— Юленька, ты бы представила нам своего молодого человека.
— Да, познакомьтесь, пожалуйста, это Александр…
— Александр Анисимов, член Союза фотохудожников России, — без лишней скромности отрекомендовался Саня.
— Творческая личность, значит. — Мой папа уважительно протянул рюмку, чтобы чокнуться с Саней, и его примеру последовали другие родственники.
Творческая личность приосанилась и двинула тост:
— Ну, будьте здоровеньки, Таисия Прокопьевна, живите, как говорится, в радости! Дай вам бог еще три раза по столько!
— Ой, что ты, милок? Столько не живут, — зарделась довольная именинница.
— А вы живите! — настаивал мой нечаянный спутник.
«Надо же, еще выпить не успел, а уже куражится, — мрачно подумала я. — Что же с ним дальше станется?!»
Средний возраст гостей тети Таси перевалил далеко за пятьдесят. Самой юной, не считая меня, пожалуй, была моя мама: ей исполнилось всего сорок шесть. Моя мама обожает напоминать, что в моем возрасте уж пять лет была замужем и имела троих детей: у меня есть младшая сестра Виктория и старший братец Всеволод, но видимся мы редко, — Сева работает программистом в Канаде, а Вика учится в Академии театрального искусства в Москве. Севка — настоящий друг и брат, у него не залежится помочь материально. Время от времени он балует меня денежными переводами и посылками, к новоселью подарил компьютер, и теперь часто присылает смешные записки по электронной почте, чем способствует формированию у меня позитивного мировосприятия. Подозреваю, что мама не преминула сообщить ему про мое фиаско с Гриней, и братик старается как может… Зато нашей Виктории все по барабану, она натура эгоистичная, даже эгоцентричная. Наверное, артистка и должна быть такой, чтобы пробиться и чего — то добиться в своей специфической среде. Но я рада, что Вика не прозябает, не бедствует, одевается исключительно в фирменных бутиках, снимает комнату рядом с Тверским бульваром — может себе позволить, потому что бесперебойно снимается в сериалах. Папа с мамой гордятся младшей дочерью, хотя та не спешит делиться с ними своими новостями, чувствами или гонорарами: она звонит нам крайне редко и совсем не пишет. В сущности, я осталась в Новосибирске единственной надеждой и опорой для родителей и единственной мишенью для их нравоучений. Впрочем, не подумайте, что я жалуюсь. Нет. Я сама остро нуждаюсь в папе с мамой и привязана к ним как маленькая…
Тетя Тася внесла в гостиную дымящееся блюдо с только что подоспевшими голубцами, источающими аппетитный дух. Александр решил поухаживать за мной: он положил на тарелку горячее и легонько толкнул локтем в бок:
— Эй, Юленция, чего загрустила? Ешь, не задумывайся.
— Тебе померещилось, никто и не думал грустить, — разуверила я его и одним глотком допила шампанское. — Подлей — ка мне еще!
— Ой, а Юлечка — то наша до чего расцвела, заневестилась, — во всеуслышание умилилась тетя Варя — старшая сестра отца, глубокая пенсионерка.
— Спасибо, но, по — моему, вы преувеличиваете, — зарделась я.
— Да, ужо пришел твой срок, годом взяла! — не расслышала тугоухая Варвара. — И то сказать, давно пора: образование получила, квартирку справила, вот и жениха себе сыскала! Когда на свадьбе — то гулять будем?
Я не провалилась под стол только потому, что самоуверенный Санька крепко сжал мое колено. Удержал «над пропастью во лжи». И пробормотал невнятно:
— Мы пока гражданским браком…
— Это что еще за гражданский брак? — возмутился мой отец. — В нашей семье подобное не принято!
— Как же так, сынок? Неужто тебе денег жалко кольца купить, Юльку в ЗАГС сводить и стол для нас накрыть? — подначила моего «жениха» тетя Варя. Когда ей надо, она все слышит.
— Нет, я не жмот. — Папарацци неестественно выпрямился, выгнул грудь и стукнул в нее кулаком, наконец оторвав лапу от моего колена. — Юлия сама предложила: давай, говорит, Саня, лучше поживем пока без регистрации, проверим наши отношения на прочность, как следует.
— Ерунда все это, баловство одно! — заспорил с ним дядя Федя. — Чего их проверять — то, отношения? Я так считаю: нравится девушка — женись и не выпендривайся. А коли не нравится, так и не мути ей душу!.. Вот я, к примеру, сам как с морфлота вернулся, приметил Таисию на танцах и…
— Кого? — привстала тетя Тася и уперла руки в боки. — Кого ты приметил, повтори! Уж лучше не трепись, не позорься… Сам за Валькой Зарембой на танцульках ухлестывал, а теперь сказки людям рассказывает!..
— Нашла чего вспомнить, — осекся Федор Иннокентьевич. — Где я и где теперь та Валька Заремба…
— Всяко в жизни бывает, — рассудила тетя Варя. — Я вот тоже не думала не гадала, что за Степана пойду. Мне по молодости — то больше Коля Лысенков глянулся…
— Ко — оля, — ехидно, с нажимом повторил Степан Ильич. — И кого бы ты сейчас с ним делала, с инсультником на палочке? Твой Коля еле шаркает, сам себя не сознает! А на меня посмотри?! Я еще — куда с добром! Еще и выпить могу!
— Степа, ну чего ты горячишься? Я же признаю: заблуждалась, — успокоила супруга Варвара.
— А я не заблуждаюсь, лично мне никто, кроме Юли, не нужен, — опять возник фотохудожник и потянулся под шумок к бутылке.
— Отчего у тебя, сынок, личико в синяках? — задала вопрос не в бровь, а в глаз Елизавета, племянница тети Таси. Мне она напоминает Илону Карловну: тоже непредсказуемая старая дева с фортелями.
Александр Анисимов не растерялся: наплел про то, как отражал натиск уличных грабителей, покусившихся на его имущество. Пожалуй, в искусстве вранья мне у него учиться и учиться… Послушать Саньку, так выходило, что он всех уложил на лопатки, изничтожил, порвал, как обезьяна газету!..
Родственники одобрительно загудели: ой, и вправду ворья, жулья всякого нынче развелось, куда только милиция смотрит?.. Я сгорала от стыда за контуженого папарацци и дула шампанское, как лимонад, не дожидаясь тостов и практически не закусывая. Вероятно, переусердствовала, не рассчитала запас прочности: окружающая действительность сделалась глухой и отстраненной. Меня уже не соблазняли холодец с хреном, голубцы и картошка; я и смачные, хрусткие соленые грузди едва отведала, хотя в своем нормальном состоянии способна уписать подобных яств целую гору, как Робин — Бобин-Барабек, который скушал сорок человек в английском стихотворении, переведенном Маршаком. Мама читала его мне в детстве бессчетное количество раз, потому что я неизменно восхищалась героем с безразмерным желудком…
— Голубцы вам, Таисия Прокопьевна, удались на славу, — хвалил угощения Санька, наворачивая за себя и за меня.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});