Читать интересную книгу Однажды орел… - Энтон Майрер

— Среди них, Сэм, масса больных. Среди ребят. Они едва держатся на ногах. Половина валяется в лихорадке. Отправляйся и подбодри их.

— Есть, сэр.

— Если кому-нибудь и под силу это, то только тебе… — Уэстерфелдт подошел к выходу из палатки и позвал: — Миллер! Проводи полковника Дэмона и подполковника Крайслера в четыреста семьдесят седьмой полк… Сэм, я назначил совещание всех полковых и батальонных командиров на девятнадцать ноль-ноль.

— Мы будем здесь, сэр.

— И еще… Сэм…

— Да, генерал? — отозвался Дэмон, повернувшись к нему.

— Не рискуй. Хорошо? Будь осторожен… — На лице Уэсти снова появилось выражение отчаяния и мольбы. И это не было проявлением заботы, это был страх, страх испуганного старого человека.

— Я не буду рисковать, генерал, — пообещал Сэм.

Дэмон и Крайслер вышли из палатки в душный, неподвижный, жаркий воздух и обменялись многозначительными взглядами.

— Да, — пробормотал Бен, — теперь я начинаю понимать, откуда эти истошные вопли с просьбами прислать пожарную команду.

Дэмон широко улыбнулся:

— Имеешь в виду себя и меня?

— А кого же еще, черт возьми! Мы — это все, что у них осталось! Теперь мы с тобой вроде как бы дрожим от нетерпения поскорее встать в первый ряд союзников, наступающих на Тихом океане. Так ведь?

Около них развернулся джип, и они взобрались в него.

«14 октября 1942 года. На командном пункте беззаботный мир и покой. Все слоняются вокруг да около, попусту тратят время, попивают кофе, все равно как на уикенде дома, там, в Штатах. На тропе уютно устроился подполковник Кейлор. Опрятненький тип: напомаженные и аккуратно зачесанные назад волосы с пробором посередине, хитрые маленькие глазки, красивые ухоженные ногти. Уэсти прислал его сюда после смерти Мака. Я спросил: „Где проходит передовая линия?“ „Вы имеете в виду фронт? Это прямо… примерно здесь. — И провел мизинцем по карте. — Я прикажу подготовить для вас джип“. Я посмотрел на него. „А разве мы не можем пройти туда пешком?“ „О-о… — Он отвел глаза. — Это довольно далеко, полковник“. Оказалось, что это в четырех с половиной милях отсюда. Четыре с половиной мили. Боже милостивый! Я спросил: „Каковы силы противника?“ „Э-э…, вот здесь… в этом районе… развитая система укреплений. Вот здесь, на границе рощи“. — „Что вы понимаете под словами развитая система?“ „Э-э… — Он поводил мизинцем по целлулоиду, покрывавше му карту. — …Я имею в виду некоторое количество бревенчаты: бункеров, подкрепленных…“ „Вы видели их?“ Изобразил на лице крайнее удивление и скользнул по мне взглядом. „Я? Нет. Конечно, нет. Вот донесения, у нас здесь их целая папка…“ Ни разу даже не побывал там! Я заметил, что его обмундирование выглядит как с иголочки, безупречно чистое. Еще один из этих мнящих о себе бог знает что больших начальников. А лежащие в грязи солдаты на передовой, наверное, потеряли всякую надежду увидеть его.

Сказал ему, что хочу, чтобы он взял с собой патруль и лично проверил некоторые из этих донесений. „Патруль?“ Побарабанил своими блестящими ноготками по столу. „Да, патруль. А что, вы считаете, что это ниже вашего достоинства? Вам это не по силам? Солдаты-то ведь там? Правда?“ Он разозлился. Ох уж эти мне неженки и лицемеры! На лице у него недовольство и неодобрение: слишком глуп и напыщен даже для того, чтобы хоть испугаться. „Это не входит в мои обязанности. Мои обязанности заключаются в…“ „Я отстраняю вас от должности, — сказал я ему. — С этой минуты. Соберите ваши вещи и немедленно убирайтесь“. „Но, полковник…“ „Убирайтесь!“ — повторил я. „Слушаюсь, сэр“. Несказанно рад смотаться отсюда.

Прошел милю за милей вдоль всей тропы, ведущей к передовой. Солдаты расположились кто как мог, сгруппировались под ненадежными укрытиями и плащ-палатками. Приятная неожиданность на командном пункте третьего батальона. Маленький Фелтнер, более чем когда-либо измученный и похожий на канцелярского служащего, держится мужественно, хотя в первую минуту показалось, что он готов расплакаться. „Я слышал, что вы должны приехать, полковник, и всем рассказал о вас“. От этого командного пункта до передовой оставалось всего около двух миль. Здесь все находятся под гипнозом возможности добиться успеха посредством применения авиации, одурманены новизной управления войсками с помощью современных средств связи, рассчитывают на победу с дальних расстояний. „Не стрелять, пока не увидите белки глаз противника на другом континенте“.[67] Нашел оставленный японцами блиндаж позади командного пункта второй роты и приказал Россу и Бизли привести его в порядок и вселиться. Это обозлило Росса, но он подчинился. Конец порядкам, заведенным важными начальниками.

