Читать интересную книгу Байки со «скорой», или Пасынки Гиппократа - Диана Вежина

А бойкая такая бабушка–старушка старичка своего одноногого из очереди самочинно забрала и к дому на каталке покатила. Прямо по проезжей части, точно в центре, по двойной сплошной. Машины от нее шарахаются, бьются, больничная охрана на бегу казенную каталку отобрать у бабушки пытается. Дед от охраны костылями отбивается и в голос на всю улицу блажит: войну я пережил! разруху пережил! застой и перестройку пережил! И реформы, дед кричит, вам всем назло переживу! На Берлин! За Родину! За Сталина!

Бурлит толпа, волнуется, помощи требует. А врачи из ординаторской нос высунуть боятся — разорвут! Да и не выйти, даже если б и хотели, потому как дверь народом намертво заблокирована. Милицию пытались вызвать — так менты приехать отказались. Во–первых, никакие не менты теперь мы, говорят, а полицейские, а во–вторых, тут войсковая операция нужна. А в армии — у них своя сплошная реформация.

Главврач больницы от такого здравоохренения загодя на санитарном вертолете улетел. Прямиком в министры здравоохранения. Потому что как раз этот главный врач (наяву — директор питерского Института скорой помощи) всю реформу «скорой помощи» придумал и теперь плоды ее заслуженно пожал. У них, у реформаторов, ведь как — чем больше зуда реформаторства в мозгах, тем им выше должность полагается.

А безвинно уволенные доктора «скорой помощи» тоже в стороне от шоу не остались. Часть с плакатами у больничных ворот стоит, на плакатах надписи: ««Скорую» — в каждый дом!», «Верните нас народу!» Часть в палаточном городке протестует, без затей в больничном скверике устроившись. А часть и вовсе голодовку объявила. А бывшие их пациенты к ним из больничной очереди за советом бегают и подкормить пытаются. Доктора все хоть и исхудали, но от еды отказываются. Нельзя нам, говорят, от вас подарки принимать. Нам губернатор даже шоколадки запретила!

Как водится, на сенсацию журналисты слетелись. Мечутся вокруг больницы с камерами и микрофонами, внутрь попасть пытаются — а не пускают, вас тут не стояло. Кто–то слишком шустрый прорваться силой решил, так сразу ребра ему граждане намяли. Тут же крик до неба поднялся: нападение на прессу! охота на журналистов! требуем защиты у правительства! А помятый сунулся за помощью к «скоропомощным» медикам с плакатами. А те ему добавили. И правильно. Нас грязью поливал? Склонял по телевизору нас таком, сяком, вдоль–поперек и всяко? Любишь гадить — что ж, люби в дерьме лежать.

А машин уже на город не хватает. Те, что фельдшера–водители пока что не разбили, у больницы всё еще стоят. Болящие на неделю вперед на вызов «скорой помощи» записываются. Диспетчера уже во временах путаются. У вас давление поднялось? Ах, еще нет? Но вы уверены, что в точности через неделю оно у вас поднимется? Тогда записываем. Да, через неделю фельдшер у вас будет. Но если вы к тому моменту будете хоть как–то себя чувствовав, то за сутки вызов лучше отменить. Может быть, тогда вы даже выжить сможете.

А реформаторы опять не унимаются. Раз такая очередь образовалась — зачем же телефон напрасно занимать, на диспетчерскую ставку деньги государственные тратить? Вызов «скорой» — через Интернет! Зарегистрировались быстренько на сайте, заявочку оформили — и ждем–с. Всем ура, у нас теперь модернизация!

А машины всё гудят, народ волнуется, пациенты оптом Богу души отдают… у реформаторов от этого всего оргазм проистекает… благодать!

Жаль, не досмотрела, чем всё кончилось, — диспетчерша на вызов подняла. Очередной инфаркт, опять реанимация. Рутина, в общем, дамы–господа.

А этот сон я всё равно еще увижу. Наяву. Потому что если наших, извините, реформаторов не начать по–скорому лечить, то наяву всё скоро даже хуже будет.

Вы уж мне верьте. Я форменный пророк.

