В таком нервическом окружении парадоксальным образом даже провокаторы откапывали в себе творцов. Утопические романы «Как нам обустроить Россию в царствие небесное» Г. А. Гапона и «Копеечное дело» С. В. Зубатова вышли стотысячными тиражами, привлекли к себе всеобщее внимание. И если Зубатов старался держаться в тени, никогда не объявлял себя пророком, то Гапон как страстный оратор, умело манипулировавший толпой, уже видел себя новым Сергием Радонежским. Вся провокаторская интрига не могла не кончиться очень плохо, и кровавая баня первой революции, в которой сгинули оба, – тому подтверждение.
С другой стороны баррикады шла «гонка на кладбище».
Бронштейн-Костыльский – известен под прозвищами «командарм», «лев несионский». Его наиболее прославленное сочинение – «Мемуары правителя Красной России». Несомненный лидер национальных движений, скорее всего сам обладал серьезными визионерскими способностями, но в реальной подпольной деятельности они не помогли. Убит белосотенцами.
Чернов-Метелкин. «Житница мира» – пасторальная утопия, образец будущих «экологических» романов о разумной биосфере. Лидер социалистов-революционеров. Выпал из окна при невыясненных обстоятельствах.
Савинков-Ропшин – гений террора, реальный претендент на диктаторские полномочия. Романы «Конь бледный» и «Гидра контрреволюции» дают ему тот самый глоток славы, который должен отличать политика от обычного террориста. Однако же он – редкий пример раскаявшегося революционера. Начиная с восьмого года постепенно отходит от террористической деятельности, к моменту гражданской войны – это уже консерватор. Расстрелян.
Ульянов-Ленин – признанный лидер радикальных революционных партий с четвертого по двенадцатый год. Вокруг него выбило почти всю семью – родители, братья, три сестры[17]. Прославился книгами «Дистопическое развитие капитализма в России», «Кто такие буржуй-вампиры и как они пьют кровь трудового народа», «Детская болезнь левизны в мировой революции». Сильный полемист, одаренный писатель, потенциальный пророк. Убит снайперским выстрелом в Цюрихе[18].
Богданов-Малиновский известен под прозвищем «Марсианин». Утопические романы «Красная звезда» и «Инженер Стэн» сделали ему имя, он считался преемником Ульянова. Тектология сменила диалектику в качестве основы марксизма, образы ядерных реакторов стали основой «мечты для инженеров». Но столь же крупным авторитетом Богданов не обладал. К моменту начала мировой войны – революционное движение расколото[19].
В европейской литературе и политике шли внешне иные, но внутренне чрезвычайно схожие процессы.
Французская фантастика предвоенных лет – это медленное очерствение душ. Известна литературная гонка между Жюлем Верном и Альбером Робида. Оба хорошо владели кистью и были отменными стилистами. Оба в своих романах детализировали технику ближайших десятилетий, аккумулируя образы и перспективные идеи, которые появлялись в богемно-визионерских кругах и в научных сообществах.
Только если Жюль Верн изображал торжество человеческого духа, триумфы изобретательности, находчивости, будущее царство гуманизма, который позволит человеку достичь невиданного могущества, то Альбер Робида показывал, на что это могущество будет употреблено. Предвидений у него было множество, и главное из них – он блестяще раскрыл порядок потерь в сражениях будущей войны.
Сотни тысяч людей.
Жизнерадостного и обходительного шутника, его прозвали «вороном Фландрии». Чем ближе к войне, тем большую популярность приобретали его «графические романы».
Разве не было попыток «отвернуть»?
Были.
В который раз запустили большие государственные программы по поиску визионеров и составлению «карт будущего». Потенциальные критические точки – те самые мгновения, когда бабочка Лоренца машет крыльями судьбы, – отслеживались достаточно неплохо. «Охранка», «Интеллиджен сервис», «Второе отделение Генерального штаба» – превратились в своего рода пожарные команды, которые были готовы тушить свечки на пороховом складе.
Дело в том, что прогнозеры достаточно уверенно просчитали модель будущего экономического мегакризиса, по результатам которого основные государства, составлявшие опору цивилизации в начале ХХ века, оказывались банкротами. Все понимали, что нельзя бесконечно консервировать мир. Но также не было желания радикально его менять.
Будущее становится по-настоящему неуправляемым, когда мы не знаем ведущей туда дороги. И пытаемся перепрыгнуть открывшуюся пропасть, вместо того чтобы строить мост. Кризис, возникший перед Первой мировой, требовал для своего решения воистину революционных преобразований, и слишком многие, боясь таких масштабов, отказывались от рационального мышления – ударялись в мистику, жаждали чудес.
По сию пору в литературе очень большой популярностью пользуется идея остановки мировой войны. Создана целая галерея выдающихся личностей[20], которые могли бы «отвернуть». Сейчас наиболее известен образ сыщика Моторина, явленный бойким пером А. Бакунина. Прозорливый детектив, опытный боец, элегантный франт с седыми висками – он мог, несомненно, мог бы остановить трагическое отравление Франца-Иосифа и его августейшей семьи осенью шестнадцатого года. Ему помешали нефтяные магнаты, причем не по злобе или коварному замыслу, а просто по собственной глупости.
Но если говорить о чувствах реальных агентов тех лет, то лучшие описания можно найти в мемуарах Сиднея Рейли «На роликах» – очень большая усталость и понимание собственной ненужности. То есть каждому конкретному «охраняемому лицу» собственная жизнь была весьма дорога. А вот соседей они видели в гробу…
«Войны никто не хотел. Война была неизбежна».
Но, хуже того, будущее открывало взорам еще более страшную картину – за первой бойней мирового масштаба, с перерывом меньше чем в двадцать лет, уже виделась вторая. Как бороться с ее приближением – вообще не представляли.
Отсюда и возникает традиция «посткатастрофического» романа, исходной точкой которого есть исчезновение почти всего человечества, – и вот несколько десятков людей, бродя по сгоревшим, или отравленным, или наполовину засыпанным песком городам, пытаются как-то организоваться, начать жизнь заново. Г. Уэллс в «Машине времени» описал героический подвиг одиночки-изобретателя, который пытается перевезти как можно больше людей через несколько огненных десятилетий, с тем чтобы на освободившейся планете, покрытой молодым лесом, они бы начали новый виток цивилизации.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});