– А где Тима Маслов? Почему его нет? – спрашивали товарищи друг друга.
А произошло с ним вот что.
Пролетев Березину, Маслов забеспокоился:
– Мы на своей территории?
– На своей, – ответил штурман. – А что случилось? Почему мотор не работает? – произнес Новиков растерянным голосом.
– Не знаю, – только и мог услышать штурман от своего командира.
Высота уже не более трехсот метров. Вдруг двигатель взревел, и самолет рванулся вперед.
– В чем дело? – что есть силы крикнул Новиков по СПУ. А Маслов поворачивается, возле левого виска крутит указательным пальцем и этак с улыбкой отвечает:
– Растяпа я, забыл переключить баки. Давай курс домой.
Новиков тут же дал летчику курс на свой аэродром.
– Жора, смотри, еще наши идут на переправу.
Навстречу летели три самолета. «Вроде как Су-2», – подумал Новиков. Но в это время один из них круто разворачивается вправо, штурман четко увидел на фюзеляже и сверху плоскости черные кресты. Увидел их и Маслов и скорее инстинктивно, чем сознательно, пошел на снижение. Но вражеский самолет уже зашел в хвост Су-2.
Новиков нажимает на гашетку, но длинная трасса проходит мимо. Фашист скрывается за хвостом самолета Маслова, Новиков не видит его.
«Где он? Что делать? Может, снизу подошел так близко, что в упор полосонет, и сейчас конец?» – пронеслось в голове Новикова и он засуетился в кабине, пытаясь заглянуть за киль то справа, то слева. А в это время, не спеша, как в замедленной киносъемке, из-за киля появляется сначала левая плоскость, а затем и фюзеляж гитлеровского истребителя. Самолеты разделяли какие-то тридцать метров. Георгий отчетливо видит в кабине рыжую шевелюру, перехваченную дужкой наушников. Новиков мгновенно берет его на прицел, посылает длинную очередь. Трасса впивается прямо в кабину и мотор. «Мессер» не успел сделать ни единого выстрела, резко клюнул вниз, а через несколько секунд Новиков увидел на земле большой взрыв.
– Тимка!! – неестественно громко крикнул штурман. – Смотри, как мы вогнали фашиста в землю!
Маслов повернул голову назад, и на его лице Новиков не заметил ни малейших признаков восторга, наоборот, он с каким-то безразличием бросил:
– Теперь вижу, что ты не из робкого десятка. Наверное, первый в полку открыл счет сбитым фашистам.
Но Маслов только внешне казался безразличным. В душе он радовался такой победе. Два других истребителя пошли прежним курсом, в бой не вступали, надеясь, что хватит и одного, чтобы разделаться с советским самолетом.
Маслов произвел посадку вслед за своей группой и вместе с Новиковым доложил командиру полка, как все было, а потом собрал звено под крыло своего самолета для разбора первого боевого вылета. О сбитом самолете сказал в конце, как бы между прочим. А разговор начал с себя. И с таким гневом говорил о своей оплошности со злополучными кранами переключения бензобаков, что со стороны казалось, будто разносит какого-то провинившегося летчика.
Таким был Маслов. Несмотря на самолюбие, он не только перед подполковником Мироненко, но и перед своими подчиненными не скрывал личных просчетов. Общее дело всегда ставил на первое место и не боялся подорвать свой авторитет.
Вскоре в полк прилетел начальник разведки 21-й армии и сразу же поинтересовался, кто сбил «Мессершмитт-109» в такое-то время.
– Летчик Маслов и штурман Новиков, – ответил командир полка.
Новиков явно был рад: в первый боевой день он первый в полку сбил фашистский самолет. Маслов же внешне не выдавал восторга, хотя внутренне гордился своим штурманом.
Группа, возглавляемая подполковником Мироненко еще находилась в воздухе, когда на задание повел третью эскадрилью Федор Болдырихин. После войны с Финляндией капитан Болдырихин командовал эскадрильей. В полку Федор был новичок, но вскоре о нем все знали как об отличном летчике-ночнике. На его груди сверкал орден Красного Знамени.
…Это было в морозный февральский день 1940 года. После выполнения задания за линией фронта на озеро Мулояви сел наш подбитый бомбардировщик. А в нем люди. В любой момент их могли обнаружить и схватить вражеские солдаты. Болдырихин получил приказ вывезти попавших в беду товарищей. Он полетел не только без бомб, но и даже штурмана не взял.
– Найду их и без штурмана, а лишнее свободное место нужно мне позарез, – сказал Болдырихин, готовясь к полету.
Над огромными лесными массивами пролетел линию фронта в притирку к макушкам деревьев. В небе и на земле была тишина: ни единого выстрела по самолету. Но радоваться еще рано. «Надо точно выйти на озеро, – подумал Болдырихин, – смогу ли сесть на лед, выдержит ли? Может, там уже враг поджидает?» По расчету времени – скоро цель. Летчик «горкой» набрал высоту, и перед его взором простерлось застывшее озеро.
«Где же подбитый самолет, где экипаж?» – рыщет глазами Болдырихин. Наконец видит справа по курсу на ослепительно белом снегу едва различимый серебристый силуэт СБ, немного в стороне три человека энергично жестикулируют руками. Когда Федор проходил над ними, один вдруг упал и распластал руки. Теперь с воздуха летчик отчетливо видел маленькую темную букву «Т» – знак для посадки. Он уже убрал газ, предельно сосредоточил внимание на лежащем человеке: надо сесть точно возле него – ни дальше, ни ближе. На мгновение бросил взгляд влево и внутри у него похолодело: из лесу выскочила машина, немного проехала по озеру, оставляя за собой глубокий след, затем остановилась, из крытого кузова высыпались автоматчики и побежали в направлении наших.
«Успеть бы… Хотя бы успеть…», – стиснув до боли челюсти, повторял Болдырихин и «скольжением» быстро несся вниз. У самого снежного покрова он выровнял самолет. Через несколько секунд лыжи заскользили по снежной глади. Справа к летчику, спотыкаясь и проваливаясь в глубокий снег, бежали три человека в тяжелых меховых комбинезонах и лохматых унтах, а слева неслись трассы автоматных очередей. Капитан подрулил к запыхавшимся товарищам и, хлопая огромной меховой рукавицей по борту кабины, что-то кричал. Хотя его услышать невозможно, но и так было все понятно: каждая секунда дорога, вражеские солдаты уже метрах в пятистах от самолета, они на ходу палят из автоматов. А тем временем два летчика, обессиленные от такого тяжелого бега, с трудом влезли в кабину штурмана. Третьему это никак не удавалось. Автоматные очереди вспарывали искристый снег уже недалеко от самолета. Из штурманской кабины кто-то схватил карабкающегося за высокий меховой воротник комбинезона и потащил к себе. Капитан Болдырихин развернул самолет на лыжный след, оставленный при посадке, и пошел на взлет.
Из кабины торчали ноги в меховых унтах, но самолет уже был в воздухе, а на озере осталось только снежное облако, сквозь которое проскакивали огненные пунктиры – вражеские солдаты от злобы палили теперь просто в небо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});