ее своим плащом смерть, Летисия пыталась до меня докричаться, а Джеральдина сразу услышала этот крик и поняла, о чем шла речь.
– Я смотрю, милорд словно не знал ничего. И Филиппа спрашивал как ни в чем не бывало. И Юфимия глазками – хлоп-хлоп. Ну я его милости после и сказала, мол, ушедшая-то на Филиппа показывала. – Джеральдина с деланым безразличием пожала плечами. – А уже потом, когда мне надо было вас заменить, ох я зла на нее была!
Она осеклась, вспомнив, какой была моя реакция, когда я ворвалась в ее комнату, поняла, что перешла грань дозволенного, и отвернулась, быстро стала собирать тазы, склянки и полотенца, а я забралась на кровать с ногами. Доктор кивнул, улыбаясь, и вышел, закрыв за собой плотно дверь.
Я снова услышала крик Юфимии: «Он чудовище. Ваш муж – чудовище».
Не большее, чем она, кем бы он ни был.
– Значит, – спросила я, – Джаспер и Томас были с вами?
– Разумеется, миледи. Ох и высечет меня его милость, и правильно сделает. И поварят, чтобы лишнего не болтали.
Дверь открылась, и мой муж возник на пороге как нечто неотвратимое, он был мрачен и хмур. У меня сжалось сердце, я ведь простила его, не узнав наперед, за что он просил прощения. Лорд Вейтворт указал Джеральдине на дверь, она выскочила, вспыхнув и чуть не выронив то, что держала в руках, и мне стало любопытно – прибережет ли она все, что прихватила из моей спальни, себе впрок. Я что угодно могла ждать от крестьян.
– Почему она? – Я нарочно повысила голос. Джеральдина была откровенна, да и к чему ей скрывать, что она искренне злилась на мать своего мужа, но лорд Вейтворт?
– Льюис успел все рассказать? – улыбнулся он одними губами. Глаза остались серьезными, я подумала – плохой знак, тем более что муж так и остался стоять у двери. – Филипп хотел, чтобы мы отправились с податями именно сегодня. Я не рискнул мешать его планам. Джаспер сел на козлы, Томас, Льюис и я прикрывали карету. То, что Филипп поставил ее на полозья, особенно меня насторожило.
– Из-за того, что в экипаже была не Джеральдина… – начала я. Ревность ужасна, она сжигает дотла, но я представила другую женщину в этой комнате, на этой постели. И мне не помогало знать то, что господину позволено многое.
– Джаспер был удивлен, что вы, то есть она, не стреляете. Он думал, что-то случилось, но легко прикинулся, что заодно, тем более когда Филипп упал замертво. Даже когда на тракт выскочил Томас, он не смог ничего понять, может, только когда увидел вас на снегу…
Я была закутана в теплый плед, и он не мог помешать мне, напряжение в теле стало другим, приятным, тянущим, оно должно было причинить мне немалую боль, но я успела пережить столько боли, какая еще часть меня не испытала страданий за эти дни? Я могла сделать единственное движение и посмотреть, что будет.
– Вы просили у меня прощения, милорд.
– И вы обещали, что вы простите.
Неважно, что он мне скажет. Оборотни не пугают так, как люди, от зверя знаешь, чего ожидать, от него можно попробовать скрыться, и мне удавалось, пусть я бежала не от зверя, а от людей. От людей я буду бегать и дальше – неведомо, кто из них и когда ударит тебя подло в спину.
Лорд Вейтворт подошел и опустился передо мной на колени. Не покаяние, но попытка, и я подавила и рвущийся стон, и желание коснуться лица моего мужа. Если бы я знала, что ему станет легче, я не противилась бы себе.
– Лорд-рыцарь – сначала рыцарь, Кэтрин, и лишь потом лорд. – Он взял мои руки в свои и согрел их дыханием. – Мой отец был прекрасным рыцарем, но никуда не годным лордом.
Я кивнула. Временный титул, означающий предел полномочий и власти на землях, принадлежащих королю. У меня можно отнять половину, у моего мужа – все.
– Я никогда не был бы принят при дворе.
Там, где интриги прозрачнее и понятнее, чем под крышами, крытыми прошлогодней соломой. К чему это все? К чему это все теперь?
Тихий голос был полон робости. Не такой, какая могла бы быть, раздели мой муж сейчас со мной ложе. Так признаются священнику в том, за что очень сложно вымолить прощение Ясных.
– Знаете, Кэтрин, я заказал книги по этикету. Стоит ли говорить, что за все время я ни разу их не открыл? Даже вы не верили в это позерство, совершенно не зная меня.
– Эти книги насквозь пропитаны фальшью, милорд.
– Это я извлек из них, не читая. Я считал, что облагодетельствовал бедную родовитую девушку, но ни одна леди не сделает меня лордом. Это то, что внутри, Кэтрин, это не равнодушие или показная холодность, жестокость, наигранная или подлинная. Это то, что есть в вас, то, что вы готовы забыть, вам все равно, что о вас подумают те, кто о вас вообще что-то может подумать…
– Вы просили прощения за то, что женились на мне…
Я не договорила, потому что мой муж прижал мои ладони к губам.
– Не видя вас, Кэтрин. Да, мне хотели показать ваш портрет, но я сказал, что это не имеет значения. Появились вы – юная, прекрасная, настоящая. Настоящая леди, выше всего, что я до этого знал. Вы снизошли до меня – я был на седьмом небе от счастья, но дальше… дальше у меня и вас не было ничего. Я ниже вас по происхождению, я бывший кавалерист, лорд-рыцарь, хозяин затерянных в глуши лесов и золотоносных рек. И, возможно, я недостоин того, чтобы стать героем светских сплетен, но мне кажется, здесь я на своем месте.
– Безусловно, – ответила я, улыбаясь так, как улыбнулась бы королю, сделай он мне комплимент или предложи танец. Впрочем, улыбка для короля была бы притворством.
И я, уверенная полностью в том, что неважно, кто и что подумает обо мне, если я дам повод для пересудов – а я дам, и за моей спиной отныне будет шлейф из досужих домыслов, и каждый будет невероятным, потому что высшее общество заслужило барахтаться в мутной воде, мечтая отделить правду от лжи, – приспустила плед с моих плеч.
Есть запретное нечто. То, что нельзя загнать ни в какие книги. Полно, да книги напропалую врут.
Ясные увидят мое падение, но простят мне грехи.