спрашиваю, дома рожать мне али как?
— Дарагая! — весело рассмеялся Разберидзе. — Где всегда рожала? — теперь там рожай!
— Дак видь в районе рожали! А в район-то не ходит теперя ничаво: автобус не ходит, дорогу переканавили, куды денисси?
Разберидзе чем-то страшно доволен:
— Оч-чень хорошо! — воскликнул он, встал, потирая руки, из-за стола, подошел к толпе и обернулся к своим помощникам: — Видите, сотрудник Рихтман? А вы сомневались, как люди воспримут! У всех у них жизнь идет в одном направлении, разве не видите? Все, как один человек…
Появился опять Николай. Он прямо-таки дрожал от нетерпения.
— Сотрудник Разъебид…
— Разберидзе.
— На местах уже! Машины пришли, простаивают! Когда же мы…
— Хорошо, хорошо, сейчас заканчиваем. Ну, вот что, дорогие сотрудники, — обратился Разберидзе к толпе. — Время у нас уже вышло, дело, как видите, не стоит. Я вижу, все ваши заявления — и которые мы уже выслушали и которые не успели — все в одном направлении. Вы спрашиваете, как будете дальше жить? Правильно я понимаю?
Толпа удовлетворенно загудела:
— Правильно, так оно, так!..
— Сейчас наш сотрудник Рихтман скажет вам коротко, что вы не знаете, а мы уже знаем. Я только одно вам подчеркну: еще лучше будете жить, дорогие сотрудники и сотрудницы!
Он кивнул Рихтману, и тот начал с присущей ему вдохновенностью:
— Принято решение, которое будет новым, невиданным шагом по пути освоения новой жизни! Это — историческое решение, и нам с вами предстоит стать первыми — как и во всем, — первыми из тех, кто благодаря неслыханному энтузиазму отдает все силы на благо…
— Короче, — отрывисто сказал Разберидзе.
— Что?
— Короче.
— Короче говоря, я сообщаю вам! Принято решение: для всех вас, для всех сотрудников и сотрудниц создается ДОМ БЫТА! — Он сделал выразительную паузу, чтобы все могли ощутить свое близкое счастье. — В нем вы будете жить совсем не так, как прежде, а с тем, чтобы вы получили возможность трудиться с отдачей еще большей, с настоящим, всепокоряющим энтузиазмом.
Возник нестройный гул голосов, — люди явно ничего не поняли.
— Одно добавлю, — продолжил Разберидзе, — все ваши бытовые вопросы, о которых вы тут говорили и не успели сказать, в Доме Быта будут решены. А теперь — прошу выходить! Проходите, проходите, не задерживайте, освобождайте помещение!
Мужики и бабы, все так же недоумевая, потянулись к выходу.
— Нет, это, действительно, феномен! — говорил, обращаясь то ли к самому себе, то ли к поверженному отцу Воскресенскому, Обнорцев. — С каким размахом! Тут мелочами не занимаются! Очень, очень заманчиво!.. Голубчик! — Мимо прошел Рихтман, и Обнорцев нежно взял его за лацкан. — Голубчик, расскажите подробнее. В частности, меня… меня интересует, как будет организовано…
Кто-то, в спешке толкнув их, заставил беседующих сдвинуться в сторону, и мне уже не было слышно, о чем они говорят. Но я видел, как увлеченно жестикулировал Рихтман, как, слушая его, удовлетворенно кивал и изумленно покачивал головой Обнорцев, и оба они столь увлечены обсуждением устройства будущего Дома Быта, что совершенно не замечали происходящего. Между тем Разберидзе махнул рукой, Николай засвистел в четыре пальца, потащил откуда-то из угла кувалду и начал бить по створке Царских врат. Удары, стуки и скрежет, которые неслись все это время со всех сторон, даже доносились издали, от Медведя, усилились еще больше, и вот в луче света, который столбом стоял над колоколом и лежащим на куче мусора отцом Воскресенским, пролетел сверху вниз большой позолоченный крест и накрыл священника. Следом посыпались золотые листы, по-видимому, содранные с купола. Почему-то начали вздрагивать и перекашиваться иконные изображения в рамах иконостаса. Внезапно стали падать иконы с фигурами деисусного чина, и, заменяя их собой — бестелесное плотским, — появились в пустых рамах фигуры ухмыляющихся парней, которые продолжали разделываться с другими рядами иконостаса.
Зашевелился золотой крест, накрывший отца Воскресенского. Священник медленно поднялся вместе с крестом, как будто он был распят на нем. Держа крест на спине, расставив руки и ухватись за ажурную ковку металлического узора, отец Воскресенский громко воззвал:
— Или! Или! лама савахфани?
Он пал лицом вниз, и крест придавил его.
Николай успел уже доломать Царские врата, парни спрыгнули с иконостаса вниз, и его пустая теперь многоярусная решетка рухнула. Мне наконец становится понятно, почему отсюда, из церкви, был виден Медведь: в стене заалтарной части зияет пролом. Через этот пролом начали таскать наружу и золотые листы, и иконы, утащили и отбитый от колокола кусок, и я увидел, как бревенчатую конструкцию Медвежьей Лапы начинают облеплять всем этим: золотыми и железными листами, частями Царских врат, досками икон, вставляют меж ними и кусок колокола…
Поодаль тараторил милый девичий голосок. Оказывается, это с иностранцем Райтлефтом пришла в церковь девушка-гид, которая по должности своей и давала пояснения гостю:
— Сейчас мы находимся в интерьере одного из выдающихся памятников древней архитектуры — в церкви Воскресения. Иконостас XV столетия не сохранился, частично повреждена кирпичная и белокаменная кладка собора, однако общие очертания храма достаточно хорошо просматриваются и это позволяет ученым считать, что нижняя часть сооружения относится еще к XII веку, то есть церковь была заложена в пору расцвета древней архитектуры, в период еще до нашествия диких вражеских орд, разрушавших все на своем пути и не щадивших то, что было так дорого народному сердцу. Обратите внимание на кладку стен. Мощная кладка стен говорит о том, что церковь могла служить надежной защитой сотрудникам… э-э… то есть жителям, когда неприятель, подошедший со стороны реки к селению…
Озиравшийся вокруг с большим интересом Райтлефт и его девица-гид прошли дальше в трапезную. Облоблин, видимо, услышав сказанное насчет кладки стен, постучал, как бы пробуя прочность, по кирпичам.
— Сотрудник Разберидзе! — крикнул он. — Отдайте распоряжение, пусть вывозят что есть. — Он обвел вокруг себя пальцем, указывая на все, что было на полу, не исключая и прибитых тел. — А стены и верх пока трогать не будем. Подберем Дому Быта еще какой, другой материал. А тут гараж пускай будет. Слышите, что она говорит? — стены качественные.
Когда, завершая беглый осмотр, девушка и Райтлефт возвратились, она продолжала говорить о стенах и фресках — что именно, можно найти в любом путеводителе по церквам, и нижеследующий пассаж был мною наугад снят с книжной полки, так что в тексте этих записок он может быть легко заменен на подобный же — по праву алеаторики:
— …впечатление изменения, движения, нефиксированности изображений усиливается благодаря особенностям решения самих композиций. Даже построенные симметрично, они не замыкаются вокруг центра, а, напротив, как бы разлетаются за пределы отведенных им архитектурных поверхностей. Иногда этот переход с одной архитектурной поверхности на