Читать интересную книгу Вольное царство. Государь всея Руси - Валерий Язвицкий

– Будь здрав, государь всея Руси! – громко приветствовал своего родного дядю князь рязанский, – с «сеунчем» тобя!

Воины, блеснув сталью, разом выхватили сабли и, по-военному четко, прокричали:

– Будь здрав, государь всея Руси!..

Загудели войсковые трубы, барабаны и сурны. Государь выехал вперед и приблизился к рядам воинов.

– Поздравляю тобя, сестрич мой любимый, и тобя, Михаил Иваныч. Послужили вы всей Руси честно, как подобает всякому сыну ее. Будьте здравы вы оба, и все воеводы, и все вои, которые были под вашим началом. Передайте им мой низкий поклон…

Государь, взволнованный, замолчал; молчали и воеводы. Трубы и барабаны тоже смолкли.

Иван Васильевич приподнялся на стременах и, когда все замерло, снял шапку, как снимают ее перед ним простые люди, и громко произнес:

– Челом бью вам, вои православные! Ныне вернули вы святой Руси ее исконные земли…

Опять зашевелились ряды воинов, но в них теперь не было ничего воинского. Просто, как мужики, поснимали они шапки и, перекрестясь, общим гулом ответили государю:

– Помог нам Христос за святую Русь потрудиться, помог Свою веру защитить от латынцев…

Государь перекрестился, надел шапку и медленно поехал с площади к своим хоромам…

Смутно почуял он, что произошло что-то новое между ним и народом. Дорогой он думал, что не примет народ никакого еретичества, как не принял и ныне не принимает латинства.

«Благодаря упорству в вере греческой народ сохранил среди ляхов свой русский облик, свой родной язык и свои обычаи…» Не ополячился он, как некоторые из русских князей и бояр. Дорого платил русский народ за свою веру «греческого закона» и ни на какую иную веру и теперь не сменяет ее – пришел к выводу Иван Васильевич и понял, что литовско-русское крестьянство, как и московское, будет и впредь всегда вместе с русскими попами греческого закона и будет против всех еретиков, даже против своего законного государя, ежели тот отпадет от закона греческого.

Иван Васильевич горько вздохнул и прошептал:

– Придется нам с тобой, Феденька, сдаваться на всю волю народов и пойти за невежественными попами, не то народ не пойдет с нами, а проклянет нас и благословит своих же и наших ворогов, которые токмо волки в овечьей шкуре…

Глава 9

На новых торговых путях

Более двух лет прошло со дня заключения князя Андрея большого на «казенках», в подземельях дворцовой церкви Благовещения. Было шестое ноября, с которого начинается ледостав на озерах и реках. Уже к утру начинала промерзать слюда в окнах государевых хором и оттаивала только ко второму завтраку, когда солнце в ноябрьские дня заглядывает в трапезную.

Иван Васильевич сидел за столом с дьяками Курицыным, Майко и с казначеем Ховриным. Государь медленно пил вино, слушая дьяка Курицына, и в задумчивости невольно следил, как утончался ледяной слой на светлеющей слюде.

– Неполадки, державный государь, у нас в торговле с султаном турским Баязетом, – сообщал Курицын. – Пишет тобе Менглы-Гирей, что кафинский и азовский турские паши сильничают над купцами нашими, хватают их вместе с их слугами и велят, яко рабам, тяжкие каменья и песок на собе носить на стройку крепости. Когда ж русские на сих тяжких работах разболятся, паши отбирают у них весь товар. Если купец выздоровеет, ему возвращают только половину его товара, остальное паши беззаконно берут собе, а если русский купец умрет, то весь его товар захватывает собе паша…

– Вот яз и запретил нашим купцам ходить на Азов и Кафу, – перебил дьяка государь. – Ныне же, когда нам надо через новые места к Очакову, в Турскую землю, свои пути пролагать и когда недруги наши – немцы, свеи, Литва с Польшей и Ганза войной нам грозят, у нас на Москве беда – обе казны погорели: и моя, и княгини моей… Вот те и новый казенный приказ! – И, обернувшись к боярину Ховрину, добавил: – Сидишь вот ты, главный дьяк нового приказа, един, без рублей, яко воевода без полков…

– Истинно, – печально подтвердил боярин Ховрин, – посылал яз своих подьячих потери казны описать в кладовых-то; бают они, все злато и серебро расплавилось, жемчуга до черноты обгорели, алмазы совсем сожгло. Драгоценные же соболи, горностаи и куницы в прах обратились…

– Н-да-а, – молвил Иван Васильевич, – из богатеев-то мы враз нищими стали…

– Ништо, государь, – бодро произнес дьяк Курицын. – Войско-то у тобя сильней всех иноземных. И хлеба много, как у псковичей… Опять разбогатеем. Деньги – дело наживное.

