за завтраком, во время музыкальных занятий, во время тихого часа. Некоторые прятались так хорошо, что найти их удавалось лишь через час, да и то с большим трудом. Через две недели в шушуна играли все старшие группы. А потом игра стала распространяться по городу, в нее играли во втором саду за железной дорогой и в маленьком детском саду для работников леспромхоза.
Дошло до районного отдела народного образования, пришлось увольнять болтливую нянечку, собирать общее родительское собрание и проводить беседу. Это помогло, правда, ненадолго, в «шушуна» начали играть в начальной школе. Постепенно игра выродилась в обычные прятки, однако в группе Кристины ей баловались до выпуска. Кристина же продолжала прятаться и после, ей нравилось прятаться.
В августе Алексей вез с работы пятерых на своем «Иже», и это закончилось плохо: поршни прикипели и двигатель заклинило. Гильзы цилиндров надо было растачивать, а поршни менять, двигатель пришлось половинить. Но поршней достать не получилось, Алексей загнал мотоцикл в сарай и пересел на велосипед, а осенью в сарае крыша протекла и мотоцикл заржавел.
К зиме Алексей устроился на железную дорогу. Там платили, но приходилось работать по три дня подряд, бригада обслуживала перегоны и часто ночевала в сторожках и в дрезине. Алексей застудил спину, она стала болеть, и иногда, чтобы не трястись домой, он оставался на разъездах.
Мама расстраивалась и с отцом ругалась, требовала, чтобы он бывал дома чаще, принимал участие в воспитании ребенка и зарабатывал больше, Алексей молчал. А Кристина, наоборот, такому положению радовалась, отца она не очень любила и от его отсутствия не страдала. Трезвый отец был угрюм и злобен, пьяный глуп и молол чепуху, без него Кристине было лучше.
В начале декабря Кристина сломала руку. Это случилось скучно — поскользнулась и упала плечом на бордюр. Больно. А дома еще и распухло. А к вечеру распухло сильнее, мама, вернувшись с работы, позвонила в «Скорую». Машина была на вызове в Нельшу, и маме пришлось позвать бывшую нянечку из садика, жившую по соседству. Та посмотрела руку, пощупала пальцем и велела торопиться в аптеку за муравьиным спиртом, мама поторопилась. Нянечка гладила руку Кристины, а потом спросила, помнит ли она про шушуна? Кристина помнила. Помни, сказала нянечка. Будь невидимой. Беги. Лучше беги.
Она пошла в школу в семь лет, в ту самую, рядом с парком. В школе оказались дети из садика, и уже через два дня ее звали Крысой. Кристина некоторым била кулаком в нос, других пугала шушуном, а третьим придумывала прозвища не менее гадкие, чем свое. А потом в класс пришел Федор.
Сначала он тоже попробовал назвать ее Крысой, но Кристина быстро стукнула ему по носу и стала звать его Пёрдором, и Федор понял, что с Кристиной лучше не связываться, себе дороже. Впрочем, и остальные скоро успокоились.
Оказалось, что Федор жил от Кристины неподалеку и по пути стал заглядывать к ней — вместе ходить в школу было веселее. С полвосьмого Федор торчал у калитки и свистел, пока Кристина не выйдет, а если она не торопилась — кидал в окно рябиной, снежками или мелкими камешками.
Кристине не очень нравилась Федькина компания, да и сам он не особо нравился — лобастый, пучеглазый, наглый. Хвастун, по пути в школу всегда врал. Про то, что его отец скоро купит «Волгу», про то, что летом поймал сома на сорок килограммов, про то, что пойдет в подводники, как дед, потому что может задержать дыхание на три минуты, а на правой руке висит полторы, хвастун и врун.
Кристина надеялась, что Федьке скоро надоест заходить за ней каждый день, но Федьке не надоедало, каждое утро он поджидал Кристину возле калитки. Кристина пробовала избавиться от Федьки, выходила пораньше, это помогало, но ненадолго — и Федька приходил раньше. В итоге Кристина стала выходить в школу на час раньше, бесполезно — Федька оказался упрямым и караулил ее за час. Она пробовала спрятаться от него, но почему-то не получалось — то ли Федька был хорошей ищейкой, то ли со временем Кристина утратила возможность прятаться так хорошо, как раньше; Федор ее находил. Или Чагинск, иногда Кристине казалось, что изменился он. Уменьшился. Улицы, казавшиеся раньше просторными, стали короче и уже, в них не осталось загадки, обычные улицы и деревья. Город закрылся, и спрятаться в нем было нельзя, город был больше за Федьку, а не за нее.
Кристина спрашивала, зачем это все Федьке, что ему от нее нужно, он лишь смеялся и не отвечал, но и не отставал. На новогоднем вечере были танцы, Кристина боялась, что Федька пригласит ее, но он не пригласил, все танцы просидел с мальчишками на подоконниках спортзала, ржал и строил рожи. Казалось, что Федьке просто нравится болтаться рядом, нравится, что его враки слушает именно Кристина.
Хвастливый врун и наглец.
Никогда не здоровался и не помогал носить портфель. А если по пути встречались пацаны, то убегал к ним. Списывал всегда. В столовой садился рядом, быстро съедал свою порцию, а потом смотрел на Кристину так, что она вздыхала и отдавала половину котлеты. А иногда эту котлету не просил, Кристина приходила в столовую и обнаруживала, что котлета до половины съедена.
Махинатор, с десяти лет знаменитый махинатор — у собственной бабки выманил талоны из заготконторы и купил на них японских кассет, а потом продал эти кассеты одному парню из Норильска, в пять раз дороже продал, на вырученные деньги купил себе кассетник. А бабка, между прочим, для этих талонов сдала в заготконтору чуть ли не тонну клюквы, месяц с грабаркой по болотам рыскала, сапоги себе хотела. Зато теперь у Федьки имелся кассетник, и ему завидовали гораздо больше. Кристина думала, что он как-нибудь предложит ей послушать музыку, но Федька не предложил.
Жадина.
На весенних каникулах Федька одолжил у Кристины рубль. Сказал, что хочет купить маме подарок, а потом не отдавал, говорил, что никакого рубля не было. Кристина хотела поругаться, но плюнула.
Хам. Самый настоящий хам.
Впрочем, имелись у Федьки и положительные качества. Федька не был трусом.
Однажды Кристину отправили в магазин за хлебом и молоком. Ближний магазин оказался закрыт, и Кристине пришлось идти через две улицы в восьмой. Она купила буханку и два литра и собиралась домой, но тут продавщица разоралась, что Кристина обнаглела, уже заходила с утра и увела из кассы десять рублей, а теперь еще зашла, совести нет. Кристина испугалась и расплакалась, говорила, что это не