– Вот и прошло, – сказал он весело. – С такой упрямой дубовой головой…
Внезапно улыбка исчезла с его лица, взгляд стал серьезным, пронзительным, а дыхание – более глубоким. Левой рукой он по-прежнему прижимал меня к себе. Только теперь мы оба осознали, насколько близко друг к другу наши тела. Сердце мое забилось как бешеное.
– Кейтлин?
В интонации слышался вопрос, но остальное он сказал мне взглядом. Я закрыла глаза.
– Я здесь.
Повинуясь порыву, он припал ртом к моим губам, и мы, запутавшись в моих юбках, упали на пол, а потом и вовсе закатились под лавку.
– Кейтлин, не отталкивай меня больше!
– Не буду, – пробормотала я.
Пальцы его уже сражались со шнурком моего корсажа.
Лиам выругался, когда пришлось повозиться с узелком, который он сам же в спешке и затянул, а потом, пытаясь привстать, еще и ударился головой о лавку. Я невольно расхохоталась. Он тоже. Как это замечательно – смеяться вместе!
– Проклятые шнурки! Давай выберемся отсюда!
Мы на четвереньках добрались до матраса, и я собралась уже лечь, когда он сказал:
– Подожди.
Лиам смотрел на меня, чуть прикрыв глаза. Лицо его исхудало и осунулось, но взгляд остался тем же и обжигал меня до самого сердца. Пальцы его вернулись к моему корсажу, и он наконец отлетел в сторону.
– Господи…
Он обхватил мою грудь ладонями и ласкал, пока соски не стали твердыми от желания.
– Кейтлин, скажи, – прошептал он, обдавая теплым дыханием мою трепещущую плоть, – скажи, что ты меня любишь! Я хочу еще раз это услышать. Что ты и теперь хочешь меня…
– Да, Лиам! Я хочу тебя сильнее, чем когда-либо! Я люблю тебя.
Мои юбки соскользнули на пол, и мы оказались на матрасе, сплетенные в страстном объятии.
– Господи! – повторял он, снова и снова покрывая меня поцелуями. – Это ожидание оказалось самой страшной из мук, которые ты заставила меня пережить, a ghràidh!
Он тихонько укусил меня за шею. Я расстегнула его ремень и откинула голову назад, вздрагивая от наслаждения.
– Столько ночей быть рядом и не сметь прикоснуться к тебе… А потом я решил, что потерял тебя!
Я обхватила лицо мужа ладонями и долго смотрела на него. Дрожь страха прошла по спине, стоило мне вспомнить, что он был на волосок от смерти.
– Теперь все хорошо, – пробормотала я, с трудом сдерживаясь, чтобы не разрыдаться.
Его рубашка отлетела на пару метров. Пальцы Лиама пробежались по моей коже – трепещущие, горячие.
– Ты такая сладкая, такая теплая! Мне кажется, я не прикасался к тебе целую вечность…
Внезапно я осознала, что он ласкает меня уже много минут, но до сих пор в моем сознании не промелькнула ни одна неприятная картинка. То было несказанное счастье: я свободна! Наконец-то я освободилась от своих демонов!
– Лиам, люби меня, умоляю! – взмолилась я. – Люби меня!
– Я всегда любил тебя и люблю. – Он лукаво улыбнулся, поглаживая мои бедра. – Мысленно… я занимался с тобой любовью. Все эти долгие холодные ночи ты согревала меня в моих мечтах!
– О Лиам!
Он прижался ко мне.
– Но это было не так приятно, как сейчас!
Он ласкал меня, поглаживал, поддразнивал…
– Лиам!
– Мне нравится, как ты шепчешь мое имя, когда мы занимаемся любовью… Твой голос совсем другой. Он такой нежный, как ветер с моря. О Кейтлин! Мой ирландский ветер…
Тело мое жаждало большего, оно сгорало в костре желания, которое так долго оставалось неутоленным. Я притянула Лиама к себе, я растаяла под его ртом, поглощавшим меня с жадностью изголодавшегося хищника. Каждый раз, когда он задевал меня своей щетинистой щекой, по телу моему пробегала сладостная дрожь. Я превратилась в послушную куклу в его руках. Безвольная, дрожащая, я отдалась его любви.
– A ghràidh! Я не могу без тебя! Как долго я мечтал об этой минуте!
Стон сорвался с моих губ, когда он вошел в меня. Я впилась ногтями в его напряженные ягодицы. Он вздрогнул. Я удовлетворенно улыбнулась.
– A ghràidh mo chridhe! – хрипло выкрикнул он, медленно двигаясь во мне.
– Дай мне… – взмолилась я, подаваясь к нему навстречу.
– Нет, подожди немного! Я хочу насладиться твоим вкусом, ощутить тебя всю…
Кровь стучала у меня в висках. Смежив веки, я ощущала на своих припухших от желания губах соленый вкус наших слез счастья. Потом море сладострастия вдруг разверзлось во мне, поглотив все мысли, страхи и горести.
– Боже! Лиам, умоляю, сжалься!
Он издал рык удовольствия и позволил вожделению задавать ритм своим движениям, пока с моих уст не сорвался крик, слившийся с его криком.
Мы долго еще лежали обнявшись, переплетясь ногами и пальцами. Я не слышала ничего, кроме биения наших сердец. Лиам взял мою руку, поднес к губам, поцеловал и прижал к своей все еще подрагивающей от неровного дыхания груди. Ко мне медленно возвращался контроль над чувствами, но эмоции настолько переполняли меня, что ни думать, ни тем более говорить связно я еще не могла. Опустошенная, счастливая, я позволила себе соскользнуть в сладкое забытье.
– Seall orm, a ghràidh[110], – прошептал Лиам спустя какое-то время.
Его дыхание согревало меня. Я подняла глаза. Господи, я никогда бы не смогла жить без него! Этот любящий взгляд, это молчание выражали больше, чем любые слова. Потом он потянулся за одеялом и укрыл нас.
Я проснулась от холода. Натянув одеяло на плечи, я повернулась и вдруг почувствовала, что простыня рядом холодная и… Я села на матрасе. Лиам ушел?
Вскрикнув от ужаса, я обвела комнату взглядом. Он сидел на лавке перед очагом, закутанный в свой плед. Услышав мой крик, он посмотрел на меня.
– Почему ты там сидишь?
Сердце мое стучало как сумасшедшее, моментально охрипший голос выдавал мой испуг.
– Мне не спится. Наверное, выспался за эти дни. – Он виновато улыбнулся. – Встал подбросить брикет торфа в очаг… Потом залюбовался тобой. Мне не хотелось тебя будить, и я просто сидел и смотрел на тебя. Ты такая красивая, когда спишь…
Он тихо засмеялся. Я тоже.
Огонь тихонько танцевал в очаге, освещая Лиама приятным золотистым светом. Из-за вынужденного недоедания он похудел, однако мускулатура оставалась такой же красивой и рельефной. Мне подумалось, что он сбросил как раз тот небольшой избыток веса, который имеет свойство накапливаться с годами, и это ему даже к лицу.
– Я замерзла! – томно пожаловалась я.
Лиам медленно встал, и я окинула жадным взглядом его крепкую фигуру. На коже явственно выделялись шрамы от ран, нанесенных самой жизнью. Они были похожи на огамические письмена, какие временами находят на гранитных стелах, и каждая из этих ран имела свой скрытый смысл. Шрамы были своего рода живой памятью. Сердечные раны не видны глазу, но я знала, что они там, под этой массой мускулов и костей. И они тоже когда-нибудь зарубцуются, как обычные раны. Но для этого нужно время.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});