Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лиловая-Два опять мотает головой, но на этот раз медленно, испуганно и недоуменно.
9. Фэритас
Feritās ~ātis, ж.
1. (о животных) дикость
2. (о людях) грубость
Я смотрю в окно, лежа в новой постели. Мне досталась целая комната. Восход над особняком Дравика искусственный, розово-золотой с зеленым, его проецируют на гладкий горизонт оси, где живут благородные, но он все равно прекрасен. Теперь понятно, почему мать хотела, чтобы я когда-нибудь увидела его.
Я открываю виз и ставлю таймер на одну минуту. Обхватываю себя руками, вызывая призрак воспоминаний об объятиях. Сжимаю руки еще сильнее. Мать никогда не увидит восход – об этом позаботился мой отец.
И попытался сделать так, чтобы не увидела и я.
Десять. Девять. Восемь…
Неужели он так ненавидел меня?
Семь. Шесть. Пять…
Шрам на ключице пульсирует. Нет.
Четыре. Три. Два…
Если бы он ненавидел нас, если бы любил… если бы испытывал к нам хоть какие-то чувства, он пришел бы и сам убил нас.
Один.
Слезы вытерты. Ступни на холодном мраморном полу.
В коридорах особняка тихо и пусто, в блеклом солнечном свете кружится пыль. Не движется ничто, кроме меня. Ничто не дышит, хотя великолепные семейные портреты, статуи и золоченая мебель почти кричат о роскошной жизни. Среди этой зловещей безжизненности я смотрю на портрет зеленоглазого мальчика, слабо улыбающегося пустоте, которая его окружает, пустым костям. Лунная Вершина не гробница, а скелет, давно покинутый огромным чудовищем. Вдруг по коридору проносится ветерок, и я словно примерзаю к полу: откуда-то тянет теплым благоуханием выпечки. Должно быть, рядом кухня. Если закрыть глаза, можно почти ощутить вкус – вкус хлеба, смеха и нежности.
Пока все не кончится.
Мои требования, согласно договору, следующие:
Первое – в течение двадцати четырех часов после моей победы в поединке один из семерых должен умереть, а Дравик предъявить мне на виз доказательство причастности умершего к убийству матери. Второе – он не потребует от меня ничего, кроме верховой езды. И третье – после завершения Кубка Сверхновой он обеспечит мне безболезненную смерть.
Дравик выдвинул лишь одно требование: кто бы ни спросил у меня, кто я такая, я обязана называться полным именем – Синали фон Отклэр.
Потому что теперь это и есть мое имя.
На визе Дравика, зависшем над полированным столом, накрытым для завтрака, отображается мое свидетельство о рождении. Имя «Синали Эмилия Уостер» заменено на «Синали фон Отклэр». Имя моего отца и мое соединились. Я швыряю в голограмму стаканом с водой, который попадается мне под руку, и она гаснет, осыпаясь дождем голубых пикселей. Дравик даже не поднимает глаз от яичницы и тоста, его волосы песчаного оттенка старательно зачесаны назад, белоснежный шейный платок накрахмален. Я занимаю место напротив него, вода растекается лужицей посреди стола.
– Как вы добились, чтобы регистратор родословных изменил его? – спрашиваю я.
– А как ты смогла убить своего отца? – невозмутимо парирует Дравик, и у меня чуть не вырывается ответ: угрозами и шантажом, ранами и наркотиками – чем угодно. Если надо было, я замолкала. Если требовалось, умоляла. Терпела побои, наносила побои и наблюдала за побоями, словно со стороны, выйдя из своего тела, лежащего на постели, но ничего подобного я не говорю.
Дравик жизнерадостно улыбается, поднося к губам чайную чашку.
– М-м, полагаю, у каждого из нас свои способы достижения цели, верно?
За окнами роскошной столовой медленно умирает сад с пожелтевшей травой и чахлыми тюльпанными деревьями. В воздухе витает аромат свежесваренного кофе. Входит Киллиам и неторопливо вытирает воду со стола. Зачем вообще понадобилось менять мою фамилию на Отклэр? Выдать меня за Литруа было бы гораздо проще, это привлекло бы меньше внимания. Если только…
– Вы хотите, чтобы двор узнал, что у вас в наездниках бастардка, – выпаливаю я. Дравик пропускает мое заключение мимо ушей.
– Судя по тому, как выглядел кекс сегодня утром, ты скорее уничтожила его, чем съела. А для тренировок тебе нужны силы, так что попытайся хорошо позавтракать.
– А позволят ли благородные, чтобы наездником стала бастардка вроде меня? – допытываюсь я.
– Это не им решать. Тебе понравился Ракс?
– Понравился?
– Я видел короткое видео вашей стычки перед поединком. Хорошо, что ты была в шлеме, иначе он мог бы стать проблемой. И это до сих пор не исключено.
Я хмыкаю.
– Вряд ли. Похоже, ума в нем не больше, чем в мешке с железными опилками.
– Синали, интеллект в широком понимании не требуется для достижения победы – достаточно умения нанести удар, когда твой противник допустит ошибку. А он определенно раззадорил тебя.
Его намек мне не нравится.
– Я способна держать себя в руках.
Дравик напевает себе под нос. Робопес устроился у его ног. Я нерешительно улыбаюсь ему, но он, не обращая на меня внимания, кладет голову на лапы. Стол вытерт, Киллиам приносит мне тарелку, на которой горой лежит яичница и мясо, но ее содержимое занимает меня гораздо меньше, чем то, что старик то и дело шмыгает носом.
– Киллиам болен? – спрашиваю я.
– Кажется, у него аллергия.
– Наверное, это от пыли. Старому человеку сложно прибраться здесь как следует. – Готова спорить, что не Дравик пек тот кекс, а Киллиам. – Я могла бы ему помочь.
Дравик улыбается:
– Если после дня тренировок у тебя еще останутся силы, сделай одолжение.
Нахмурившись, я ковыряюсь в яичнице. Пес смотрит на меня, склонив голову набок. А, так мне удалось привлечь твое внимание? Пока Дравик встает и отходит, чтобы налить себе чаю из самовара, я бросаю кусочек яичницы на пол. Приблизившись к нему, пес принюхивается к угощению, лежащему в пыли, и заглатывает его целиком.
– Ты хоть чувствуешь вкус?
В ответ на мой вопрос пес рычит, но при виде еще одного кусочка яичницы с любопытством склоняет голову набок. Я хихикаю:
– Какой же ты непостоянный!
Возвращается Дравик, и пес спешит снова занять место под его стулом.
– Следующие два месяца Киллиам будет отвечать за твое питание. Наша основная задача – нарастить тот минимум мышечной ткани, который требуется, чтобы управлять боевым жеребцом как можно быстрее и безопаснее.
В памяти всплывает Ракс со всей его показной красотой мраморного изваяния. И то, как его тело замерло подо мной в ожидании, напряженное и обжигающе горячее… Я презрительно кривлю губы.
– А я уверена, что верховая езда – это не только бугры мышц.
– Не только, – соглашается Дравик. – Но свою ментальную совместимость с боевыми жеребцами ты уже доказала, вот я и беспокоюсь об остальном. Так мы начнем?