Открылось широкое поле для исконных посреднических функций еврейских масс и для индустриальных предприятий зажиточного класса. Гражданская эмансипация, полная или частичная, открыла евреям доступ к свободным профессиям инженеров, врачей, адвокатов, журналистов, чиновников. Расширилась сфера хозяйственной деятельности, но вместе с тем расширилась и площадь трений между евреями и окружающим населением, обострилась конкуренция, всегда питавшая юдофобию. Здесь главный источник вышеупомянутых «общественных реакций», тормозивших ход политической эмансипации. В Западной Европе эти экономические трения в связи с проникновением евреев в национальную культуру окружающей среды породили антисемитизм к концу XIX века, а в Восточной Европе с ее отсталым общественным строем усилили старую юдофобию в средневековых формах, с погромами и ритуальными процессами.
Все эти перевороты совершались на протяжении 125 лет (1789— 1914), периода очень короткого по масштабу еврейской истории, но наиболее «динамического» из всех ее периодов. Резкие колебания этой динамики заставляют историка делить новейший период на следующие короткие эпохи, которые в общем совпадают с эпохами политической истории современной Европы:
1) Эпоха первой эмансипации (1789—1815), когда французская революция провозгласила равноправие евреев, а некоторые другие государства либо установили равенство граждан, либо начади вводить реформы с целью улучшения еврейского быта (вошедшие в состав Наполеоновской империи Голландия, Италия и части Германии, а до некоторой степени и Россия в начале царствования Александра I).
2) Эпоха первой реакции, общеевропейской (1815—1848), когда эмансипация сменилась повсюду, кроме Франции и Голландии, полным или частичным возвратом к прежнему гражданскому бесправию евреев.
3) Эпоха второй эмансипации (1848—1880), когда после революций 1848 г. в Германии, Австрии и Италии установился либеральный конституционный режим, который привел к юридическому, хотя и не фактическому, равноправию евреев, а «эпоха великих реформ» в России вызвала там эмансипационное движение среди еврейских масс.
4) Эпоха второй реакции, антисемитической (1881—1914), когда общественный антисемитизм в большей части Западной Европы сделался силою, препятствующей проведению в жизнь полного равноправия евреев, а юдофобия реакционной России боролась путем гнета и погромов с освободительным и революционным движением еврейских масс.
§ 12. Ассимиляция и национальное движение
В тесной связи с внешними процессами эмансипации и реакции находятся внутренние процессы ассимиляции, с одной стороны, и национального сознания —с другой. Под «ассимиляцией» подразумевается либо стихийное поглощение евреев культурою окружающих народов, либо сознательное отрицание своей национальности вне чисто религиозной сферы и причисление себя в каждой стране к господствующей нации. В основе этой денационализации лежат два разнородных двигателя: гуманистический и утилитарный. Первый из них не нов в еврейской истории. В различные эпохи, под влиянием мировых культурных движений в известных слоях еврейства центробежная сила получала перевес над центростремительной, тяготение к «общечеловеческой» культуре периферии — над тяготением к самобытной национальной культуре. Так было в Палестине в эпохи господства финикийской и ассиро-вавилонской культуры, затем в диаспоре Передней Азии и Египта (Александрия) при господстве греко-римской культуры, а позже в эпоху арабского ренессанса на Востоке и в Испании. С особенной силой проявился подобный кризис в новейшее время. После ряда веков крайней замкнутости западное еврейство поддалось европейскому просветительному движению XVIII века и его космополитической идеологии. Эпоха Мендельсона и французской революции развили в верхних слоях еврейского общества огромную центробежную силу. Лозунгом дня стало: от национального к общечеловеческому! Начался процесс приобщения евреев к европейской культуре; но так как в действительности однородной культуры Европы не было, а была культура французская, немецкая, английская и вообще окрашенная в тот или другой национальный цвет, то и различные группы еврейского народа фактически усваивали в каждой стране его национальную культуру, т. е. сливались с французами, немцами и т. д. Гуманистическое устремление выродилось в отречение от еврейской национальности ради другой, господствующей в данной стране.
Если бы это нормальное (при ненормальности положения еврейского народа в диаспоре) центробежное движение было предоставлено самому себе, оно было бы с течением времени уравновешено естественным противодействием своей соперницы, центростремительной силы; односторонний процесс ассимиляции натолкнулся бы на историческую тягу к своему, национальному, или к синтезу его с универсальным. Но тут к гуманистическим мотивам ассимиляции присоединились мотивы утилитарные. Ассимиляция была втянута, как боевой лозунг, в борьбу за и против эмансипации. Противники эмансипации из христиан доказывали, что гражданское равноправие не может быть дано обособленной группе людей, имеющей характер нации. Во всех странах повторялся в XIX веке довод аббата Мори во французском Национальном собрании (1789): «Слово «еврей» есть название не секты (религиозной труппы), а нации». На это эмансипаторы возражали характерными словами либерала Клермон-Тоннера в том же собрании: «Евреям, как нации, следует отказывать во всем, но евреям, как людям, еледует все предоставить». После долгой борьбы побеждали сторонники эмансипации: гражданское равноправие давалось евреям в предположении, что они в данной стране составляют не национальную, а только религиозную группу среди господствующей нации. Когда, уже после эмансипационного акта 1791 года, Наполеон I усомнился в отношении самих евреев к этому вопросу, он созвал в Париже собрание еврейских представителей из всей Французской империи и, под угрозою лишения гражданских прав, вырвал у них признание, что «евреи ныне не составляют нации» («Aujourd’hui que le juifs ne forment plus une nation[13] et qu’ils ont 1’avantage d’etre incorpores dans la grande nation» ...). Перед Парижским Синедрионом (1807) стояла альтернатива: либо объявить еврейство нацией, а не только религией и сразу лишиться благ гражданской свободы, распространявшейся на всю Наполеоновскую империю, либо отречься от своей национальности, признав себя частями господствующих наций, и пользоваться равноправием[14]. Утилитарные соображения взяли верх — и акт отречения был подписан.
Впрочем, многие могли bona fide подписать такой акт за себя и своих единомышленников, ибо число, стихийно ассимилированных на Западе было уже тогда весьма значительно, а с каждым годом оно росло. Одним из проявлений ассимиляции был отказ германских и французско-эльзасских евреев от своего народного языка, подготовленный пропагандою мендельсоновской школы со времени немецкого перевода Библии; общегосударственный язык проложил себе путь во все сферы народной жизни, в семью и школу, в литературу и даже в синагогу. Новые поколения постепенно отчуждались от еврейства. Поколения Генриетты Герц, дочерей Мендельсона и Рахили Левин, героинь «берлинского салона», затем Берне и Гейне, Маркса и Лассаля — таковы этапы культурной революции. Правда, параллельно шли ряды деятелей культурной реформации: Фридлендера и Якобсона, Риссера и Гейгера, но что же говорили реформаторы от имени своего народа? Они повторяли лозунг парижского Синедриона: мы по национальности принадлежим к окружающим народам; нет еврейской нации, а есть немцы, француза, англичане, исповедующие иудейскую религию. В этих заявлениях, делавшихся обыкновенно в