Бёрк продолжал молчать.
Шериф наклонился вплотную к его лицу, и голос его зазвенел от злости:
— Что стряслось с тобой, говори! Как ты попал сюда? Тебя кто-нибудь ограбил?
Бёрк по-прежнему не отвечал. Он прикрыл глаза, словно от крайней слабости. Впрочем, особого актерского искусства для этого не потребовалось. Один из тех вирусов, о которых предупреждал доктор Эмерсон, уже добрался до Бёрка: он весь пылал, голова кружилась, суставы ныли, живот сводило от боли.
Доктор Саундерс отвел шерифа от постели.
— Джон, я думаю, сейчас ты от него ничего не добьешься. Он очень болен; я не знаю, что с ним случилось, но, похоже, он потерял память.
Он вынул полотенце из таза с прохладной водой, принесенного сестрой Кэрри, отжал и положил на лоб Бёрка.
— Случай обычный, — продолжал он. — У него нет внешних повреждений, но, судя по тому, в каком виде его к нам доставили, он, наверное, попал в жестокую переделку. Он был с ног до головы покрыт грязью.
Шериф зашагал к двери, сердито качая головой. Уже взявшись за ручку, он обернулся и сказал:
— Ладно, молодой человек. Я еще вернусь, тогда и поговорим! — Потом, словно таинственное появление Бёрка было на юге Иллинойса самым обычным делом, добавил: — У нас в Сентер-Сити такие штуки просто так с рук не сходят!
Доктор Саундерс и сестра — мисс Хатчинс — последовали за шерифом, близко склонившись друг к другу и что-то негромко говоря.
Бёрк закрыл глаза и уснул. Проснулся он от того, что мисс Хатчинс утирала ему лицо влажным полотенцем. И то проснулся лишь на миг. «Красивая девушка, — успел подумать он, слабо улыбаясь и снова погружаясь в небытие. — Вот уж это наверняка не изменилось за сто с лишним лет!».
Следующие десять дней Бёрк был по-настоящему болен. 1904-й год был действительно паршивым годом из-за вирусных инфекций, и Бёрку казалось, что ему придется испытать их на себе все подряд. Несмотря на крайнюю слабость, он сумел собрать все хранившиеся в нем пластиковые пакеты и спрятать их в полой стойке спинки кровати. Больше он ничего не делал, только старался поскорее выздороветь и подолгу каждый день любовался прелестями мисс Хатчинс.
Наконец, 26-го июня он уже настолько оправился, что с аппетитом поел, а еще через два дня доктор Саундерс объявил, что может его выписать со спокойной душой.
Джон Аберкромби, шериф, снабдил Бёрка мешковатой одеждой из окружного фермерского фонда и, когда Бёрк попрощался с доктором Саундерсом и Кэрри, пригласил его к себе в здание суда для серьезного разговора.
Когда они уселись друг против друга в тесном кабинетике, Аберкромби начал:
— Извини меня, Бёрк, если я был не очень вежлив. Док сказал мне, что, похоже, у тебя и в самом деле эта ам… амнезия, или как ее там еще, так что я не стану больше на тебя нажимать. Но, может, я могу чем-нибудь помочь? У тебя должна быть где-то родня, может быть, жена, детишки? — Он полистал пачку циркуляров на столе, тихонько мурлыча про себя незатейливый мотив. — Тебя нигде не разыскивают, так что могу тебе сказать: можешь идти куда хочешь. Что ты намерен делать теперь?
— Не знаю, мистер Аберкромби, — ответил Бёрк. — Не знаю, что я должен делать. Наверное, работать, чтобы заплатить долг окружной больнице и за эту одежду.
Бёрк старался говорить с тягучим гнусавым акцентом сельского жителя.
— Ладно, это потом. Пока тебе не надо платить ни за что и никому. Расплатишься со временем. Но, если хочешь остаться в Сентер-Сити, здесь полно работы. На Пальмер-стрит строят новую мельницу, если ты в этом что-нибудь смыслишь, а кроме того, есть железная дорога, и еще нужны слесари-водопроводчики, если ты этому обучен. В магазинах всегда требуются дельные молодые люди, чтобы вести бухгалтерские книги и прочее. Эду Мартину, хозяину прокатной конюшни, тоже требуется человек. Он платит немного, но, может, подойдет тебе для начала?
— Да, это, пожалуй, по мне, — сказал Бёрк. Он не хотел пока связываться ни с какой технической работой. Слишком легко себя выдать. Прокатная конюшня вполне подойдет. Даст возможность устроиться, укорениться. Доктор Эмерсон оказался прав. Сентер-Сити — идеальное место для начала операции. Здесь он мог освоиться с новой для него цивилизацией, чтобы не выделяться, не привлекать внимания, чтобы потом, в Чикаго, когда он начнет действовать в иных масштабах, риск был бы сведен до минимума.
— А я тем временем напишу в Чикаго, — продолжал шериф. — Может, там кто-нибудь вспомнит, что кто-то похожий на тебя исчез. Послушать тебя, так ты вовсе не из здешних.
— Премного благодарен, мистер Аберкромби, — прогнусавил Бёрк. — Мне бы, ясное дело, хотелось узнать, откуда я и где моя родня, но пока узнаю, надо же человеку пить и есть, как скажете?
Бёрк был ужасно горд этой фразой.
Аберкромби повел Бёрка через сквер к прокатной конюшне, представил его Эду Мартину, и в течение следующих двух месяцев Бёрк учился обращаться с вилами и щетками, кормил и чистил лошадей, убирал навоз. По вечерам он сидел с остальными любителями поболтать — а к ним принадлежала большая часть мужского населения Сентер-Сити, — либо на скамейке у здания городского суда, либо напротив аптеки, где рассказывали разные истории, говорили о политике и обсуждали цены на пшеницу. Бёрк больше помалкивал, но слушал внимательно, и это позволило ему получить практическое и подробное представление об американской жизни в 1904 году.
Эти месяцы были одними из лучших в жизни Бёрка. У него не было прошлого и почти никаких надежд на будущее, и тем не менее жители Сентер-Сити вскоре принимали его как одного из своих, с какой-то легкостью и благожелательством, характерными для того времени. Для завсегдатаев скамеек перед зданием суда он был просто «Джонни Бёрк», один из своих парней. По воскресеньям его начали приглашать на семейные обеды, а поскольку выглядел он молодо, был недурен собой, здоров и, видимо, неглуп, то особым вниманием он пользовался в домах, где были дочери на выданье. По вечерам и в конце недели, когда ему не нужно было никуда идти в гости, он пачками брал книги в городской библиотеке и заново открывал для себя наслаждение читать. Годами не мог он позволить себе такой роскоши.
Что же касается самого Сентер-Сити, то городок с каждым днем нравился ему все больше. Здесь еще было поле для поиска, здесь еще оставались перспективы. А главное — здесь была ни с чем не сравнимая возможность обрести свободу. В Сентер-Сити не было ни резко разграниченных обществ господ и рабов, с которыми Бёрк сталкивался в разные эпохи, ни общества, нуждавшегося в унизительно строгом контроле над личностью, как в его собственное время. Разумеется, и тут существовали зримые полюса власти, оставались несправедливость, бесстыдство, бесчестие. «Но мне-то что до всего до этого? — пытался подшучивать над собой Бёрк в тишине ночей. — Это не мое время, не моя цивилизация!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});