– Улита едет, когда-то будет, – перебил дьяка Иван Васильевич, – а дорого-то яичко в Христов день.

– О, маловер еси ты, государь и друже мой державный, – с почтительной укоризной шутливо продолжал дьяк Курицын. – Забыл ты, государь, как в марте, четыре года назад, посылал в Югорскую землю к Печоре-реке своего знатного рудознатца Андрея Петрова и в помочь ему – немецких рудознатцев Виктора да Ивана с приставом Васильем Иванычем Болтиным. Забыл ты, как прошлый год был у нас новгородский промышленник, Сысой Левонтич, из посада Неноксы Двинской пятины, баил нам, что рудознатцы нашли серебряной руды много.

– Помню, – усмехнулся государь. – Токмо ведь руду-то возить надо, болванки для денег лить, а из тех болванок рубли рубить. Сие немало время возьмет, и сие дело – тоже «улита», а серебро вот уже третье лето к нам на Москву ползет.

– Неправо ты мыслишь, государь! – загорячился боярин Ховрин. – Не ближний путь ведь до Усть-Цильмы-то. Надобно от Москвы проехать до самого Студеного моря, к посаду Ненокса, куда не меньше тысячи и ста верст. Да от сего посада к Усть-Цильме без одной версты восемьсот верст.

– О сем яз и сказываю, – с раздражением оборвал своего казначея Иван Васильевич, – некогда нам ждать-то, когда нож у горла!

– Не гневись, друже державный, – вмешался дьяк Курицын, – вспомни, как долго первый груз железа да меди к нам на Пушечный двор везли… А как конный гон и гон на ладьях наладили и стали нам каждый день посылать руду, то и мы на Москве стали ее тоже каждый день получать.

– Верно, верно! – добродушно рассмеялся Иван Васильевич. – Люблю яз разумные речи! А ведь и верно: все так, как вы оба, Федор Василич с Димитрием Володимирычем, баите… Лиха беда начало. Верю, ежели истинно много руды серебряной нашли, будут новые деньги у нас на Москве. Но мы, опричь сего, договорились еще с нашими купцами – сурожанами, кафинцами и с теми, которые торг ведут с китайцами, дабы они серебро в чужеземных странах для нас скупали, елико возможно, в слитках и в изделиях. Они плавают по Дону, по Сурожскому морю и потом на венецейских кораблях свои товары через Босфор и в разные дальние земли возят… Иные-то купцы товары свои возят по Волге и по морю Хвалынскому в басурманские земли: в Шемаху,[156] в Ширван,[157] а на верблюдах в Ургендж,[158] Бухару, Афганистан, страну кизил-башей и через Индийское море на остров Ормузд. Прочтите для сего записки тверского купца Афанасия Никитина «Хождение за три моря». Писание сие вельми поучительно. Помнишь о нем, Федор Василич?

– Помню, государь. Наши гости-купцы записки его привезли из Смоленска, где Афанасий-то, возвращаясь в Тверь, преставился… Опричь того, перечту яз и грецкие книги: походы царя Александра Македонского и книгу «Ана базис», сиречь поход десяти тысяч греков из Персии в Грецию… Мыслю, и там можно нешто полезное нам сыскать.

– Добре, добре, – заметил Иван Васильевич, – токмо не откладывайте сего, вборзе все делайте. Помни, Феденька, прожили мы с тобой много больше того, сколь жить нам остается.

– Успеем, государь! – воскликнул Курицын. – Князь Иван Юрьич, Димитрий Володимирыч и яз сам с сыновьями да с некоими из крестовых дьяков и подьячих все в строгой тайне содеем.

– Ты, Федор Василич, подумай с князем Патрикеевым и с нашими богатыми гостями – купцами-сурожанами и с другими об охране сухопутных и водных торговых караванных путей. Подумай, на какие пути сколько стражи из конников давать для караванных дорог и какое каждой снаряженье положить, сколько насадов и судовых воев давать на речные и морские караваны. Пусть еще дьяки с послами нашими постоянными торговые пути сухопутные наметят точно и укажут места, где на станах купцам отдыхать и какие заставы и градки им нужно поставить с крепкой приправой, с питьем и харчем для людей, с кормами для коней, волов, верблюдов и ослов.

– Добре, государь, обмыслено! – воскликнул боярин Ховрин. – Токмо прикажи все о путях сих торговых в великой тайне хранить. И записям о них быть токмо на руках у меня да у начальников каждой стражи. Дабы не успевали всякие косоглазые «бакшеи» о путях наших караванов узнавать для своих татарских разбойников.