— Позвать? Вернется Март, позовет. Милит везунчик. Несколько ушибов, здоровенный синяк на спине и вывихнутое запястье. И, конечно, усталость.
— Он спит?
— Ты не знаешь Милита? Нет, конечно, он ждет, пока ты очнешься. Мне же он не верит, жаждет сам убедиться, что с тобой все хорошо.
У Лиасса была теплая рука. Теплая и мягкая. Она скользила по волосам Лены, и ей становилось хорошо и спокойно. Без всякой магии. Она дома.
Март притащил вкусненького человек на десять и огромный кувшин с шианой, кивнул в ответ на просьбу Владыки и побежал за Милитом.
— Поесть тебе обязательно надо, — сообщил Лиасс. — Уж поверь. Не станешь добровольно, накормлю силой. О, смотри, Март рулет принес твой любимый. И мои любимые пряники — с корицей. Ты ведь тоже любишь корицу, правда?
Он посадил Лену в кровати, подсунул под спину пару подушек. Кто ж меня раздевал? А какая, в общем, разница… Лена прислушалась. Да. Они все были живы. Гарвин дрых без задних ног, но сон, похоже, был неестественный, магический, но это ничего, пусть выспится, потом разберемся. Шуту и Маркусу было больно. Очень больно. Но гораздо лучше, чем два часа назад. А Милит собственной персоной входил в дверь, улыбающийся, в одних штанах и босиком, с забинтованным запястьем и подбитым глазом. И безмерно усталый. Похоже, ему тоже надо будет восстанавливать магию. А почему? Те несколько заклинаний не могли его истощить.
— Пряники… — пробормотал он восхищенно. — Медовые пряники с корицей! И шиана… Дадите? Ужасно хочу сладкого. Аиллена, как ты?
— Я хорошо. А ты?
— Устал, — пожал плечами Милит. — Поизрасходовался. А сладкое мне в таком случае здорово помогает. — Он запихнул в рот пряник целиком и почти не жуя проглотил. — Хорошо-то как… А что ты так на меня смотришь?
— Два заклинания? И ты израсходовался?
Он засмеялся.
— Ну да, ты же не видишь… Лена, боевая магия — это не иссушающий огонь или железный кулак… ну, которым я стены рушу. Эти заклинания многим под силу. Вот у Гарвина тоже получится. А боевая магия — нет. Вообще. Боевая — это единство меча, щита и магии. Не знаю, как объяснить… В общем, без магии меч в камень не воткнешь и железо, как дрова, не порубишь. Это мощная штука. Когда уже доходит до рукопашной, боевому магу нет равных. И в любой свалке он никогда не заденет своих. Ты, наверное, впервые и видела настоящую боевую магию. Она утомляет, если честно. Тело устает. Зато не выжигает. Какие пряники вкусные… Знаешь, я больше всего без наших пряников скучаю.
— Я научусь их делать, — пообещала Лена. Милит потешно испугался:
— Еще не хватало! Выкинь из головы. Пряники она нам делать будет! Я лучше сейчас впрок наемся. Мы же все равно должны будем провести здесь дней двадцать, пока ребята не окрепнут.
Он ел пряники с выражением неописуемого блаженства на лице, пил шиану, снова рассказывал Лиассу о том, что произошло с ними, как боялся за Лену, когда она упрямо шла и шла вперед, а уже видно было, что сил никаких у нее нет, но разве ж кому-то удавалось переупрямить женщину? Да никогда. А как она все же смогла Шагнуть в Тауларм, он так и не понял. Лиасс не забывал отрезать Лене все новые кусочки рулета, подливать изумительно пахнущей шианы, а она вспомнила, как в одном милом мире вдруг унюхала в трактире странно знакомый запах и потребовала ей «этого» принести, а «это» оказалось крепким черным кофе без сахара, и она отобрала кружку с молоком у Гарвина и налила этого молока в кружку с кофе, расплескав от волнения то и другое, и напилась в том мире кофе впрок, как Милит наедался впрок пряников. Остальным кофе не понравился совершенно, ни с молоком, ни со сливками, ни даже с сахаром — в том мире росла сахарная свекла, но сахар тоже им не понравился, мед ведь был намного ароматнее. Гарвину понравился запах кофе, но не вкус, а остальным не понравился и запах. Даже шуту.
— Не надо, — мягко остановил ее Лиасс, — не прислушивайся. Этим ты им не поможешь, да и не нужно. Исцеление — это неприятно, но гораздо лучше, чем то, что было до него. Будешь потом за ними ухаживать, мыть, кормить с ложечки и подавать горшок.
Милит поежился.
— Не хотел бы я, чтоб ты мне горшок подавала…
— А когда другая женщина подает — ничего, — проворчала Лена. Конечно. Как же! Светлая — и горшок. Ей положено вести к неведомой цели, нести надежду и даровать жизнь, а не судно больному подсовывать и задницу ему потом мыть.
— Когда другая — ничего, — вздохнул Милит. — Вот Владыка меня понимает. Ты ведь особенная, Аиллена. И тем более ты особенная для меня. Ой… я все пряники сожрал.
— И еще хочешь, — засмеялся Лиасс. — Март, добудь, пожалуйста, еще чего-нибудь сладкого, и себя не забудь.
— Варенья бы, — мечтательно сказал верзила эльф, и синие глаза его затуманились. — И яблочного повидла…
Лена начала хохотать и никак не могла остановиться, несмотря на явное смущение Милита, а потом, когда Март вернулся с еще одним подносом, сама же мазала свежий хлеб толстым слоем масла и густым смородиновым вареньем сверху, и эльфы даже не ели, а жрали эти бутерброды Лениного детства, да так аппетитно, что она и себе такой соорудила.
— Почему мне не приходило в голову так сделать? — удивился Лиасс. Лена потянулась и стерла салфеткой смородиновые «усы».
— Потому что ты в плену стереотипов. Варенье надо есть ложкой, хлеб есть с сыром или колбасой, женщина не должна носить штаны, а должна носить только платье, а я не могу подавать горшок.
— Женщина — в штанах? — поежился Март. — Не хотел бы я такое видеть. Женщина… ну как тебе сказать, Аиллена? Это красота, доброта и нежность.
— А штаны — это символ уродства, зла и грубости, — поддакнула Лена. — Да я в своем мире юбку-то надевала раз в неделю! Причем короткую. До колен!
— У тебя хоть ноги красивые, — возмутился Милит, — а представь себе, что из-под этой короткой юбки две щепки торчат. Кривые! Или такие ножищи, как у той твари… Что это было, Владыка?
— Я не все знаю, Милит.
— Может, это тоже продукт генетических экспериментов соплеменников Кристиана, — предположила Лена. Не зная слов «генетический эксперимент», эльфы, однако ее поняли. Март, может, и не понял, да в его обязанности входило не понимание, а повиновение и инициатива в защите вверенного тела. И все. Он был так в этом убежден, что даже и не пытался понимать. Не хотел пытаться, чтобы не отвлекать свой разум от основной задачи. А основная задача доведена была до такого комплекса рефлексов, что и мозги уже не особенно нужны. Сообразил бы он, что тварь не нужно разить магией, а нужно мешать ей? Ну не умеет преобразовывать — умеет перемещать. Большие камни ей под ноги, кусты в глаза, воду из ручья в пасть…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});