в пять секунд назначают себе в камеристки, чтобы при любом удобном случае оставлять их без трусов.
– Я занимаюсь уборкой, – Данке стоило огромных усилий не выдать, что её оскорбило сравнение со служанками, не видевшими ничего плохого в совмещении своих обязанностей горничных с услугами проституток. – Я подчиняюсь камергеру.
– Так, значит, только подметалка? Зря тратишь свои ресурсы.
Оскорблённая Данка ещё больше покраснела. Ройс всё понял.
– Вообще-то я не об этом. До меня дошли слухи, что ты умеешь читать.
Данка растерялась.
– Умею.
Ройс рухнул в кресло, задрав ногу на подлокотник.
– И говоришь вроде не как деревенщина. Значит, не тупая, как эта курица Нелле.
– Я ходила в школу, когда жила в Кантамбрии.
– Значит, и считать умеешь?
– Да.
– Рад слышать. Твои навыки тебе понадобятся, когда будешь помогать мне смешивать настойки. Для разных целей. Назовём это так.
– В каком смысле?
– Ещё не поняла? Ты вроде бы неглупая, но, как вижу, доходит до тебя тяжеловато. Теперь ты будешь моей служанкой. Личной камеристкой, как запишет у себя в книге бухучёта казначей. Так более понятно?
– Служить вам? – Данка неосознанно сделала шаг назад, и Ройс это заметил.
– А что тебя смущает? Нелле скорее сбежит из замка, чем снова переступит этот порог, так пусть метёт полы и ублажает княжих прихлебателей короны, а ты будешь ублажать меня. О, только не делай таких пугливых глаз, я не собираюсь с тобой спать, тем более что-то мне подсказывает, что ты не умеешь делать то, что мне нравится. А вот слушаться каждого моего приказа, каждой странной просьбы и днём, и ночью ты будешь должна.
Несомненно, принц не спрашивал её согласия перейти к нему в услужение, а справлялся, ясны ли ей были её рабочие обязанности, от которых на милю несло непотребством.
– И чтобы никаких лишних вопросов. Я говорю – ты делаешь. Скажу: «Неси мои доспехи» – ты принесёшь. Скажу: «Жри голой из собачьей миски» – и ты разденешься и будешь жрать. Ты поняла?
Данка испуганно кивнула, почувствовав, как гаррота уже стянула её шею.
– Прекрасно. Теперь унеси это. Всю мою еду с сегодняшнего дня ты будешь накладывать сама. Будут приставать всякие Малори со своими окнами – шли их, ты моя. Будешь приносить две порции еды – есть ты будешь здесь, со мной. Вина не надо. Мне нужна вода прямо из колодца. Набирать ты её тоже сама, как будешь мыть и мои фрукты. И, поверь, ты очень сильно пожалеешь, если я узнаю, что твои обязанности исполняет кто-то ещё. Теперь только ты будешь отвечать за то, что я ем и пью, и, если я что-то только заподозрю, ты знаешь, что я с тобой сделаю. Усекла? Тогда я жду свой завтрак, и поживее. Я хочу есть.
Глава 40 Отчаяние
Марций не мог уснуть. Он снова сидел у костра, переворачивая головёшки, и физически ощущал, как изнутри его рвут на части горечь разочарования и отчаяния.
Она упала в воду, а значит, как сказал Вальдарих, в лучшем случае её утянуло на дно ямы, где её тело могло зацепиться за какой-нибудь камень или корягу, откуда её можно было бы достать только в теории, но, скорее всего, тело принцессы уже давно унесло на другой край земли или вынесло в открытое море. А уж там ищи её… Рыбы, поди, поели, или к какому берегу безлюдному прибило останки, если унесло на север в горы, или вообще её до сих пор носит по волнам, как какой-нибудь мусор. Да и уцелели ли те останки, если их протащило пару– тройку лиг по камням? Тряпки одни да кости, и не опознать. Бесполезно было что-то доказывать самому себе, приводить какие-то доводы, уточнять вероятность – так, скорее всего, и было.
Его затошнило от обиды. Его это была смерть, его. Страшная, позорная, грязная, а не её. А он жив, жив и здоров, как и полагается порядочному чистокровному эвдонцу – не подохнуть даже с бревном в брюхе или с оторванной головой. Проклятая живучесть.
