содержал мой организм. Что он сейчас делает всё возможное, чтобы превратиться из наставника и, в какой-то мере, друга, во врага. Но я не сказал ничего, потому что видел по его глазам — дядька говорит правду. Буду ерепениться — и в самом деле свяжет меня и забросит в портал как мешок с дерьмом. Пусть при этом сам сгорит на месте.
И только сейчас я по-настоящему понял, почему ша-де-синн поставили себе целью уничтожить суаши. Правильно они решили, нельзя допускать, чтобы у человека — сейчас я имею в виду этого Войтена — была такая власть над разумом других людей. Это не преданность, не долг, что бы там дядька себе не думал. Это — абсолютное подчинение, и он сейчас не владеет собой. Я помнил рассказ Гэль в пересказе Руфуса. Финальная стадия, мы пришли к месту проведения Ритуала, и приказ, полученный моим наставником, попросту не оставляет ему выбора. И мне тоже, как это ни печально.
Я поднялся, стряхнув с плеча лямку рюкзака. Картинно бросил на камни меч. За ним последовал нож.
— У тебя точно не осталось оружия, Михаил? — тихо спросил дядька.
Осталось. А я ведь совсем о нём забыл… по коже пробежала волна холода — ведь не спроси он, я бы так и сунулся в Храм. Со всеми вытекающими последствиями.
Сунув руку в карман куртки, я вытащил и швырнул Руфусу статуэтку. Тот поймал деревянного кабана и недоумённо уставился на меня.
— Что это?
— Так… безделушка, — усмехнулся я, но улыбка, вследствие осознания пронёсшейся мимо опасности, получилась несколько напряженной. — Там внутри ножик спрятан. На память вам, Руфус… сувенир с Земли. А статуэтка — это бог древних кельтов, Тевтат, покровитель воинов. Думаю, вам он подходит.
— Иди, Миша, — совсем тихо сказал мой наставник. Мой бывший наставник, который, если всё получится, станет моим слугой. Не добровольно, не по велению души, не из дружеских чувств, а лишь потому, что ему так велели. Да, я смогу приказать ему уйти, оставить меня в покое, не показываться на глаза. И он уйдёт. Не потому, что обиделся… а потому, что получил приказ.
И я пошёл.
Дядька не ошибся — портал я увидел уже минут через десять. Не золотое полотнище-мембрану, как у мэллорна. Не ослепительно-голубое пламя, как у арки, через которую мы вошли в этот мир. Небольшое возвышение посреди площади, совершенно свободной от каменного крошева — это место явно было эпицентром взрыва, разрушившего город, от зданий, окружавших площадь, вообще мало что осталось. А на нём — чёрный сгусток чуть ли не в три моих роста, словно вырезанный кусочек ночи, помещённый под солнечный свет, но не желающий рассеяться.
Было страшно. Я понимал, что дядя Фёдор и остальные наши спутники остались там не потому, что устали. Мог дядька ошибиться, мог. И тогда над руинами пронесётся очередная ударная волна, дробя то, что ранее уцелело… Если они укроются за каким-нибудь более или менее надёжным остатком стены, могут и выжить.
Но к страху примешивалось и иное чувство, с каждым шагом набирающее силу. Предвкушение чего-то необычного, чего-то потрясающего. И я сейчас не был уверен, что смогу — появись у меня такой шанс — повернуть назад, отказаться от возможности поучаствовать в самом невероятном приключении. Хотя… может, это и не мои мысли, может, просто зов крови? И сущность суаши, пусть и не вполне во мне сформировавшаяся, толкает меня сделать этот последний шаг.
Так или иначе, но страх сдался и ушёл куда-то на задворки сознания.
И я шагнул во тьму.
Темнота. Абсолютная, беспросветная, кромешная… какой бы ещё эпитет подобрать? В жизни обычного городского человека из двадцать первого века такая тьма встречается редко. Разве что ночью в сортир пойти и свет не включить. Да и то… городская ночь — она же тёмная больше по часам, чем на самом деле. Светятся фонари, окна домов. Отблесками проходят по комнате фары проезжающих мимо машин. А за городом — звёзды, луна… да и если небо затянуто тучами, всё равно какой-никакой свет пробивается.
А здесь — ничего. Ни лучика. Я поднял руку, взглянул туда, где по прикидкам должны были бы находиться часы, стрелки которых обязаны были хоть как-то светиться. Фигвам, индейское такое жилище. Словно глаза плотно закрыты и плотной повязкой прихвачены.
Десять секунд, пятнадцать… а теперь и все тридцать набежало. Я попытался сделать шаг вперёд, да куда там — словно в желе упёрся. Вроде и продавливается, но рано или поздно сопротивление становится непреодолимым. И сзади так же… застрял, как муха в капле клея.
— Сканирование завершено.
Я дёрнулся, рука непроизвольно метнулась к поясу, отыскивая рукоять меча. Пусто. Ах да, сюда же нельзя с оружием.
— Порог генетического контроля пройден, соответствие эталону восемьдесят семь процентов.
Слова рождались словно бы прямо у меня в голове. Невидимый контролёр говорил вроде как и по-русски… хотя откуда бы кому-то в древнем храме, лишившемся аудитории задолго до того, как слово «русский» вообще впервые прозвучало, говорить по-нашему. Значит — магия. Или технология, что, по большому счёту, отличается лишь по части применяемой энергии. Голос красивый, но какой-то бесполый — не определить, мужчина говорит или женщина… да и пофиг, если честно.
— Статус пользователя подтверждён.
И темнота исчезла. Вся, в один миг. А вместе с ней исчез и кисель, не дававший толком двигаться.
Я огляделся. Вот он какой, Храм… А зрелище-то не очень, и это если говорить мягко. Тысячи лет даром не прошли, всё здесь говорило о давнем запустении, о полном упадке.
Каменные стены когда-то были затянуты тканью, но сейчас от гобеленов остались лишь редкие истлевшие обрывки. На полу слой пыли сантиметров в десять толщиной, ноги вязнут по щиколотку. Ну да, верно… может, храм находится на Шедире, может, и где-то в другом месте, но воздух тут есть. Если когда-то его фильтровали, что сомнительно, то сейчас все фильтры давно сгнили, осыпались бесполезной трухой. А воздух достаточно чист, хоть и кажется порядком застоявшимся. Ну а где циркуляция воздуха, хоть какая-то, там и пыль. Правда, можно на воде дом поставить, на сваях… но тогда будет не пыль, а сырость. Сыростью не пахнет.