Саша плакала.
– Не плачь, Странница, то было за многими горизонтами. Земля наша тебя в первый раз видела. Пришла ты и создала мир дивный заселив его существами каких во всей вселенной не сыщешь. Разумом одарила многих. А скольким душам бестелесным приют дала? Так чему же ты печалишься? – Кулика ласково посмотрела на девушку.
– Фёдор. Он такой несчастный. Так убивался, страдал. Я же, покинула его, и это после всего, что он для меня сделал.
– Ты подарила ему несколько лет счастья растить тебя, заботиться, смотреть как ты начинаешь ползать, вставать на ножки, говорить первые слова. Чего большего он мог желать себе?
– Но я разом разрушила это. Оставила одного. А он даже ничего мне не говорил. Не выражал ничем своего отношения к содеянному мною.
– Ооо! – воскликнула старушка. – Милая моя. К тому времени как вы увиделись вновь, для Фёдора прошли бесконечно длинные вереницы жизней этой планеты. Он многое понял. Развидел твой замысел, и не способен держать обиду. Об этом и речи нет.
– Но как же он жил после? После того как уплыл с острова и написал письмо? Эх! Знать бы.
– А я знаю. – Кулика улыбнулась. – Он поведал мне. Вот как письмо доставил, так и поведал.
– Вы виделись с ним?!
– А как я по твоему, письмо это получила?
– И он рассказал вам свою историю?! Прям, как с острова уплыл? А дракон? Про него он сказал что-нибудь?
– Рассказал. Для тебя рассказал, а я тебе поведаю. Такова просьба его была. – Кулика поудобнее устроилась в ногах у Саши. – Укройся получше, закрой глаза и слушай.
Писал Фёдор долго. Прошла ночь, и начали гаснуть звёзды. Закончив писать, сложил исписанные листы, а сверху положил тот, что с его именем. Сложил всё написанное так, чтобы уместилось в конверт и вложил в него. Заклеивать не стал. Закрыл чернильницу, рядом аккуратно положил перо и этот самый конверт неясно кому уготованный. Ойкнув от неожиданности боли в суставах от долгого сидения, он встал. Будет путь, будет и тот, кто передаст ему послание. А уж он решит, что с этим делать. Сейчас не разумеет, но тогда будет знать.
Выйдя, он не забыл затворить дверь, и не преследуя каких либо целей, пошёл, не думая ни о дне сегодняшнем, ни о том, что ждёт его завтра. С угрюмым видом, преодолевая взгорки, овраги, поля поваленных деревьев, он шёл километр за километром, пока не вышел к стене плотно поросшего кустарника, напоминающего орешник. Тут-то он и вспомнил о поляне окружённой со всех сторон от тайги этими зарослями. Со всё той же угрюмой решимостью он, вместо того, чтобы обогнуть непроходимые заросли, врубился в них, и орудуя топориком, продрался сквозь и оказался на поляне, на той самой, каковая помнилась ему многими годами ранее. Найдя ключ, звонко бивший из-под земли, он, черпая воду ладонями, напился студёной воды и расположился на земле подоткнув рюкзак под голову. Умиротворённость этого места успокаивала.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
А дальше, всё как в тумане. Вырытая Фёдором землянка спасла его от зимних холодов. Затем, задумал он построить на этом месте дом и доживать, забывая свою найденную, а затем, потерянную дочь. И к следующей зиме дом был готов, а землянка стала погребом, в котором уже имелись запасы ягод и тушки зайцев.
Зачем он жил? Ради чего? Эти мысли его временами одолевали, но если он есть, значит для чего-то это нужно. Так он себя и успокаивал. Череда дней вилась однообразной нитью. Ходил он за границы поляны, ставил силки, да собирал грибы и ягоды. Иногда стрелял из лука подбивая кабана, да заготавливал дрова заволакивая стволы сосен по ручью, что пробегал сквозь живую изгородь из орешника ограждавшего тихие дни Фёдоровой жизни от дикой, неприветливой тайги. Но было несколько раз и такое, что объявлялась на поляне, перед домом, медведица. Завидев перепуганного поселенца садилась она на землю и смотрела ему в глаза. Успокаиваясь таким поведением грозного зверя, Фёдор разводил руками давая понять, что не ведает, что же её сюда приводит, и чего она от него ждёт. Медведица, посидев, уходила, а у Фёдора оставалось чувство неуспокоенности, но с этим, в его нынешнем положении, можно было жить, и он жил, пока…
В конце второго года, осенью, растапливая печь, он услышал завывания ветра в трубе, а следом из топки в избу полетели искры и уголья. И будто сработало что-то внутри Фёдора, он вскочил и бросился на улицу. То, что он увидел открыв дверь избы, обрадовало его, и вместе с тем, обдало его сердце волной глубокой печали.
На поляне перед крыльцом стоял, не успев ещё сложить крылья, дракон. Сашин Дракон. Иного быть не могло. За то время, что прошло с последнего визита этого существа на остров, оно заметно выросло.
Фёдор, не зная как реагировать на визит дочкиного друга, и чего от этого визита ждать – поклонился, приложив руку к груди.
– Ну, здравствуй. Давно не виделись. Что привело тебя сюда?
Дракон поднял голову к небу и резко опустил её, и проделал это ещё раз, затем сделал несколько шагов в его сторону и посмотрел в глаза.
– Никак, ты сказать чего хочешь?
Дракон чуть прикрыл веки.
Фёдор развёл руками. – Как же мне понять тебя?
Тот мотнул головой и закрыл глаза. Открыв их он посмотрел на собеседника и снова, но уже медленно, их закрыл.
– Закрыть глаза? – спросил Фёдор. – Мне закрыть глаза? Ну ладно. – Он выдохнул, будто собирался выпить крепкого хмельного напитка, и закрыл свои глаза.
Неожиданно для него, в темноте закрытых глаз чётко вырисовался дракон опускающий к земле голову так, что его длинная шея оказалась в горизонтальном положении в полуметре от земли. Ещё удивительней оказалось то, что к дракону подошёл он сам, взобрался на шею, ближе к туловищу, и руками ухватился за выступающие края больших чешуй. Дракон поднял голову и… Вестибулярный аппарат новообращённого наездника среагировал на резкие, энергичные движения мощного существа, и тот повалился на землю.