Она смело выпускала из лапок первую трапецию и ловко хваталась за вторую, со второй перепрыгивала на противоположную сторону площадки, потом спускалась по гладкому шесту вперед на землю и, довольная, вспрыгивала мне на плечо, получая в виде жалованья сочный персик.
Так моя лемура сделалась «королевой воздуха». Но раз моя королева устроила мне весьма неприятную неожиданность своим чересчур высоким полетом.
Я играл с друзьями-животными в летнем цирке одного из приволжских городов. На цирке была парусиновая крыша; эта крыша поднималась на двух мачтах с поперечной перекладиной снизу вверх посредством блока. Внутри цирка был длинный канат, который поднимал и опускал крышу; он был привязан за боковой столб-мачту.
И вот раз лемура, исполнив прекрасно свой номер, спустилась, как всегда, вниз по шесту, но почему-то не побежала ко мне за персиком, а помчалась по арене цирка, прыгнула на канат и быстро, как молния, забралась на самый верх купола… Еще момент, и зверёк скрылся в темной дыре верхушки крыши…
Цирк был полон. Неожиданный полет лемуры вызвал взрыв аплодисментов. Публика думала, что этот гигантский прыжок входил в программу чудесных полетов длиннохвостой «королевы воздуха». Дети кричали:
— А как она оттуда спустится? По канату?
— А что теперь будет?
— Она улетела, как птичка в небо.
Но птичка улетела в небо и не возвращалась.
Мое сердце сжималось от страха… потерять навсегда маленького товарища!
После представления, когда публика уже разошлась, я с помощью служителей и артистов окружил снаружи цирк и, несмотря на мрак ночи, увидел темный силуэт лемуры, сидящей на верхнем конце балки. Она казалась чортиком со своими блестящими прекрасно видящими в темноте круглыми глазами-фонариками.
Я крикнул в темную бездну неба:
— Лемурочка, милая, иди сюда! Лемурочка!
Но темное изваяние странного животного не двигалось; казалось, она не слышала человеческих голосов, забыла о цирке, о людях, даже обо мне, которого она так нежно любила, и унеслась мыслью далеко-далеко на свою родину — жаркую Австралию…
Лемура мучила нас всю ночь, и только к рассвету, когда очень проголодалась, спустилась обратно ко мне на плечо, очнувшись от сладких грез…
Участвовала лемура и в общем номере, так называемом «варьетэ».
На столе на арене ставился маленький игрушечный театр. Лемура поднимала занавес, звонила в колокольчик, зажигала электричество и изображала в театре режиссера.
Один из артистов — дикобраз, который должен был стрелять из пушки, перед открытием представления раз неожиданно выстрелил и этим так сильно напугал лемуру, что она убежала в ложу, перепугав в ней сидящих. В ложе поднялся крик и визг детей.
С этих пор я никак не мог заставить лемуру забыть этот выстрел и по обыкновению исполнять ее обязанности. Память у лемуры была поразительная…
Раз лемура перепугала до смерти мою маленькую дочь-гимназистку. Вот как девочка описала этот случай:
«Нас распустили на каникулы 22 декабря. Придя домой и набрав в карман хлеба, сахару и конфет, я отправилась кормить животных. Больше всех я любила лемуру вари-ката, пушистую полуобезьяну с острова Мадагаскара, с остренькой черной мордочкой, с большими ничего не выражающими желтыми глазами и длинным пушистым хвостом.
Она протягивала ко мне замшевую лапку, обнимала меня и прижималась к моей груди. Вари часто бегала на свободе, забегала к нам в столовую и, наевшись фруктов, свертывалась клубочком на кресле. Научившись отворять дверь, Вари сама выходила из клетки и прямо бежала к нам…
30 декабря мне пришло в голову погадать. Папа и мама рано легли спать. В комнатах потушили свет.
Долго сидела я на кровати молча; мне не хотелось спать, несмотря на то, что было уже 11 часов. Я встала и на цыпочках вышла из комнаты, прошла в посудную и, взяв два прибора, свечу и зеркало, пошла в греческий зал, где была наша столовая.
Поставив приборы и свечу на стол, я стала смотреть по сторонам. Дверь в музей отца была открыта, и чучела на стенах нелепо обрисовывались.
Сев с ногами на стул, я стала ждать, что будет. Мысли мои были далеко; я совсем забыла, где я и почему тут сижу.
Внезапный стук в дверь заставил меня вздрогнуть, оторвав от мыслей. Я осмотрелась кругом. Погруженные в мрак высокие своды зала с мраморными колоннами казались мне таинственными… От колонн и мраморного пола веяло могильным холодом. Зловеще смотрели со скал чучела животных, а скелет морского льва точно шевелился, оживал…
Стук повторился. Дрожь пробежала по моей спине; руки задрожали; холодные капли пота выступили на лбу. Я взглянула в зеркало, и мне сделалось еще страшнее…
Не смея оборачиваться, я смотрела в зеркало и невольно прислушивалась к малейшему шороху. И вдруг я услышала, что ручка двери тихо, скрипя, зашевелилась… Вот скрипнула дверь и чуть приоткрылась; наступила гробовая тишина, в которой, мне казалось, я ясно слышу биение моего сердца… Страх сковал меня по рукам и ногам…
Из зеркала на меня смотрели два блестящих желтых глаза… Часы гулко пробили двенадцать…
В следующий момент две замшевые лапки обвили мою шею, и пушистая головка легла мне на плечо.
Тяжело дыша, встала я со стула, держа на руках маленькую лемуру, и вышла из комнаты.
Утром я проснулась с тяжелой головой и, как сквозь сон, вспоминала ночное происшествие».
Летом 1914 г., перед самой войной, я поехал за границу, куда ездил лечиться каждый год. Перед отъездом я зашел попрощаться с моими зверьми.
Слон долго не отпускал меня, держа мою руку своим хоботом, и две мокрые полоски от слез обозначились на щеках его…
Но еще трагичнее была разлука с лемурой. Когда я прощался с нею, она как-то особенно ласково положила свою бархатную головку ко мне на плечо, и в ее глазах виднелась такая печаль, что мне невольно стало как-то не по себе.
— Ты что, Варичка? — пробовал я успокоить ее, гладя по головке и по спинке.
Золотистые круглые глазки лемуры смотрели на меня, как будто что-то хотели сказать; лемура стала мне лизать руки и шею…
Я уехал; война надолго задержала меня за границей, и я не скоро попал домой.
Что сделалось с моей лемурой? Тяжело описывать трогательный конец этого маленького, нежного создания. Я и не подозревал, что она так любит меня…
Я уехал, а она сидела неподвижно по целым часам, как изваяние, устремив глаза в одну точку. Она тосковала обо мне и не хотела брать пищи… Она ничего не ела и околела от тоски и голода…
Слон Бэби
I РАННЕЕ ДЕТСТВО БЭБИ
Его привезли в небольшом ящике, скрепленном железным каркасом. Наверху, в маленькое окошечко ящика, часто высовывался кончик хобота.