На передовой встретил многих участников учения по высадке десанта в Монтерей. Разместились в непроходимом болоте на торчащих из воды корнях деревьев, как тощие пеликаны. Встретили меня с довольно мрачным видом. Угрюмые, презрительные взгляды (какого, мол, черта ему здесь надо, пришел полюбоваться, как живут низшие чины армии?). Однако некоторые из них приятно удивили. Баучер теперь главный сержант. Станкула — сержант. Родригес — сержант. Браун и Миллис — капралы. Кадровый состав подрастает. Многие вспомнили наиболее яркие эпизоды из учения. Джексон по-прежнему рядовой первого класса. Пошутил над ним по этому поводу. „Видите ли, я тоже начал было продвигаться, но потом меня разжаловали за небольшую драку в Мельбурне“. Все та же веселая улыбка, ее не стерло никакое время. Но все они в жалком состоянии. Жалком. Двадцать вторые сутки без отдыха на передовой. Обросли бородами, неописуемо грязные и изнуренные. Покрылись язвами, болеют малярией, тропической лихорадкой, дизентерией и бог его знает чем еще. Ботинки разваливаются, обмундирование висит клочьями. Треть офицеров вышла из строя по тем или иным причинам. Уэсти не шутил. Все выглядят полуголодными. „Как дела с питанием?“ — „Да как, сухой паек в основном, полковник, да и то когда доставят“. — „А как насчет горячей пищи?“ — „Никак. Говорят, нельзя разжигать огонь, это привлечет противника“. — „Да здесь стоит только задницей вильнуть, как сразу же стреляют!“ Это голос Джексона. Эпизодического огня снайперов вполне достаточно, чтобы держать людей в постоянном напряжении. Решил завтра же к полудню доставить им горячую пищу, пусть меня хоть высекут за это.

Тяжелейшие условия местности, хуже нет во всем мире. Ни одной полоски сухой земли. Без конца дождь. Обошел полковой участок обороны: более мили в воде по колено и выше. Дважды меня обстреляли. Безуспешно. Получил донесение от Фелтнера. 30-го числа японцы атаковали крупными силами, несколько взводов дрогнуло, солдаты побросали оружие и драпанули. Потеряли всю территорию, занятую ранее. Такое случается еще и теперь. Спросил Остерхота, командира первой роты, как он оценивает численность противника, занимающего рощу. „Право, не знаю, полковник“. Командование боится посылать людей в разведку. Джунгли нагнали на него страху больше, чем японцы.

Моральное состояние очень низкое. Надо подбодрить их всеми возможными способами. Питание, обувь (но откуда?), смена (то же). Главным образом, как советовал старина Колдуэлл, силой собственного примера. Они чувствуют: их бросили здесь гнить в болотах. К сожалению, это близко к истине. Следующие две недели собираюсь испытать все вместе с ними, на собственной шкуре. Здесь необходимо произвести ряд перемен: каждого поставить на свое место и заставить делать то, что положено, в противном случае выгнать в шею. Подкреплений ожидать не приходится: либо мы сделаем то, что требуется, либо пойдем на дно. Сказал Бену, что он тоже должен поработать с полным напряжением: везде успевать, возглавлять разведывательные патрули, ходить в атаки, — словом, все, что потребуется. Ответил: „Черт возьми, Сэм, что, разве я сам не понимаю? Да ты не беспокойся, все сделаю“. И действительно, сделает. Старый дружище Бен. Если нам суждено выиграть войну — а на сегодня уверенности в этом пока мало, — ее выиграют вот такие сорвиголовы, энергичные ребята, которых считают нарушителями спокойствия.

„Большой совет“ в штабе Уэсти оказался не слишком впечатляющим. Голландец Вильгельм, полный тяжеловесной немецкой флегматичности и напыщенности, но внушающий уверенность, только, видимо, очень усталый; Дикинсон — переведен с должности начальника оперативного отделения штаба на должность начальника штаба. Я не удивился: должен же был Уэсти назначить кого-нибудь на этот пост. Тарт — цепкий, настойчивый янки, может, немного подавлен благоговейным страхом перед „тяжестью ответственности“, а возможно, и нет. Француз Бопре, вспыльчивый, напряженный, сидел не сводя взгляда с потолка палатки; над его воротником торчала грязная, покрытая засохшей кровью повязка; единственный из них, кто побывал достаточно близко к передовой, чтобы помять свое обмундирование. У прибывшего из Морсби красавчика Хэла Хейли фуражка набекрень; он откинулся на спинку стула, положил ногу на ногу и, мерно покачиваясь, излучал вокруг себя этакое очарование офицера военно-воздушных сил; его ничто не касается, самоуверенности больше чем достаточно. Спекс Крузе долго и монотонно бубнил наставническим тоном и ужасно возмутил всех своей старательностью и педантичностью: „Большая часть укреплений противника связана между собой ходами сообщений. (‘О твердь земная, кто тебя измерил?’ — цитирую знаменитого поэта.) Недавняя активность в расположении противника указывает на расширение сети противотанковых рвов, которые создаются вдоль юго-западной границы взлетно-посадочной полосы и к востоку от рощи. На треугольном участке между рекой Ватубу и миссией джунгли достаточно густы, чтобы предоставить великолепное укрытие как для атакующего, так и для обороняющегося. (Вот это умная мысль!) Численность сил противника оценивается от семи до восьми сотен“. Даже Вильгельм широко раскрыл глаза, не веря этому заявлению. И почему эти разведчики всегда занижают численность сил противника? То ли они подбирают такие данные, исходя из своего безграничного оптимизма, то ли просто стремятся подогреть собственное мужество?