Альвгред – а это заметили все, когда Марций поднялся из ямы ни с чем, – на полдня куда-то пропал и вернулся к первым сумеркам, хмурый, как туча, и какой-то дёрганый. Войкан сказал, что видел его недалеко от оврагов – молотил ксифосом траву. А как вернулся, сорвался на Марции, когда тот, развязывая верёвку из уздечек, случайно выдрал одну из заклёпок, дело даже едва не дошло до драки, потом они оба успокоились и вроде бы даже помирились.
Со всех сторон звучали такие дикие рулады храпа, что было немного странным, как за столько недель, что кирасиры обретались в лесу, к ним ещё не сбежались на охоту все хищники Редколесья.
– Опять бессонница?
Это был Войкан. Лучник жевал какую-то травинку и держал в руках миску из дома Гезы, полную ежевики.
– Сяду?
– Садись, конечно, – Марций перевернул подёрнутую пеплом головёшку горящим донышком вверх. – А это откуда?
– Собрал.
– Уж понятно, что не украл.
– Там нашёл кусты, чуть дальше за можжевельниками, где оружие с обоза.
Войкан сел напротив и протянул другу миску и взятый опять же из кучи награбленного схрона, такой же, как и у себя, плащ Огненосца – его кирасиры стянули с одного из трупов после того, как три сотни ищеек набрели на их лагерь и были начисто истреблены.
– Чтоб не замёрзнуть.
– А чего во тьме бродил? – спросил Марций, принимая угощение. Тёплый плащ тоже оказался кстати. – Сегодня же не твоя смена.
– И не твоя, – лучник сунул ягоду за щёку и тоже укутался в трофей.
– А я теперь вообще плохо сплю, вот и вызвался. Буду всю ночь глаза в небо пялить.
– Вечера?
Марций кивнул.
– Понимаю. А как с Альвгредом?
Рейес жестом показал, что не очень.
– Думал, вы друг друга сегодня поубиваете.
– Может быть.
– Ну, если тебя это утешит, если бы у моей жены появился такой воздыхатель, как ты, я бы тоже распсиховался. Молодой ещё. Успокоится.
– Было бы с чего психовать, – Марций обернулся на внезапно переставшего разгонять лесную живность храпом Вальдариха. Тот почесал нос и снова уснул. – Я бы никогда даже не подумал к ней… ну, ты понял.
– Понял.
– И я для неё был просто солдатом. Никем.
– А вот тут не согласен, – Войкан прибил комара на плече и стряхнул размазанную тушку. – Она носила подаренный тобой камень, имя ему дала. Или ты думаешь, это всё просто так? Женщины, если не говорят что-то напрямую, то непременно намекнут. У принцессы в шкатулках лежали и бриллианты, и сапфиры, и рубины, а не расставалась она с полудрагоценным камнем, который ты для неё купил даже не в ювелирной лавке, а на рынке, на лотке между рыбой и специями.
– Она сбросила меня с балкона, когда я его ей подарил.
– А должна была расцеловать и пригласить к себе на ложе? Ты Её высочество ни с кем не перепутал?
В этом была логика.
– Может быть, – согласился Марций. – Может, поэтому я чувствую себя вдовцом?
– Это пройдёт. Должно пройти.
Утешительные слова Войкана не произвели на Марция должного эффекта.
В стороне вдруг раздался странный вой и звук, похожий на рычание горной рыси.
– Откуда здесь рыси? – встревожился Марций и на всякий случай взялся за рукоять ксифоса. – Не было же их в Редколесье отродясь.
Войкан даже не двинулся с места, продолжая уплетать добычу из миски.
– А это не рысь, – произнес он с набитым ртом. – Рорри нажрался хмельной ягоды и снова представление устроил. В его отряде сегодня тоже не спят, – лучник указал в сторону второй группы солдат, что расположилась неподалеку. – Полнолуние такое дело. Лихая ночь. Ласточка говорила, в такие ночи у людей кровь в жилах закипает, а у психопатов нервы коротит. Вон и Вальдарих, погляди, как медведь, ворочается, а Рорри аж заикаться перестал и воет, как чудь болотная. Видать, на радостях. Ещё с минуту посидим, точно тебе говорю, – услышим