Читать интересную книгу "Смерть империи - Джек Мэтлок"

Прежде чем покинуть кабинет Черняева, я выразил надежду, что президент Горбачев ни в грош не ставит беспочвенные обвинения людей вроде Алксниса относительно происков ЦРУ (На самом деле мне было любопытно, не получает ли Горбачев подобные же сведения прямо из КГБ, но напрямую спрашивать об этом было нетактично.) Вам не о чем беспокоиться, ответил Черняев. Среди правых есть люди разумные, но Алкснис совершенно потерял голову, и Горбачев на исступленные крики не обращает внимания. Горбачеву хорошо известно, что президент Буш его поддерживает и не желает его падения. Он также предупредил меня не судить по Алкснису ни об армии, ни даже о ее полковниках. Большинство из них настроены по–другому, заявил Черняев.

Я понимал, что Алкснис это нетипичный экстремист, однако подозревал, что куда больше представителей советского офицерского корпуса разделяют его умонастроения, чем нам — или Горбачеву — хотелось бы верить.

Я сказал Черняеву, что с облегчением воспринял его уверения в неизменности внешней политики, и отметил его мнение, что положение внутри страны выравнивается. Однако при всем притом, с середины ноября тональность внутренней политики изменилась. Горбачев действительно не сменил курс?

Черняев рьяно отрицал, что имела место какая–то фундаментальная перемена. Толкующие о «поражении» наших «демократов» ошибаются, сказал он. Они не потерпели поражения, считал он, а просто становятся более практичными, набираясь опыта. Попов и Собчак, к примеру, сотрудничают гораздо продуктивнее, чем прежде.

Пока Тамара Александрова, жизнерадостная помощница Черняева, провожала меня к выходу из здания Центрального Комитета, я думал, что сказанное Черняевым о советской внешней политике выглядит точным, а вот для утверждения об улучшении положения внутри страны оснований меньше. Я не представлял, как можно отрицать, что политика Горбачева сместилась к более жесткой линии, замечания же Черняева о «демократах» выглядели не более чем благим пожеланием.

Тогда мне не было известно то, о чем я узнал только из мемуаров Черняева, опубликованных им в 1993 году: он пытался убедить Горбачева назначить Анатолия Собчака премьер–министром. Если бы Горбачев сделал это и поддержал приход Собчака к руководству, то реформаторы могли бы вновь оказаться в его команде — и заняться созидательной работой.

Человек Прошлого Года

С того времени как Горбачев стал президентом, его популярность пошла на убыль. Опросы, проводимые Всесоюзным центром по изучению общественного мнения Юрия Левады фиксировали постоянное падение. В декабре 1989 года 52 процента опрошенных заявили, что они полностью одобряют деятельность Горбачева. К январю 1990 года доля их упала до 44 процентов, к маю — до 39 процентов, к июлю до 28 процентов и к октябрю до 21 процента. Опрос в конце 1990 года, по результатам которого определялся «Человек Года», показал, что 32 процента поддержали Ельцина и лишь

19 процентов — Горбачева. Годом раньше 46 процентов поддержали Горбачева и всего 6 процентов — Ельцина.

Что касается Ельцина, то, как некоторые полагали, к концу года его авторитет стал падать. Не в силах справиться со своим собственным Съездом народных депутатов (который был еще не готов изменить Конституцию РСФСР и установить президентство), он к тому же бесплодно противился предложениям Горбачева.

Некоторые слои общества, по крайней мере, стали замечать, что Ельцин склонен больше обещать, чем способен предоставить, меняет под нажимом свое мнение, не во всем следует собственным обязательствам, может быть неустойчив в поведении, порой пропадая из виду на целые недели.

При всем при том он показал: стоит ему захотеть, и он способен воспрепятствовать любым ограниченным инициативам Горбачева. Ельцин стоял за такого рода перемены, которые реформаторы считали необходимыми — те самые, которые были анафемой для твердолобых коммунистов. Теперь он стал самым популярным политиком в стране и, хотя с этим можно спорить, самым влиятельным, поскольку у него сложились хорошие, пусть и поверхностные, отношения с большинством избранных руководителей республик.

Единственная надежда Горбачева на политическое выживание и сохранение хотя бы какого–то союза, похоже, зависела от его готовности и способности взяться за общее дело с Ельциным и демократами. И все же, оценивая положение на начало 1991 года, я был убежден, что Горбачев не только не увидел того, что было ясно мне, но в действительности делал прямо противоположное тому, что я предсказывал.

Кого из нас поразила слепота — его или меня? Я ли неверно оценил этого человека, он ли переменился? Или он вновь, в очередной раз, моментально сменит тактику, отделается от аппарата Коммунистической партии и составит антикоммунистическую реформаторскую коалицию? При столь высоких ожиданиях в обществе сделать это будет потруднее, чем в августе 1990 года.

Вынужден признаться: ответа я не знал. Эта мысль отдавалась болью во мне, человеке, который — всего четырьмя месяцами раньше! — был убежден, что понимает, как поступает Горбачев.

XVII Репетиция

Что нужно делать, чтобы доставить удовольствие президенту в наши дни ?.. Учите других врать — и вы станете во главе Центрального телевидения.

Разоряйте экономику — и он сделает вас премьер–министром.

Юрий Черниченко, 20января 1991 г.[92]

Режим, испытывая предсмертные муки, вышел на последний рубеж: хозяйственная реформа заблокирована, цензура в печати восстановлена, вновь ожила беззастенчивая демагогия, а республикам объявлена открытая война.

Николай Петраков, объясняя свой уход с должности советника Горбачева, январь 1991 г.[93]

Рональд Рейган был прав. Это империя зла.

Валентин Оскоцкий на демонстрации в Москве в поддержку Литвы, 20 января 1991 г.[94]

В течение недели, начавшейся 7 января 1991 года, Горбачев снова стал зажимать Литву в тиски, и на сей раз действия его выглядели более угрожающими, чем прошлой весной. Министерство обороны объявило, что направляет в Литву подразделение десантников, явно для отлова литовцев, уклонившихся от воинского призыва. В Вильнюсе Интерфронт, который поддерживался Москвой, организовал демонстрации протеста против намерений литовского правительства повысить розничные цены. Когда председатель парламента Ландсбергис объявил, что повышение цен откладывается, премьер–министр Прунскене подала в отставку и литовский Верховный Совет принял ее. Тогда Горбачев воспользовался политической сварой в Вильнюсе и направил литовцам ультиматум. Возложив на них всю вину за нагнетание напряженности и обвинив их в нарушении Конституции, попрании прав человека и попытке возродить «буржуазный» строй, Горбачев в своем указе от 10 января предписал литовскому Верховному Совету «незамедлительно восстановить Конституции СССР и Литовской ССР во всей их полноте и отменить все ранее принятые неконституционные акты».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});