Следует отметить, что события второго уровня, относящиеся к социокультурному воспитанию личности, осуществляются в процессе социального взаимодействия. Поэтому одним из важнейших направлений исследований в этой области являются вопросы технологии социальных взаимодействий, включающие коммуникативный (обмен информацией), интерактивный (взаимодействие) и перцептивный (восприятие друг друга) аспекты.
Мне представляется, что именно на этом уровне выработки стандартных психологических компонентов и сознания личности, становления ее общей социальной адекватности и культурной компетентности, комплекса социальных притязаний, разделения ролей и функций, общей социальной конкурентоспособности и других признаков «легитимного участника существующего общественного порядка» заметно возрастает роль вышеупомянутой проблемы личностного переживания индивидом его собственного места в обществе и истории, социального статуса, степени комплементарности (и в том числе эмоциональной) отношения к нему окружающих людей, его «совестливой» оценки собственных действий и т. п. Именно на этом уровне возникают разнообразные напряжения и конфликты межличностного характера, а также состояния культурно обусловленной психологической фрустрации индивида.
Я полагаю, что у этой проблемы есть несколько независимых причин. Во-первых, тысячелетиями вырабатывавшаяся привычка людей к солидарности на конфронтационных основаниях, уходящая корнями в архаическое противостояние «мы» – «они». Все существующие религии и национальные идеологии ныне манифестируют свою терпимость к другим религиям и национальным идентичностям, однако исторический опыт не дает оснований доверять этим манифестациям. Сформированное на принципах собственного культуроцентризма сознание требует негативного отношения к «культуре другого». Отсутствие инвектив в адрес иной культуры может быть истолковано как недостаточная лояльность к собственной. Социальные отношения становятся двухполюсными: любовь к «своему» обязательно должна сопрягаться с неприязнью к «чужому».
Но есть и другая причина фрустрации, уже личностного порядка. В процессе своей социализации и инкультурации человек учится не только соблюдать доминирующие в обществе порядки, но и индивидуально интерпретировать их, критиковать, предлагать альтернативные варианты, наконец, просто адаптироваться к не предусмотренным данным порядком обстоятельствам и пр. Эти случаи нестандартного социокультурного поведения индивида можно дифференцировать на адаптивные, творческие, девиантные по медицинским причинам, протестные (криминальные) и экстравагантные формы привлечения внимания к себе (разумеется, приводимый перечень далек от полноты). Тем не менее, за каждым таким случаем стоит феномен личностного переживания каких-то событий, то есть их внутреннего (совестливого) упорядочивания не по общепринятым меркам, что провоцирует состояние внутреннего психического дискомфорта у данной личности. Выходом из подобной фрустрации с равной степенью вероятности могут стать выдающийся творческий акт или криминальное действие. Хочу подчеркнуть, что я принципиально не касаюсь случаев медицинской патологии, хотя и с ними ситуация крайне сложна. Речь идет только о культурно-девиантном поведении, в основании которого лежит несоответствие (или неполное соответствие) общепринятых норм и способов упорядочения мира (вещей, идей, социальных отношений и т. п.) и индивидуальных принципов и критериев такого упорядочения, свойственных данной личности, что выливается в действие таких феноменов (абсолютно культурных по своему характеру), как нравственное переживание, сочувствие и др.
