клея кончики пальцев. Глотнула еще виски. И снова запустила палец в банку с клеем.
— А ты чего хочешь? Чтобы я сидела здесь и заливалась слезами? Этого ты хочешь? Чтобы я посыпала голову пеплом, встала на колени и молилась, тебе этого надо? — Она пристально глядела на кончик пальца, покрытый блестками. На юбке поблескивал брошенный наперсток. — Что я могу сделать? Что я, бог, что ли? Чем я виновата, если ему хуже?
— Я и не говорю, что ты виновата, Татиза. Упаси бог, отец твой, не мой. Делай, как считаешь нужным.
— Но ты все время твердишь, что он умирает!
— Так он действительно умирает.
— Ничего подобного! Я тоже заглядывала туда, он спит, умирающие так не спят.
— Ну, значит, не умирает.
Девушка подошла к окну и подняла лицо к фиолетовому небу. На тротуаре группа мальчишек поливала друг друга водой из пластиковых тюбиков. Мимо прошел мужчина, одетый женщиной, неестественно выворачивая ноги в туфлях на высоченных каблуках. Мальчишки бросили игру и засвистели ему вслед. Один из них, постарше, бросился за мужчиной, выкрикивая: «Пойдем со мной, красотка, пойдем со мной!» Девушка равнодушно наблюдала сцену. Потом рывком подтянула чулки, резинками прикрепленные к трусикам.
— Я вся в поту, как загнанная лошадь. Если бы не краска, я бы сейчас влезла под душ, что за идиотизм краситься раньше времени.
— Я тоже больше не выдерживаю в этом шелке, — проворчала служанка, засучивая рукава кимоно. — Эх, сейчас бы холодненького пивка! Что я люблю, так это пиво, хотя Раймундо предпочитает кашасу. В прошлом году он пил три дня беспробудно, и мне пришлось идти одной на карнавал. Моя повозка была красивее всех. Море изображала. Жаль, ты не видела, какие там были сирены, все в жемчугах. И еще пират, рыбак, морская звезда, все было! А на самом верху раковина то закрывается, то открывается, и в ней — морская царица вся в драгоценностях…
— Ты опять ошиблась, — прервала ее девушка. — Не может быть, чтобы он умирал. Не может. Я была там раньше тебя, и он преспокойно спал. И сегодня утром он даже узнал меня, так смотрел, и улыбнулся. У тебя все хорошо, папочка? — спросила я, а он не ответил, но я видела, что он прекрасно понял, что я сказала.
— Чего ему это стоило, бедняге!
— Как это, стоило?
— Ну, знает, что у тебя сегодня бал, не хотел расстраивать.
— О господи, как трудно говорить с дураками! — не выдержала девушка, сбрасывая с кровати на пол груду одежды. Она пошарила в карманах брюк. — Ты не брала моих сигарет?
— У меня своя марка, мне твои не требуются.
— Ну послушай, Лузинья, послушай, — вновь начала девушка, расправляя цветок в волосах негритянки. — Я не выдумываю, я уверена, что он узнал меня сегодня утром. Знаешь, я даже думаю, что он почувствовал какую-то боль, потому что у него вытекла слеза из глаза на парализованной стороне. Я никогда не видела, чтобы он плакал этим глазом, никогда. Понимаешь, только на парализованной стороне, и слеза такая темная…
— Он прощался.
— Ты опять за свое, дрянь такая! Хватит дурочку валять, ты будто хочешь, чтобы это случилось именно сегодня. Почему ты все время это повторяешь, а? Ну почему?
— Ты сама спрашиваешь, а потом не хочешь слушать. Врать я не собираюсь, Татиза.
Девушка заглянула под кровать и рывком выдернула оттуда туфлю. Наклонившись, она коснулась зелеными волосами пола. Поднялась, оглянулась вокруг. Опустилась на колени перед негритянкой, держа в руках банку с клеем.
— Ты не заглянула бы туда на секунду, а?
