Кстати, чуть позже Романцев все-таки вернется в «Спартак», даже станет капитаном команды, но об этом будет рассказано в свое время, а пока вернемся к событиям августа 76-го.
Кинорежиссер Георгий Данелия приступил к актерским пробам в очередную комедию под названием «Мимино». Сценарий написан двумя давними знакомыми режиссера — Ревазом Габриадзе (с ним Данелия работал над фильмом «Не горюй!») и Викторией Токаревой (с ней поставлены фильмы: «Джентльмены удачи», «Совсем пропащий», кроме этого, у Данелия с ней был роман в начале 70-х). В первоначальном варианте сценария главными героями будущего фильма должны были стать русский и грузин. При этом русский тоже должен был быть из Грузии, и на эту роль предполагалось пригласить Евгения Леонова. Однако цензура посчитала невозможным использовать Леонова в подобной роли, и тогда сценаристы придумали другой дуэт — армяно-грузинский. Так на съемочной площадке появился замечательный армянский актер Фрунзе Мкртчян, которого Данелия мечтал снять еще в «Джентльменах удачи», но тогда эта задумка не осуществилась. На роль грузина с самого начала был выбран Вахтанг Кикабидзе.
Актерские пробы проводились непосредственно в тех местах, где предполагалось снимать картину. Так, 23 августа этим местом стал вестибюль гостиницы «Россия», а также один из ее номеров. Там, с 8 утра до пяти вечера, Кикабидзе и Мкртчян репетировали сцены первого знакомства своих героев друг с другом, а также зажигательные танцы в ресторане.
Во вторник, 24 августа, в польском городе Сопоте открылся традиционный международный фестиваль эстрадной песни. От Советское го Союза на него отправилась представительная делегация, в которую входили: композиторы Раймонд Паулс и Александр Колкер (оба входили в состав жюри), дирижер Станислав Горковенко, артисты Ирина Понаровская, Геннадий Бойко (оба представляли фирму «Мелодия»), вокальный дуэт из Риги Нора Бумбиере и Виктор Лапченок. В качестве почетного гостя на фестиваль была приглашена Алла Пугачева.
Главным исполнителем в этом списке была Понаровская, на которую возлагались особые надежды. В Сопот она повезла песню «Мольба» Александра Журбина и Ильи Резника. Однако незадолго до конкурса случился неприятный инцидент, который едва не поставил на грань срыва отъезд Понаровской. Вот как она сама об этом вспоминает:
«Я искала песню для конкурса, и Журбин пригласил меня к себе, сказав, что у него есть интересные мелодии. Но все, что он играл, меня не устраивало. И тут Лора Квинт, бывшая тогда его женой, напомнила еще о какой-то мелодии. Он сыграл, и я вскрикнула: вот эта песня! Он сказал: хорошо, а о чем должен быть текст? Я ответила, что не знаю, но стихи надо заказать Илюше Резнику. Я уже исполняла одну из его первых песен. И Журбин заказал текст Илье. На радостях, что у меня будет такая песня, я пообещала Саше записать на пластинки и остальные его творения. И вот прихожу на фирму «Мелодия» и вижу Резника. А из студии слышу свою конкурсную песню уже со словами, которые выпевает мужской голос. Голос Сергея Захарова. Со мной истерика, я требую от Ильи объяснений. К нам вышел Сережа и спросил: «Что случилось?» Я рассказала. Захаров уже был в то время звездой, и Резник, забрав у Журбина фонограмму, предпочел этого исполнителя. Сережа поступил как джентльмен, сказав: «Ира, песня твоя». Хотя ему она тоже не помешала бы…»
Вспоминает А. Колкер: «Чтобы добраться до Сопота, надо с варшавского аэродрома переехать на другой, маленький. Там погрузиться на допотопный самолетик. И, если количество взлетов будет равно количеству посадок, ты через час окажешься в столице международного песенного форума.
Стояла жара. Я был засупонен, как будто отправлялся в Гренландию. Строгий, застегнутый наглухо плащ. Строгий скучный галстук. Строгие черные полуботинки. Член международного жюри, представлявший великую державу, должен был выглядеть респектабельно. И я выглядел.
Вылет в Сопот задерживали. Член жюри от другой великой державы — США — закирял в каком-то варшавском кабаке. Найти его не удавалось. Я тихо плавился.
Но вот какой-то старомодный «супербьюик», вспомнив молодость, с шиком подкатил к аэропорту. Прибыл американец!
Я приготовился к чопорному знакомству с коллегой.
Из авто вылез человек лет шестидесяти с плойками редких волос, босиком, в трусах и в ситцевой мятой бобочке. На американской груди топорщились седые заросли.