Наконец, третья причина фрустрации: человек нуждается в любви. Существует характерное позитивистское объяснение феномена половой любви, апеллирующее к такому ее биологическому основанию, как нарушение адреналинового баланса в крови, благодаря чему оказавшийся в этом состоянии человек испытывает определенный психологический дискомфорт и начинает подсознательно искать в своем окружении напарника (напарницу), страдающих от того же. Их альянс (как сексуальный, так и эмоциональный) подавляет этот дискомфорт[2]. Остается не очень понятным, почему люди продолжают любить друг друга и при уже подавленном дискомфорте. Не отрицая несомненную биологическую подоснову любви, я полагаю все же, что этот феномен является в существенной мере культурным. В нем проявляется, может быть, одна из самых выраженных потребностей человека в Другом как эмоциональном отражении собственной индивидуальности и личной свободы, а также потребность в максимально четком разделении приватной и общественной сторон жизни. Человек ищет подтверждения тому, что «я хороший», и находит это подтверждение в том, что «меня любят». Любовь – это высшая форма социального одобрения, наряду со славой. Наверное, поэтому человек так стремится и к тому, и другому. Именно поэтому между любовью половой, дружеской и родственной так много сходства. Впрочем, по мнению многих мыслителей, любовь – это та же дружба, но сопровождаемая сексуальными отношениями. Я бы оставил этот вопрос на рассмотрение философов.
Так или иначе, но культура любви (типология допустимых, приветствуемых и запрещенных сексуальных и эмоциональных отношений) является одной из наиболее выразительных характеристик любой локальной культуры, уровня ее антропоцентричности, мифологичности, общей типологии социальных отношений и взаимодействий, развитости в ней художественного начала, но главное – вопроса о человеческой личности и ее свободе. Потому что любовь – это одно из важнейших проявлений личной свободы, которую не могли взять под контроль никакие социальные системы.
Третий уровень обобщений психологии культуры связан с изучением формирования комплексов устойчивых социокультурных стереотипов, норм, паттернов, ментальностей в сознании и поведении индивидов. Его можно назвать культурологией ментальностей.
При этом имеется в виду совокупность определенных социокультурных установок сознания и навыков поведения, усвоенных в процессе социализации и инкультурации индивида до автоматизма и «срабатывающих» в различных жизненных ситуациях почти механически. Чем выше уровень социализированности и инкультурированности человека в социальной среде, тем большей «номенклатурой» подобных норм и стереотипов владеет индивид и тем свободнее и вариативнее он всем этим пользуется. В конечном счете, эта «номенклатура» ментальностей и составляет ядро латентной культуры всякой личности, а то, что принято называть «культурным поведением» человека, заключается в основном в правильном, близком к социальному эталону использовании компонентов этой «номенклатуры».
Упоминание ментальности неизбежно влечет за собой определение понятия «повседневность» как особой категории социальной жизни людей. Не претендуя на исчерпывающее объяснение этого феномена, я полагаю, что наряду с так называемым макросоциальным разделением труда, социальных ролей и функций в общественном производстве происходит аналогичный процесс и на микросоциальном уровне приватной, семейной, территориально-соседской жизни индивида. Повседневное бытие предполагает исполнение личностью определенных социальных ролей по отношению к людям, с которыми она не находится в служебных отношениях, хотя сам характер этих ролей и функций принципиально не отличается от официальных, только зиждится на иных основаниях: личной симпатии и антипатии, то есть все на том же феномене личного переживания, о котором шла речь выше.
Кроме того, повседневность, как правило, неотрывна от тривиальности, обыденности, совершения действий в «штатной» ситуации, обычно преобладающей в бытовых отношениях. Служебная деятельность в большей мере связана с инновационной активностью личности, с поиском, импровизацией. Точно так же и ментальность – это стереотип сознания, который «срабатывает» только в «штатных» (то есть «культурно предусмотренных») ситуациях.
Так же как и в социальной культуре общества, где культурные формы играют роль «кирпичиков», заключающих в себе основное функциональное и семантическое содержание культуры, из которых складываются «постройки» культурных систем, и в культуре личности ее ментальности (а по существу все те же культурные нормы, формы, паттерны, только усвоенные до автоматизма воспроизводства и реализуемые в индивидуально-вариативном виде, чаще всего в повседневной ситуации) являются такими же «кирпичиками», из которых складывается личностная социокультурная система каждого индивида в его обыденном социальном поведении, а, в конечном счете, – тот комплекс заметных внешнему наблюдателю черт, который принято называть специфическими нравами и обычаями данного народа (в противоположность его «высокой» художественной, религиозной или политической культуре).