Ветер начал стихать, и Кезуар велела служанке открыть ставни. В атмосфере по-прежнему висела красная пыль, но, подлетев к подоконнику, Юдит увидела такое зрелище, от которого, будь у нее дыхание в теперешнем состоянии, его бы обязательно перехватило. Они находились высоко над городом, в одной из тех башен, которые она мельком видела, закрывая ставни в доме Греховодника вместе с Хои-Поллои. Перед ней предстал не просто Изорддеррекс — но зрелище его разрушения. В дюжине мест за пределами дворца Автарха пылали пожары, а в пределах его стен, во внутренних двориках, строились войска. Вновь обернувшись к Кезуар, Юдит впервые обратила внимание на роскошное убранство комнаты, в которой она обнаружила женщину. Стены были покрыты гобеленами, мебель оказалась позолоченной. Если это и была тюрьма, то тюрьма, достойная королевы.
Кезуар подошла к окну и окинула взглядом горящий город.
— Я должна найти Его, — сказала она. — Он послал ангела, чтобы он привел меня к Нему, а Сеидукс прогнал его. Значит, я должна найти Его сама. Этой ночью…
Юдит слушала, но довольно рассеянно, отвлекшись на мысли о роскоши этой комнаты. Судя по всему, она делила лицо с женщиной, обладавшей большой властью, но теперь лишенной ее и собирающейся разорвать сковавшие ее цепи. Судя по всему, ею двигала в этом любовь. Где-то в городе скрывался мужчина, с которым она страстно жаждала воссоединиться: любовник, который посылает ангелов нашептывать ей в ухо нежные глупости. Интересно, что же это за человек? Может быть, Маэстро, маг?
Оглядев город, Кезуар отошла от окна и направилась в туалетную комнату.
— Я не могу отправиться к Нему в таком виде, — сказала она, начиная раздеваться. — Это было бы постыдно.
Женщина поймала взглядом собственное отражение в одном из зеркал и села напротив него, с отвращением изучая свое лицо. От слез тушь на ресницах превратилась в жидкую грязь, щеки и шея были все в черных пятнышках. Она достала из туалетного столика кусок ткани, смочила его каким-то ароматным маслом и стала очищать кожу.
— Я пойду к Нему обнаженной, — сказала она, улыбаясь. — Такой Он примет меня с большей благосклонностью.
Загадочный возлюбленный интриговал Юдит все больше и больше. Слыша свой собственный голос, возбужденный мыслями о наготе, Юдит почувствовала искушение. Разве не здорово будет посмотреть на их соитие? Наблюдение за своим собственным совокуплением с изорддеррексским Маэстро не входило в число чудес, которые она ожидала увидеть в этом городе, но мысль об этом вызвала в ней томление. Она изучала отражение отражения. Хотя между ними и существовали некоторые различия косметической природы, черты были одни и те же, до последней морщинки и родинки. Это не было похожее лицо, это была она сама, и подобное наблюдение вызвало у Юдит странное волнение. Ей надо поговорить с этой женщиной сегодня ночью. Даже если их абсолютное сходство всего лишь каприз природы, они, безусловно, смогут пролить свет на жизнь друг друга, обменявшись своими историями. Нужен только намек: в каком районе города ее двойник намеревается искать своего любовника — Маэстро.
Очистив лицо, Кезуар поднялась и вернулась в спальню. Конкуписцентия сидела у окна, и Кезуар подошла к ней. Юдит приблизилась к служанке на расстояние нескольких дюймов, но все равно слова Кезуар были едва слышны.
— Нам понадобится нож, — сказала она.
Служанка покачала головой.
— Все взята, — сказала она. — Ты зната, как следить за нам.
— Тогда мы должны сами его сделать, — сказала Кезуар. — Сеидукс попытается помешать нам уйти.
— Ты хоч его убита?
— Да.
Этот разговор напугал Юдит. Хотя Сеидукс и отступил, когда Кезуар пригрозила закричать, Юдит сомневалась, что он проявит ту же уступчивость в случае нападения. Наоборот, какой более удобный повод может представиться ему для восстановления своего мужского превосходства, если она бросится на него с ножом? Если бы это было возможно, она повторила бы Кезуар слова Клары о мужчине-разрушителе в надежде удержать ее от необдуманных действий. Это было бы жесточайшей иронией — потерять эту женщину сейчас, оказавшись после путешествия через пол-Имаджики не где-нибудь, а именно в ее комнате.
— Я знаю делать ножи, — сказала Конкуписцентия.
— Так сделай, — ответила Кезуар, придвигаясь еще ближе к своей сообщнице.
Юдит пропустила следующие реплики, потому что кто-то позвал ее по имени. В удивлении она стала оглядывать комнату, но на полпути узнала голос. Это была Хои-Поллои, решившая разбудить ее.
— Папа пришел! — услышала Юдит, — Проснитесь, папа пришел.
У нее не было времени попрощаться с Кезуар. В следующее мгновение перед Юдит возникло лицо дочери Греховодника, которая трясла ее за плечо.
— Папа… — раздалось снова.
— Да-да, хорошо, — резко ответила Юдит, надеясь, что девушка уйдет, не громоздя своих разглагольствований между ней и ее сном. Она знала, что есть считанные секунды на то, чтобы захватить сон с собой в явь, а иначе он погрузится в глубины памяти, и там уже не разглядишь никаких подробностей. Но ей повезло. Хои-Поллои заторопилась обратно к своему папочке, предоставив Юдит возможность повторить вслух все то, что она видела и слышала. Кезуар и ее служанка Конкуписцентия, Сеидукс и заговор против него. И конечно, любовник. Нельзя забывать любовника, который, наверное, в этот самый момент сидит где-нибудь в городе и тоскует по своей возлюбленной, запертой в позолоченной тюрьме. Зафиксировав все это в сознании, она зашла сначала в ванную, а потом спустилась вниз к Греховоднику.
У хорошо одетого и раскормленного Греховодника было лицо, которому явно не шло искажавшее его гневливое выражение. В своей ярости он выглядел абсурдно: черты его были слишком округлыми, а рот — слишком маленьким для гневных инвектив, которые из него изливались. Их представили, но для обмена любезностями времени не было. Ярость Греховодника нуждалась в выходе, и, похоже, ему было не очень-то важно, кто его слушает, лишь бы на лице того отражалось сочувствие. Для ярости, впрочем, у него была серьезная причина. Его склад в гавани сгорел, а сам он с трудом избежал гибели от рук толпы, которая захватила уже три Кеспарата и объявила их независимыми городами-государствами, тем самым бросив вызов Автарху. «До этого, — сказал он, — дворец сделал не так много. Небольшие военные отряды были посланы в Карамесс, в Оке Ти-Нун и семь Кеспаратов на другой стороне холма, чтобы подавлять там бунт. Но никаких мер против восставших, захвативших гавани пока не предпринято».
— Это черкь, — воскликнул торговец. — У них нет уважения ни к собственности, ни к человеческой личности. Уничтожать все без разбору — вот все, на что они способны! Я не большой почитатель Автарха, но в такие дни он должен стать выразителем интересов порядочных людей вроде меня! Мне надо было ликвидировать дело еще год назад. Я говорил с Оскаром об этом. Мы собирались уехать из этого проклятого города. Но я держался до конца, потому что верил в людей. Это было ошибкой, — сказал он, устремив взор к потолку как человек, пострадавший из-за своей собственной порядочности. — Моя вера была слишком сильна. — Он посмотрел на Хои-Поллои. — Разве не так?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});