лгите мне, Горрин. 
– Я, скорее, отрезал бы себе язык и прислал бы вам его в конверте в качестве свидетельства моей несравненной честности.
 Доктор Доу даже не поморщился, как он это делал обычно, стоило доктору Горрину выдать очередную черную шутку, и тогда аутопсист окончательно убедился, что дело весьма серьезное.
 – Почему вы решили, будто тот, кого вы ищете, здесь? В котором часу он скончался?
 Доктора Доу словно иглой кольнуло от этого «скончался». Он видел Леопольда Пруддса только вчера. Этот мальчишка сидел на стуле у него в кабинете, полнился переживаниями и раздирающими его противоречиями, и вот теперь он…
 – Меньше пятнадцати минут.
 – Но в морг не поступал молодой человек в указанное время. За весь вечер ко мне в гости зашла лишь мадам Тикс, подавившаяся горстью часовых стрелок, – он кивнул на свою «пациентку».
 – Мне не до шуток, Горрин!
 Доктор Доу шагнул к аутопсисту, и тот отшатнулся, потянув за собой и тело. Нога мадам Тикс сползла со стола – казалось, женщина решила слезть на холодный плиточный пол, но в последний момент передумала.
 – Грейхилл сказал, что его отправили туда, куда попадают все тела из больницы. – Доктор Доу ткнул рукой в крышку люка на стене. – Шахта мертвецкого лифта оканчивается в вашем морге. И если в ней нет никаких развилок, мой пациент должен быть здесь.
 Доктор Горрин опустил взгляд – слишком резко, и этим выдал, что что-то знает.
 – Говорите, Горрин! Где он? Где мой пациент?
 – Я могу потерять работу… – отчаянно залепетал аутопсист.
 – Если вы сейчас же не скажете мне…
 – Последняя! – воскликнул вдруг доктор Горрин и достал из мертвого тела часовую стрелку, которую все это время наощупь нашаривал.
 Швырнув ее в судок, к еще дюжине окровавленных стрелок, он принялся лихорадочно вытирать руки полотенцем. На лице доктора Горрина проступила внутренняя борьба, проходившая сейчас в его голове. Вряд ли он так уж опасался увольнения – скорее, аутопсист действительно боялся того, о чем спрашивал доктор Доу.
 – Хорошо, – наконец принял он решение, – только не зовите меня «Горрин»: всякий раз кажется, что вы велите мне гореть. Я ведь просил вас называть меня Грегори.
 – Мы это обсудим после. Что вы скрываете? Это как-то связано с доктором Загеби? Вы знаете, кто он?
 Услышав это имя, доктор Горрин вздрогнул, но испытывать терпение доктора Доу еще больше не осмелился.
 – Я слышал… ходят слухи.
 – Что еще за слухи?
 – О докторе Загеби предпочитают не болтать, и все же по больничным коридорам и лестницам ползет шепот. Одни говорят, доктор Загеби состоит в штате больницы, другие уверяют, что у него частная практика, а третьи – что его и вовсе не существует. Сам я никогда его не видел, но порой мне попадаются на глаза отчеты, подписанные буквой «З». Однажды я пытался узнать, кто их составляет, но мне намекнули, что, если я сам не хочу отправиться на… кхм… прием к доктору Загеби, мне не стоит задавать лишних вопросов.
 Доктор Горрин замолчал и бросил испуганный взгляд на дверь морга, как будто за ней кто-то стоял. После чего вышел из-за секционного стола и, подойдя к доктору Доу, зашептал:
 – Мне известно только то, что доктор Загеби забирает себе часть покойников из больницы. Никто не знает, зачем они ему, но все уверены, что он проделывает с ними нечто ужасное. Единственное, в чем все сходятся по поводу этого доктора, это то, что он – лучший в своем деле. Не имею понятия, что это за дело такое… Вы сказали, доктор Доу, что, если в трубе нет развилок, то все трупы должны попадать сюда, но… – Горрин на миг смолк и снова поглядел на дверь, будто бы прислушиваясь, – дело в том, что в ней как раз таки есть развилка. Один путь ведет ко мне, но второй…
 – Куда? Куда он ведет?
 – В старый морг.
 Доктор Доу дернул щекой. Именно этого он и опасался.
 Подземный зал на глубине трех этажей под больницей давно перестали использовать в качестве морга. Уже около двадцати лет там располагалась котельная, во тьме которой билось паровое сердце, питающее все здание: газовое освещение, отопление, лифты, хирургические машины… Котельная была мрачным местом, куда практически никто никогда не спускался. Больничные старожилы уверяли, что там живут призраки всех, кто умер в стенах лечебницы.
 А еще там однажды произошло то, что умертвило последнюю доброту в сердце доктора Доу.
 Только лишь подумав об этом, вспомнив, он почувствовал болезненный скрип внутри, словно шестеренка споткнулась о шестеренку.
 – Доктор? С вами все в порядке?
 Натаниэль Доу глубоко вздохнул, насильно успокаивая себя, и ему это удалось – ярость, охватившая его с момента, как он перешагнул порог больницы, забралась обратно в футляр – в голове будто один за другим щелкнули замки. Его глаза сузились, в них появилась холодная решимость.
 Доктор Горрин не моргая следил за ним и сразу же понял, что он задумал.
 – Только не говорите, что вы собираетесь…
 – Именно это я и собираюсь.
 – Но…
 – Подвальщик все еще там?
 – Да, но…
 – Благодарю за сведения, Горрин.
 Не прибавив ни слова, доктор Доу развернулся на каблуках и направился к выходу из морга.
 Доктор Горрин пораженно глядел ему в спину. Высокая фигура в черном стремительной тенью скрылась в коридоре. Дверь захлопнулась. Ее стук вырвал аутопсиста из оцепенения – он вздрогнул, поспешно снял фартук, подхватил сюртук с саквояжем и бросился следом.
 Граммофон на стуле все продолжал вещать, игла скользила по пластинке, а из витого рога вырывалось:
  Гляди во тьму, давай, гляди, вон там, внизу, ты видишь?
 Давай я покажу тебе в колодце кое-что, гляди, вон там, внизу. Ты видишь?
 Что? Ничего не видишь? Ты наклонись вперед… немного… Ну же! Все еще не видишь?
 Склонись чуть ниже, ниже – да,