Проходя площадь, Рошио (Roscio) называемую, и увидя огромное готическое здание с малыми окнами, загражденными железными решетками, спросил я: «Не городская ли это тюрьма?» «Святая инквизиция», – отвечал провожавший меня чичероне. «Инквизиция!» – повторил я с ужасом, остановился и с негодованием смотря на строение, безмолвно рассуждал с собой: как, сей вертеп жестокого фанатизма, сие исчадие ада, противное кротости христианской веры, унижающее человеческое достоинство, оскверняющее алтарь Всемилосердого Творца, еще терпим в наш просвещенный век, еще льются слезы невинных? Неужели и теперь честолюбию тех, которые долженствуют подавать пример благости и терпения, тех, которые клялись бескровной молитвой быть посредниками наших слабостей, наших заблуждений, потребны кровавые жертвы для заклания во имя Бога. – Содрогаюсь. Вот последний в Европе памятник лютости варварского суеверия. Вот один предмет в Лиссабоне, достойный быть истребленным, и первая причина, по которой можно желать скорейшего сюда прибытия французов.
Приговоры инквизиционного судилища, на коем основана была власть духовенства, история описана кровавыми чертами; раскроем несколько страниц сего суеверного периода и пожалеем о миллионах мучениках, погибших за мнение, не истинной вере, а честолюбию духовенства только противное. Когда папы, воспользовавшись случаями, кои суеверие им представило, соделались могущественнейшими светскими монархами, когда помощью проклятья без войск могли весть войну и заключать мир, когда разрешением клятв подданных могли лишать тронов царей и по воле своей располагать чужим достоянием; тогда духовенство получило великие преимущества, в числе первых – суд и расправу как духовную, так и гражданскую. Злоупотребления сей власти скоро дошли до чрезмерности. Папы, подобно Левиину колену, взимая десятую часть от всех доходов христианских государств, без труда собрали великие богатства. Все войны, в те времена бывшие, начинались с благословением пап именем Христовым, и посему были самые непримиримые и кровопролитнейшие. Вот почему Кортес и Писарро, покоряя Мексику и Перу, истреблением миллионов не католиков думали угождать Богу и в оскорбление милосердия сего всеблагого существа жгли и истребляли перуанцев, приписывая в честь себе то, чему мы теперь ужасаемся. Наконец соблазнительное поведение духовенства, его жестокость и справедливое желание государей освободиться от власти пап предускорило разделение и преобразование западной церкви. Изобретение книгопечатания и Реформация, происшедшая в 1517 году, была деятельнейшими средствами к ослаблению власти папы и духовенства. Для поддержания сей колеблющейся власти судилище инквизиции восприяло свое начало. Возжглись костры, на коих по злобе и частному мщению гибли тысячи, и сими ужасами власть духовенства утвердилась. В Португалии оное судилище учреждено при Иоанне III в 1526 году.
По совершении Реформации продолжительные войны, за веру подъемлемые, повергли Европу в новую борьбу, жестокую и кровопролитную. Нетерпимость вер у католиков и лютеран остались в равной силе. В католических землях гонение других вер было поручено инквизиции и гонения сии были ужасны. По единому подозрению, иногда по личному неудовольствию духовного с гражданином, одно слово насчет религии, а паче в порицание духовенства, в кругу друзей произнесенное, было достаточно, чтобы претерпеть пытку и смерть мучительную. Веронеистовство сей тайной духовной расправой до того было возбуждено, что в Испании и Португалии с нетерпением ожидали дня, в которой инквизиция сожигала несколько евреев в отмщение за смерть Иисуса Христа. Дела инквизиции не подлежали никакой власти, и потому-то нередко самые цари трепетали сего тайного суда. Ныне, по влиянию благотворного просвещения, власть инквизиции ослабела, нынешний принц-регент положил ей пределы, и суд сей только печется о сохранении и неприкосновенности веры.
Мысли и замечанияМорское путешествие, при многих неприятностях, доставляет одно удовольствие; так сказать, мгновенно переноситься из страны в страну и в короткое время ознакомиться с народами, живущими на противоположных концах земного шара, и в сем переходе мученики любопытства, если смею назвать так всякого путешественника, находят новую пищу для своих наблюдений. Давно ли были в Греции, видели ее развалины и вдруг находимся теперь в столице Португалии, где никогда не воображали быть. Видя везде новые обычаи, совершенное различие как в самой природе, так в одежде и нравах, мы скоро к оным привыкаем, и то, что сначала кажется странным, впоследствии становится обыкновенным; но нигде взор и мысли мои не поражались таким разнообразием, как в Лиссабоне: мне казалось, что оный населен жителями других частей света. Причина сему очевидна; производя торговлю с Бразилией и Индией, португальцы приняли многие азиатские обычаи, смешали их с своими, и потому в образе жизни мало сходствуют с европейцами. Вот некоторые и них.
По гористому положению города, карет я видел мало, вместо них употребляются портшезы весьма богатые, снаружи раззолоченные, внутри обитые бархатом или парчой, со стеклами или зелеными занавесками; крик носильщиков и множества слуг, портшезы окружающих, представляет нечто необыкновенное, нечто азиатское. Здешние женщины, несмотря на оливковый цвет лица, очень миловидны, статны, имеют прекрасные черные глаза, живой быстрый взгляд, обнаруживающий чрезмерное их желание нравиться. Черная тафтяная, со многими складками роба, всегдашний и обыкновенный их наряд, к сожалению, лишает их многих приятств, к тому же обременяют они себя весьма не к лицу множеством драгоценных камней, перл и золотых привесок. Черные кудри, распущенные по плечам, перевиваются лентами и цветами. Когда дамы идут прогуливаться, черные служанки, одетые с такой же разборчивостью, для защиты от солнца с двух сторон держат над головами своих барынь чудной формы зонтики. Дамы здешние очень набожны, они не пропускают ни одной церемонии, ни одной обедни и вечерни, для препровождения времени переходят из церкви в церковь, и таким образом каждый день имеют случай показать пышность своих нарядов и похваляться многочисленной свитой, их сопровождающей. Если они не в церкви, то сидят у окошек или на балконах. Здесь мода возвела негритянку с курчавыми шерстяными волосами, с лоснящимся лицом, с толстыми отвислыми губами на степень красавиц. Креолки и мулатки, при малом росте весьма стройные, имеют всегда открытую прекрасной формы шею и нежный взгляд, только временно сменяют арабок. На сию несправедливость бедные лиссабонки имеют всю причину жаловаться; несправедливо было бы упрекать их в свободном обращении, и если в карнавальные праздники они позволяют себе большие вольности, то в оправдание их служит то, что мужья имеют вкус самый испорченный.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});