И тут с внезапным ужасом осознала, что, видимо, даже не просыпаясь, душной ночью скинула ночную рубашку и теперь распростерлась на кровати в чем мать родила. Обжигающая краска стыда залила всю ее — от макушки до кончиков пальцев на ногах, она лихорадочно схватила простыню и закуталась в нее.
— Не смущайся, дорогая, — в глазах его заплясали веселые искорки. — Мне приятно видеть тебя такой… раскрепощенной. Сам я всегда сплю обнаженным. — Лори невольно представила себе то, что таилось за этими словами: вытянувшееся на постели с ленивой грацией длинное, стройное загорелое тело. — Кроме того, я отнюдь не впервые вижу голую женщину. Но впервые, охотно признаю, вижу такую красавицу: с такой нежной белой кожей, столь восхитительно-свежую, напоминающую мне дивный спелый плод, еще никем не тронутый.
Лори ощутила неторопливо нарастающую внутреннюю дрожь, но ни в коем случае нельзя допустить того, чтобы он почувствовал это тоже и лишний раз потешил свое самолюбие.
— Что тебе нужно? — сухо спросила она.
— Лишь насладиться твоим пробуждением. — Двусмысленность этих слов не стала менее явной от того, что произнесены они были с отменной учтивостью. Лори попыталась встретиться с ним взглядом, но засмущалась и опустила глаза. — И сказать, что пора вставать. Мы едем в Венецию.
Венеция… Лори невольно ощутила радостное волнение. Четыре года назад ее буквально околдовал этот романтичный и сказочный из всех городов мира; несколько месяцев она только о нем и говорила. И даже всего лишь на прошлой неделе предложила Джеймсу провести здесь медовый месяц, но тот лишь снисходительно улыбнулся и сморщил нос, проворчав что-то о канализации и загрязненной воде. И вот теперь… Лори закусила губу при мысли о чудовищной иронии судьбы.
Она взглянула на то место, куда спрятала фотографию, и с ужасом обнаружила, что из-под подушки выглядывает уголок серебряной рамки. Алекс тоже смотрел на него, слегка нахмурившись. Лори попыталась засунуть ее обратно, но Алекс опередил ее. Он вытащил фотографию, повертел в руках, и она увидела, как сурово сдвинулись его брови, а каждая черточка его точеного лица стала жестче.
— Что это такое, черт побери? — Он брезгливо держал портрет двумя пальцами.
— А что, непонятно? Это портрет моего жениха.
— По-моему, ты несколько неточно выразилась. — Голос его был тих, угрожающе тих.
— Как раз точно. — Что-то словно взорвалось в ней, напрочь отметая благоразумие и страх. — Что бы ты ни принуждал меня делать, я по-прежнему люблю Джеймса.
Глаза Алекса сузились.
— Мне кажется, — медленно произнес он, — было бы полезнее для тебя — а для него и подавно, если бы вы расстались изящно. — Губы Алекса искривила легкая усмешка. — Слуги вряд ли решат, что это — фотография твоего эстрадного кумира.
Стиснув зубы, Лори смотрела, как фотография исчезает в кармане его темно-синего шелкового халата.
Теперь Алекс склонился над ней, и тут только Лори поняла, что под небрежно запахнутым халатом у него тоже ничего нет. Треугольник загорелой груди в мелких завитках влажных после душа волос оставался открытым; на коленях халат расходился от движений мускулистых бедер.
Каждая клеточка тела Лори вопила, что надо спасаться: выбежать ли сломя голову из комнаты, выпрыгнуть ли из окна — неважно как. Он присел на постель, и ее тело оказалось в ловушке под натянутой простыней; он приподнял ее и усадил на кровати. Лори забилась в отчаянии, но он взял ее за подбородок, грубо повернул лицом к себе, испытующе глядя на нее.
— Надеюсь, мы обойдемся без затей, мой ангел?
— Затей? Не понимаю, о чем ты, — выдавила она из себя.
— Гм. — Его пальцы сильнее сжали нежный подбородок, так что Лори буквально почувствовала, как на нем выступают синяки. — Позволь мне лишь предупредить тебя на всякий случай, что если кое-кто намеревается появиться в поле зрения на белом коне, чтобы вызволить даму сердца…
«Вызволить!» От потрясения кровь бешено застучала у нее в висках. Неужели Алекс умеет еще и читать мысли?
— Ты подразумеваешь Джеймса? — Каким-то чудом ей удалось заставить свой голос звучать как ни в чем не бывало.
— Разумеется. Или за кулисами выстроилась целая очередь воздыхателей?
— Чтобы вызволить меня из твоих когтей? — Она вздохнула. — Нет, увы. И не стоит беспокоиться, Алекс, — за это представление она, без сомнения, заслужила бы «Оскара», — Джеймс слишком щепетилен…
— Да, это глупо с моей стороны… — Вновь его тонкие губы искривились в усмешке. — Этот щепетильный мистер Форсит. Но все же, ради такой женщины, как ты… — Слова его обжигали, словно капли кислоты: — И ты, надеюсь, не настолько неразумна, чтобы попытаться сделать из меня еще большего дурака. Ведь в следующий раз не будет полумер. Я полностью уничтожу «Пэджет» и все, что с ним связано.
Алекс отпустил ее, но она лежала, словно парализованная, а он сжал правую руку в кулак, словно хотел беспощадно раздавить что-то — или кого-то — насмерть.
— Я достаточно ясно выразился?
— Да. — Ей пришлось собрать все силы, чтобы ее голос звучал отчетливо. — Я прекрасно поняла тебя, Алекс.
— Хорошо. Разумеется, все это касается очень краткого промежутка времени. После чего…
Он помолчал. И Лори не удержалась от вопроса:
— После чего — что?
— После чего мы поженимся, — промурлыкал он. — И я хочу сделать все, чтобы ты больше никогда не вспоминала ни о Джеймсе Форсите, ни о каком-либо другом мужчине!
Тут ноздри Лори наполнил аромат мыла, пряный запах одеколона и теплый, живой запах мужского тела. Впоследствии она твердила себе, что именно смесь всего этого, проникшая в каждую клеточку ее тела, была виной тому, что она глядела на него, широко раскрыв глаза, и даже приоткрыла губы, когда Алекс склонился и припал к ее рту во властном, собственническом поцелуе.
Лори беспомощно лежала в его объятиях, придавленная мощной грудью Алекса, и сначала его губы, а затем и язык поглотили сладость ее рта, наполняя собственной влажной свежестью. Голова у Лори закружилась, она закрыла глаза, и у нее из горла вырвался слабый стон.
Она смутно ощутила, как рука Алекса заскользила вниз по ее шее, поверх тонкой хлопчатобумажной простыни, и застыла на ее груди. Очень медленно он принялся поглаживать ее ладонью, это нежное прикосновение было почти нестерпимо; перед глазами Лори в бешеном темпе закружились звездочки. И когда ее собственная рука конвульсивно вцепилась во все еще влажные темные волосы Алекса, она ощутила, как сосок затвердел и напрягся под его теплой ладонью.
И лишь после этого Алекс прервал поцелуй. Губы его заскользили вниз по ее шее, время от времени чуть пощипывая разгоряченную кожу. Тело Лори натянулось, словно тетива лука, и она почти бессознательно выгнулась навстречу его поцелуям. Алекс припал ртом к ее соску, и когда он куснул его зубами, тело ее содрогнулось — частью от боли, частью от упоения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});