том, что не стоило ей этого говорить. – Почему я в больнице? 
– Вы получили серьезные травмы. Поглядите.
 Сестра Грехенмолл взяла прислоненное к стене зеркало и подняла его над кроватью, направив на пациентку.
 Лиззи не узнавала себя. На нее глядело жуткое и в то же время испуганное существо. Ее лицо опухло, оно все было в багровых ссадинах, на разбитой губе запеклась кровь, а под носом алели две тонкие алые дорожки…
 Она отвернулась и заплакала.
 – Ну-ну, – с безразличием в голосе утешил ее доктор и кивнул сестре Грехенмолл – та убрала зеркало. – Вы помните, при каких обстоятельствах получили эти травмы?
 Лиззи сморщила лоб, и голова отозвалась болью. Воспоминания продирались сквозь нее, как полк солдат в игольное ушко. Солдат? Почему она подумала о солдатах? Верно! Тот человек говорил о солдате…
 – Я… на меня напали. – Лиззи вспомнила кривобокий шапокляк и чьи-то жесткие пальцы, прижимающие к ее лицу зловонную тряпку. – Кладбище… меня схватили. А потом… – Она снова попыталась подняться, но не смогла пошевелить ни рукой, ни ногой. – Почему я… я не чувствую собственное тело!
 Доктор не ответил. Вместо этого приблизился и взял ее обеими руками за лицо. Лиззи вскрикнула, но он не остановился – стал ощупывать ее, надавливая пальцами на ссадины. Она зажмурилась и взвыла от боли.
 – Не кричите, мисс, мне нужно вас осмотреть. Нам требуется проверить вашу… гм… пригодность. А для этого вы не должны шевелиться. Лучше расскажите мне, у вас есть родственники? Быть может, супруг?
 – Т-только Хмырр. Он мой брат. Больше никого.
 – Замечательно. А позвольте поинтересоваться, какие у вас с братом отношения? Теплые? Он будет о вас беспокоиться?
 – Конечно! Сообщите ему, он должен знать…
 Доктор Грейхилл слишком сильно надавил на опухшую щеку Лиззи. Сквозь все ее тело ветвящейся нитью прошла судорога. Она открыла глаза и увидела Его…
 Он стоял за спиной сестры Грехенмолл, в своем сальном котелке и бушлате с красной полоской на воротнике. Его редкие длинные волосы влипли в потное багровое лицо, губы сложились в ехидной улыбке. Еще бы – Он нашел ее…
 – Нет! – закричала Лиззи. – Я тебе не достанусь! Хмырр не позволит! Он снова спасет меня!
 Губы старшего пешего вещателя Боргина едва шевельнулись: «Его здесь нет, а я здесь…» – но она все поняла.
 Доктор недоуменно поглядел на сестру Грехенмолл. Старуха покачала головой.
 – О ком вы говорите, мисс?
 – Он здесь! – Лиззи затряслась – скрипучая шаткая кровать заходила под ней ходуном. – Боргин! Он здесь! Спасите меня!
 – Последствия травмы… – проворчал доктор. – Или личная мания. Несущественно. Мисс, здесь нет никакого Боргина.
 Лиззи моргнула. И правда: рядом стояли лишь эти двое. Если не считать пациентов, которые никак не отреагировали на ее крики, в палате больше никого не было.
 – Но он был… был…
 – Нет, мисс. Не было. Лежите спокойно. Мы сейчас проведем некую процедуру. Она может немного вас смутить, ну и, само собой, будет больно. Сестра…
 Старуха вытащила из-под кровати ящик, в котором рядами стояли банки с… Лиззи почувствовала острый приступ тошноты от одного взгляда на их содержимое. Во всех банках извивались и корчились багровые существа, похожие то ли на слизней, то ли на пиявок, у каждого из них было по паре глаз на тонких длинных стебельках.
 – Что вы собираетесь?.. Нет… я не хочу!
 Сестра Грехенмолл не слушала ее. Открыв банку и подцепив слизня щипцами с расширенными концами-ложечками, она запустила его под больничную рубаху пациентки. И хоть Лиззи не чувствовала своего тела, она прекрасно ощутила, как по ней ползет мерзкая скользкая тварь. А медсестра не останавливалась. Одну за другой она открыла все банки, пересадив на кожу Лиззи не меньше дюжины слизней.
 Лиззи закричала, когда одна из тварей присосалась к ее боку…
 – Прекратите! Мой брат констебль, он вас всех арестует! Прекратите! Заберите их!
 Доктор повернулся к медсестре:
 – Проклятый идиот Смайли – притащил сестру констебля.
 – Все отменяется, сэр? – спросила сестра Грехенмолл, сняв с передника часы.
 – Что? Нет. Загеби ждет свой вагон. На нас ни за что не выйдут. А у Загеби она исчезнет навсегда. Никто ее не найдет…
 Мерзкие твари всё ползали по коже Лиззи, оставляя за собой склизкие следы. Насытившись ее кровью в одном месте, они отцеплялись и переползали к другому. А она, неподвижная и беспомощная, ничего не могла сделать, кроме как дрожать и кричать.
 – Пора, – сказала сестра Грехенмолл, глядя на часы.
 Доктор достал из ящика фонарь, зажег его, и тот задымил. Всего за несколько секунд дым затянул черным облаком и Лиззи, и всю ее кровать.
 – Откройте окно, – велел доктор, закручивая фитиль.
 Сестра Грехенмолл спрятала часы и направилась к окну. Вскоре облако развеялось, в палату проник шум дождя и холодная, режущая легкие свежесть.
 – Снимите их.
 Щелкнув щипцами, сестра Грехенмолл принялась собирать с тела девушки усыпленных слизней и рассаживать их по банкам.
 – Хмырр… – стонала Лиззи. – Спаси меня… спаси меня…
 – Вас никто не спасет, мисс, – сказал доктор Грейхилл. – И, боюсь, все только начинается.
 Он извлек из кармана халата жуткого вида инструмент, похожий на крючок для вязания с поршнем, и потянулся к ее лицу.
 Лиззи закричала.
  ***
  Высокие двустворчатые двери раскрылись, и доктор Доу влетел в вестибюль Больницы Странных Болезней.
 Он уже и забыл, как звучит это место. Отовсюду раздается многоголосый кашель. Тихий монотонный вой смешивается с приглушенным мычанием: визжать и кричать от боли в вестибюле городской лечебницы запрещалось – во избежание этого на входе выдавались кляпы.
 За те несколько лет, что доктор Доу здесь не появлялся, в больнице вообще ничего не изменилось. Все те же тусклые лампы на стенах, все те же корчащиеся тени на темно-зеленом полу, все то же невыносимое зловоние.
 Справа, в глубине вестибюля, виднелись похожие на норы окошки регистрационной стойки, в которых проглядывали бледные чепчики медсестер. Издали их лиц вообще было не различить и создавалось ощущение, что там сидят жуткие безликие создания, выплевывающие из пастей то, что доктор Доу предпочел