Интеллигентный человек

Не в тему, но по существу. Отработала я давеча очередную смену. Дежурство как дежурство, два случая тяжелые, двадцать — просто дурь. Даже улыбнуться было нечему.

А у нас, отметить надобно, на отделении имеет быть ремонт. На всей «неотложке» одно жилое помещение оста–лось: столовая, она же конференц–зал, она же комната отдыха, она же ночью спальня.

Так вот, пытаюсь я после дежурства до прихода новой смены успеть переодеться в этой комнате из рабочего в цивильное. Едва я шмотки приготовила — вваливается задумчивый коллега. Милейший человек, чертову прорву лет вместе работаем. Только это всё равно не повод при нем за просто так стриптиз устраивать.

Взываю к его чувству такта:

Слушай, ты интеллигентный человек?

Интеллигентный человек:

А что, в кактус нассать надо?

Я, обалдев с такой–то простоты:

Да чтоб тебя…

Коллега, с живостью:

Ну, если постараться, можно и насрать!

Объясняю прямым текстом:

Слушай, ты, интеллигентный человек, блин, слово непечатное! Мне переодеться надо!

Коллега, мрачновато:

Ну и что?

Я, для тупых:

А то, что я, конечно, понимаю, что в твоем почтенном возрасте за голыми женщинами уже не подглядывают — на них просто пялятся. Мне в общем–то плевать, но заранее предупреждаю: на Дженнифер Лопес я уже не потяну!

Коллега, откровенно заинтересованно:

А на кого потянешь?

Я, самокритично:

Ну, разве что на Сигурни Уивер в четвертой части эпопеи про Чужих.

Коллега, философски:

Хоть на самих Чужих! У меня, блин, с этой слово непечатное работой, блин, всё равно ни на кого не встанет…

Поворковали, блин.

Ладно, переодеваюсь; если уж на то пошло, лично мне пока стесняться в самом деле нечего.

А вот теперь представьте: в самый, можно сказать, патетический момент — виноватый голос фельдшера из дальнего угла, мы выоношу за разговором как–то не заметили:

А почему ни на кого не встанет? У меня вот, извините, встал…

И — реплика коллеги, достойная скрижалей, со всем могучим превосходством жизненного опыта, тяжелым таким басом:

Молодой ышшо…

А по мне так ничего. Оптимистичненько.

На хрена вороне крылья

И просто зарисовка напоследок. Вместо эпилога. Очень коротко.

Перекуриваю как–то утром я у поликлиники. И картинку созерцаю. Маслом. С выставки.

Идет похмельный мужичок с бутылкой пива в нашу поликлинику. Мужичок здесь, сразу скажем, ни при чем. Он просто делает очередной глоток и недопитый сосуд у входа оставляет, на ступеньках. И — на прием к врачу.

А с ближайшего дерева немедленно слетает ворона и начинает эту бутылку обследовать. Очень любопытная ворона. Исхитрилась, заглянула в горлышко — и обнаружила там явное наличие животворящего напитка. Попыталась было унести бутылку в лапе — не зацепиться, скользкая.

Тогда мудрая ворона роняет бутылку на бок. Часть пива вытекает, ворона его тут же выпивает. Хорошо. Но мало.

Тогда ворона наступает лапой на горлышко, бутылка наклоняется. Еще толика пива вытекает, ворона его жадно выпивает. Значительно лучше. Но хотелось бы еще.

Тогда ворона аккуратно спихивает бутылку со ступенек горлышком вниз. Остатки продукта выливаются, ворона

вдохновенно их употребляет и минуты три пребывает в заслуженном блаженстве.

А потом ворона встряхивается, каркает, взлетает — и со всей дури шарахается о дерево. О то самое, с которого слетела. Брякается вниз, мотает башкой — и степенно удаляется пешком. Чуть пошатываясь и слегка зигзагом. От избытка впечатлений, надо полагать.

И чем–то тут таким родным, родственным таким от этой птицы вдруг на меня повеяло…

Мораль?

А вот: почти автопортрет.

Понимайте это как умеете.