и все. Кто ожидал, что я буду биться в ворота усадьбы?
Но мне открыли. Я узнала этого человека – я видела его из окна: он ухаживал за лошадьми, но, насколько я знала, не оставался на ночь в усадьбе. Из-за загадочных пятен крови, возможно, мой муж приказал собрать как можно больше людей.
– Ваша милость? – изумился конюх. – Филипп? Ясные, что случилось? – И, не дожидаясь какого-нибудь ответа и даже не подумав запереть за нами ворота, он кинулся в дом, громко вопя: – Ее милость! Ее милость вернулась! На ее милость напали!
Пока я дошла до крыльца, на него высыпали все: Алоиз, поварята, Маркус, дородная крестьянка-скотница, пара плечистых бородатых мужиков. Кто-то, возможно, и оставался в доме, и скорее всего, это был лорд Вейтворт.
С трудом справляясь с подкатившим к горлу комом из крика и слез, я протянула руку к скотнице.
– Как тебя зовут?
– Юфимия, миледи.
– Ванну. Горячий грог. Сожгите к Тьме поганой этот дом, но я хочу согреться. Сейчас же.
Я пронеслась мимо слуг, я бежала по коридору, и слезы рвались наружу вместе со стонами. Мне казалось, что пережитый кошмар не закончился, что я в лесу, в снегу, замерзаю, теряю сознание и связь с этой реальностью, и все мне чудится, а не происходит на самом деле. Тело горело, особенно там, где я наставила себе ссадин, а ноги не чувствовали, как идут.
Я ревела как никогда в своей жизни. Так не пристало реветь не то что леди – крестьянке, и я не сразу поняла, что чьи-то руки бережно раздевают меня. Было безразлично, чьи – мужа или ворвавшегося в дом оборотня, но когда я обессиленно всхлипнула, рассмотрела, что это Юфимия и какая-то совсем молодая женщина.
– Вот так, ваша милость, Джеральдина сейчас вам запарит ванну из трав, чтобы хворь не взяла. Бедная вы наша, как же вас так угораздило, – приговаривала Юфимия, стягивая с меня изорванное, промокшее платье. И руки у нее, вопреки тому, что я могла ожидать от крестьянки, были заботливые и нежные.
– Джеральдина? – изумилась я. Такое имя для сельской девушки было поистине удивительным.
– Невестка моя, – пояснила Юфимия. – Его милость приказал нам в хлеву ночевать. Мало ли! – Она поморщилась. – Но ваша милость поважнее коров будет.
Непосредственность и доброта этой женщины меня искренне тронули. Я утерла слезы грязной рукой, позволила снять с себя платье.
– Мы, ваша милость, за госпожами ходить не приучены, вы уж простите, если что не так, – смущенно добавила Джеральдина, а я сказала:
– У тебя очень красивое имя.
– Моя матушка – сестра отца Джорджа. Начитанная, – объяснила она. – Вот и назвала меня, как героиню какой-то книги. А еще она в храме поет. Вы ее, наверное, слышали.
Я кивнула. Я мало что помнила из ритуала, но мне не хотелось никого обижать.
– Я вам сейчас грог принесу, завернитесь вот пока в одеяло, а Джеральдина ванну наполнит, – пообещала Юфимия и повернулась к невестке: – Смотри, ее милость сильно поранилась, добавь трав лечебных.
Никто не интересовался, что произошло, почему я вернулась, где экипаж, где Летисия. Это было не дело слуг, но лорд Вейтворт должен был спросить меня? Или ему хватило рассказа Филиппа?
Юфимия и Джеральдина оказались расторопными. Грог успокоил меня окончательно, я согрелась, а когда погрузилась в ванну, наполненную горячей водой и пахучими травами, плавающими по поверхности, мне стало совсем хорошо. Джеральдина терла мои руки мочалкой, было немного больно, но я терпела.
– Мы с вами побудем, миледи, а то все это, мороз да усталость, а затем грог, сморит вас, захлебнетесь еще ненароком, – говорила Юфимия. – Да что же ты так ее милость-то скребешь, она же тебе не корова, дай я.
– Я не хочу, чтобы вы уходили, – объявила я и закрыла глаза. Юфимия расплела мою косу, вспенила что-то ароматное на моей голове и теперь поливала меня теплой водой. – Я хочу, чтобы вы остались. Обе. В моей комнате.
Мне не ответили, а из-за пены я не могла открыть глаза, чтобы выяснить, в чем причина. Я и так понимала – я должна ночевать одна, а крестьянки, скорее всего, решили, что я заговариваюсь. Немыслимо для леди вот так повести себя.
Кто-то обернул мои волосы полотенцем, и я наконец открыла глаза, встретившись взглядом с Юфимией.
– Ты поняла меня? – спросила я.
– Да, миледи.
– Я сама поговорю с лордом-рыцарем.
Юфимия тяжело молчала, не отворачиваясь, но и не отвечая. Она обменялась взглядом с невесткой, вздохнула и только потом призналась:
– Его нет, ваша милость.
Опять? Я выхватила у Джеральдины простыню и завернулась в нее. Насколько это обычно для него – покидать дом в такое время?
– А когда он вернется?
– Не знаю, миледи.
Расспрашивать слуг, где хозяин, верх неприличия. Меня подмывало нарушить все эти дурацкие правила, придуманные неизвестно кем неизвестно зачем, разве лишь для того, чтобы усложнить то, что может быть просто. Но я жестом попросила подать мне ночное платье, влезла в него с трудом – тело было распаренным и влажным, стащила полотенце с волос и вернулась в свою комнату.
Кто-то – или Юфимия, или Джеральдина – успели положить мне в постель горячие камни, завернутые в толстую ткань, чтобы я продолжала греться и не простыла. Из-под потолка доносился негромкий гул – перекрыли заслонку, чтобы тепло от печей выходило не в трубы на крыше, а шло через воздуховод спальни. Это были предусмотрительность и внимание, которых я прежде не получала. Летисия придерживалась строгих правил, установленных для истинных леди, но мне куда больше нравилось быть под присмотром этих простолюдинок.
Джеральдина осталась в ванной, я слышала, как она прибирается и тихо поет, и подумала, что если у ее матери столь же прекрасный голос, я обязательно должна послушать ее пение в храме. Юфимия тщательно укрыла меня одеялом и села на полу возле моей кровати.
– Как прикажете, миледи, – сказала она, и в этот момент в дверь постучали.
– Я сама, – упавшим голосом прошептала я, догадываясь, кто меня потревожил.
За дверью стоял Филипп, уже переодевшийся, и меньше всего он ожидал увидеть меня в таком виде. Но слуги часто видят хозяев так, как никому больше не удается, ему придется привыкнуть и к этому.
– Миледи, так что карета? – негромко спросил он. – Без вашего ведома я не могу взять лошадь.
Я нахмурилась. Филипп просит, чтобы я принимала решения, значит, снова никому не известно, где лорд Вейтворт?
– Спросите его милость, – пробормотала я.
– Никто не знает, где он, миледи.
Мой муж, человек, который женился на мне неизвестно