— Так ты хочешь или нет, чтобы я наконец закончила это? — Женщина раздраженно разлепляла покрытые клеем пальцы. — Раймундо, небось, уже остервенел от ожидания, будет мне сегодня на орехи.
Девушка вскочила с колен, сердито засопела и забегала по комнате, как зверь в клетке. Попавшуюся на дороге туфлю она отшвырнула ногой в сторону.
— Все этот проклятый врач. Это он виноват, скотина.
Я говорила ему, что не могу оставаться в доме, я говорила, что не умею ухаживать за больными, ну не умею — и все! Если бы ты была доброй женщиной, ты бы мне помогла, но ты просто эгоистка и зануда, которая знать ничего не желает. Эгоистка ты, вот кто!
— Ну знаешь, Татиза, в конце концов, это твой отец, а не мой. И разве я не помогала все эти месяцы, как его хватил удар? Я не жалуюсь, он человек хороший, бедняга, но побойся бога, сегодня не могу! Я и так вожусь тут с твоей юбкой, хотя мне уже давно пора быть на улице.
Усталым жестом девушка открыла дверцу шкафа. Взглянула в зеркало. Сжала складку на талии.
— Я поправилась, Лу?
— Ты? Поправилась? Да у тебя кожа да кости, девушка. Твоему-то, поди, и ухватиться не за что, а? Или есть?
Татиза похотливо шевельнула бедрами и засмеялась. Глаза заблестели.
— Ради бога, Лу, кончай скорее, в полночь он должен прийти за мной. Он заказал зеленое пьеро.
— На мне тоже однажды было пьеро. Правда, уже давно.
— Он приедет на Тайфуне. Чувствуешь, какой шик?
— Это что еще такое?
— Это такая шикарная красная повозка. Ну что ты на меня уставилась, Лу, давай быстрее, ты что, не видишь… — Она тоскливо провела рукой по шее. — Ах, Лу, ну почему он не остался в больнице?! Ему было так хорошо в больнице…
— В бесплатных больницах всегда так, Татиза. Они не могут возиться с больными, которые умрут неизвестно когда, на улице другие ждут.
— Я уже несколько месяцев мечтаю об этом бале. Он прожил шестьдесят шесть лет. Что, ему трудно прожить еще день?
Негритянка встряхнула юбку и придирчиво осмотрела ее, держа на вытянутых руках перед собой. Потом снова положила на согнутую руку и склонилась над тарелкой с блестками.
— Еще кусок остался.
— Только один день…
— Помоги мне, Татиза, вдвоем мы вмиг управимся.
Теперь обе работали не отвлекаясь. Руки то и дело бегали от банки с клеем к тарелке и от нее к юбке, которая была похожа на зеленое изогнутое крыло, отяжелевшее под блестками.
— Сегодня Раймундо меня убьет, — вновь начала причитать негритянка, налепляя блестки почти наугад. Она провела тыльной стороной ладони по мокрому лбу, и внезапно ее рука повисла в воздухе. — Слышишь?
Девушка откликнулась не сразу.
— Что?
— По-моему, я слышала стон.
Татиза опустила глаза.
— Это на улице.
И они снова склонили головы, сблизив их под желтым пятном абажура.
— Послушай, Лу, ты не могла бы сегодня остаться, а? Только сегодня, — начала девушка робко. Потом осмелела: — Я бы отдала тебе свое белое платье, помнишь, то самое? И туфли, они еще новые, ты сама знаешь, что новые. А завтра можешь уходить, можешь уйти, когда захочешь, только сегодня, Лу, ради бога, останься сегодня!
- Тот, кто бродит вокруг (сборник) - Хулио Кортасар - Современная проза
- Здесь, но где, как - Хулио Кортасар - Современная проза
- Здесь, но где, как - Хулио Кортасар - Современная проза
- Жизнь хронопов и фамов - Хулио Кортасар - Современная проза
- Что нами движет - Хулио Кортасар - Современная проза