— Дай закурить, — обратился он ко мне, — жара, как на Дерибасовской! Слушай, — продолжал он фамильярно, — твой фейс мне явно знаком. По-моему, мы встречались на Привозе в Одессе…
Скудные злотые, выданные представителю великой державы, были истрачены в первый день. Я купил в «комиссе» дочери вельветовый костюмчик. Она просила.
Вечером ко мне в номер пришла вся наша гопа. Они приехали сюда днем раньше. Возглавлял компанию Костя Щербаков. Сейчас он первый заместитель министра культуры России, человек, пользующийся заслуженным авторитетом у артистов и музыкантов, художников и библиотекарей, а тогда пил здорово!
Страшный пожирающей силы смерч пронесся над моим столом. Коньяк, водка, икра двух цветов, обязательная в загранпоездках копченая колбаса. Короче. Утром я случайно обнаружил на полу пачку хрустящих хлебцев.
Смерть отступила…»
Тем временем 24 августа в 21.33 по московскому времени на землю вернулись космонавты Борис Волынов и Виталий Жолобов. Как мы помним, они отправились в полет в начале июля и должны были по плану пробыть в космосе два месяца. Но вернулись на две недели раньше срока. В газетах, естественно, не было ни слова про то, что полет прекратился раньше срока, поэтому о случившемся знал только узкий круг избранных лиц. Один из них — А. Елисеев — так описывает закулисье тех событий:
«Недели за две до запланированного окончания полета мы получаем экстренный вызов в Центр управления для досрочного возвращения экипажа. Волынов как командир корабля потребовал немедленного спуска в связи с тем, что у Жолобова резко ухудшилось состояние здоровья. По его словам, Жолобов был бледен, слаб, выглядел как тяжело больной человек, и состояние его быстро ухудшалось. Жолобов подтверждал свое плохое самочувствие и необходимость срочной посадки. Тревожное сообщение с борта выбило всех из колеи. Медицинские параметры обоих космонавтов находились в норме, и у врачей не было формальных оснований для беспокойства. С Борисом Волыновым решил доверительно переговорить Герман Титов — второй космонавт планеты. Германа все, безусловно, уважали, и мы надеялись, что ему удастся узнать какие-то детали. Но зря. Борис лишь добавил, что у него тоже сильно болит голова, и повторил, что состояние Жолобова совсем плохое. Полет был прекращен. К удивлению группы встречающих, оба космонавта сразу после посадки выглядели вполне здоровыми. После возвращения в Москву специалисты попросили их объяснить, что же произошло. Оба сказали, что в станции появился сильный запах азотной кислоты и находиться там стало невозможно. Очень странное заявление. Азотная кислота на станции действительно была — она использовалась в качестве окислителя в двигательной установке, но попасть в жилой отсек не могла. Баки с топливом находились в вакууме, снаружи герметического корпуса станции. Поскольку оба космонавта настаивали на наличии запаха кислоты, следующая экспедиция полетела на станцию с противогазами и большим набором реагентов, позволяющих провести объективный анализ химического состава атмосферы жилого отсека. При анализе отклонений от нормы обнаружено не было. Космонавты, проведшие этот анализ, после снятия противогазов посторонних запахов не почувствовали. Спрашивается, что же случилось в предыдущем полете? Никакая гипотеза, кроме психологического расстройства, объяснения происшедшему не давала…» Между тем Лев Лещенко продолжает крутить роман в Сочи со студенткой МГУ Ириной Багудиной. О том, что она вот уже несколько лет практически безвылазно живет в Венгрии, он еще не знает, а на все его вопросы об этом девушка отвечает смехом либо попросту отмалчивается. На этой почве с Лещенко однажды произошел забавный казус. Будучи в номере Ирины, он зашел в ванную комнату и обалдел от обилия туалетных аксессуаров, причем все они были сплошь заграничные (и это в советские времена!). Такого количества забугорных шампуней, гелей и кремов с яркими наклейками Лещенко еще ни разу не видел (хотя сам иногда бывал за границей). И тут его внезапно пронзила страшная мысль: Ирина — агент ЦРУ! Вдруг все, что у них с ней сейчас происходит, есть не что иное, как вербовочная операция, подобная той, которую он неоднократно видел в кинодетективе «Возвращение резидента» (там в роли соблазнительницы молодого советского ученого выступала обольстительная немка, роль которой исполняла коллега Лещенко по эстрадному цеху Эдита Пьеха). Короче, пока в голове певца проносилась вся эта чушь, он чувствовал себя не совсем комфортно. Он потребовал от Ирины объяснений относительно ее местожительства. Видя, что ее возлюбленный действительно всерьез переживает по этому поводу, она рассказала ему все как на духу. У Лещенко буквально камень упал с души.