Теперь можно подойти к месту встречи смысла и способа. В этом месте трудный момент для меня, потому что мы мимо него проходим и представляем эту ситуацию так как нам кажется. Я как-то давно читал одну работу китайскую про живопись, там говорилось, сколько бывает кистей, сколько бывает нажимов — про все детали сказано, а потом есть намек: «главное — чувство прикосновения к полотну». Я в обоих случаях говорю об этом чувстве прикосновения к полотну внутренним телом, своим тонусом, материей внутреннего тела, персептивной всей сферой и ее ритма. Это внутреннее тело, оно невидимое. Был бы я из определенной философской системы, я бы настаивал на том, что оно такое же материальное. Оно такое же тканное, но устроено сложно. Этот момент правильного прикосновения, в результате которого начинается композиция, другие единицы самого полотна, полотно оживает, что-то с ним случается. Про него я говорю, когда я говорю про способ.
И вопрос о действии — это вопрос о том полотне, которое мы себе строим для прикосновения, для самоопределения в самом таком микромасштабе. Я не хочу заниматься только высоким искусством и только детской игрой, это трудно интерпретируется, я очень плохо разбираюсь в футболе, например, и мне легче оттуда примеры приводить. Представим себе, что есть неким игрок, который выполняет задание тренера. При этом надо себе представлять, что замысел тренера строится на фишках, а в поле всё происходит на людях. И вот он делает нечто преодолевающее, удерживающее, меняющее, то, что было до этого. Возникает вопрос: где он действует в тот момент? Сказать, что на поле — неверно, сказать, что действует где-то, где мы не видим его действия… Кстати, если умно смотрим, то мы видим. Сказать, что на той доске, где фишки передвигают, тоже нельзя. А где действуют дети в этот момент преодоления? Можно ли как-то пространство их действия описать? Понятно, что гальпериновское поле образа — это правильное описание, но это метафора.
И вот эта ситуация, когда человек строит себе полотно, относительно которого он (см. первый пример с творческими задачами) выстраивает отношение замысла и реализации, смысла, и так далее. Вот это феноменальное поле не в смысле Дункера и Кёллера, а в другом смысле, и есть действительное поле действия. Я его называю полем продуктивного действия, или Х-полем. Построение человеком того полотна, относительно которого он есть, телесно-смыслового, или способно-смыслового, или той сцены без сцены — это игра. Там нет сцены. В этих работах было показано, как это делать без сцены, как переходить к игре на сцене — это уже другое. На этой сцене без сцены в натуре, полотне без полотна, человек лосевским языком «становится быть». То есть теперь есть и есть, на мой взгляд, то к чему отнесено то соотношение смысла и способа, или смыслового и органного людского самоопределения, причем самоопределения феноменального, но не в ценностном смысле.
Я пропускаю некоторые схематизмы в силу экономии времени и отсутствия доски и заключаю вот эту свою версию. Построение этого поля на собственном теле, на иных материалах, на композициях, на этой ткани, которое и есть Х-поле и его объективация есть на мой взгляд то, что называется творческим актом или той работой, которую можно назвать порождением. В этом смысле все эти разговоры, которые я веду и то сообщение, которое я делаю, это мне полгода назад пришло в голову, и Олег Игоревич поддержал меня. Это мое устремление находится в горизонте, а не в оперативном доступе, в стремлении определенного антропологического идеала. Кстати, вполне по Выготскому, если взять его статью «Инструментальный метод в психологии», где он говорил, что мы сделаем всем доступными результаты работы гениев. Антропологический идеал по латыни можно назвать homo generis, то есть антропологический идеал порождающего существа, немного языческий идеал конечно.
Генисаретский О.И.: Он бесполый?
Эльконин Б.Д.: Идеал бесполый. Я об этом не думал. Похоже, что не бесполый. Иначе как же можно рожать тогда? И последнее. Все то, что я говорил, я так говорил, как будто я говорил про индивида, про ребенка и т. д. Но за пределами этого разговора я думаю, что это происходит в пределах посреднического действия, экранирования, пределом которых является построение вот этого Х-поля, всех этих претворений, о которых я уже говорил и не хочу повторять. А сейчас я говорю о том, что посредничество не может быть его идеалом и должно быть порождение, потому что а зачем все это нужно иначе? Чтоб бумажки из одной комнаты в другую переносить? Ну вот в целом я закончил, готов выслушать вопросы.
Генисаретский О.И.: Сделаем перерыв, потому что созерцательно-теоретический транс был наведен.
Если возвращаться к вашей статье, в каком смысле всё то движение, что продемонстрировано, предъявлено и показано, а я в этом не сомневаюсь, является шагом развития культурно-исторической психологии? Я об этом спрашиваю, потому что в конце статьи введены в оборот новые типы помимо предметно-орудийного действия. В самом начале был такой оборот — действие, разворачивающееся в деятельность. То есть для Вас это что-то длящееся распространяющееся? Это такой чисто ассоциативный вопрос, но он вернет нас немножко. То есть это четвертый кантовский вопрос: «На что можно надеяться?».
Эльконин Б.Д.: У меня 2 ответа, первый состоит из двух и второй. Первый ответ: я пытаюсь нащупать действительный смысл опосредствования как оно есть. 1А: так нащупать, чтобы феномены опосредствования виделись как переходные формы, то есть как феномены развития, или я пытаюсь довести экспериментальный генез до наглядности акта развития.
Хоружий С.С.: Можно маленький вопрос сюда вставить? Всё-таки в нашем семинаре, имеющим прежде всего философские оттенки, мы стараемся за основными категориями следить. У меня всегда была некая расплывчатость во впечатлениях от вашего потребления категории смысла. Смысл Вы употребляете применительно к чему? Что выступает у вас как осмысливаемое? Смысл у вас выступает как опорное слово, а можно конкретизировать философское понимание? Осмысливаемый предмет не всегда был ясен. Есть ли какое-то единство трактовки во всем, что Вы говорите о смысле? Как-то очень разнообразно у Вас он фигурировал. Если можно чуточку отчетливей проясните, как вы понимаете смысл и к каким вы его осмысливаемым содержаниям применяете, не вообще, а конкретно в прозвучавшем.
Эльконин Б.Д.: Сначала отвечу на вопрос Олега Игоревича, а потом попытаюсь осмыслить Ваш довольно трудный вопрос. На пути превращения актуалгенеза в феномен есть в выготскианской психологии серьезный вопрос о том как эти модели живут на условном историческом поле, то есть в онтогенезе. Это всё интенсивные работы. Этот вопрос перед лабораторией, передо мной сейчас является первым, но это другой язык разговора. Для меня здесь ключевым словом является посредническое действие и здесь надо понимать, почему тут труден ответ. Посредническое действие в культуре выготскианской перешло в методическое действие. И второе: надо работать в языке дизайна действия и архитектуры действия, то есть понимать, что на онтогенезе разворачивается несколько процессов, и они разворачиваются на определенном пространстве. А искусство там состоит в нахождении тех способов, с помощью которых они переплетаются. Об этих переплетениях говорил Выготский, но в метафорическом виде.
Теперь попытаюсь ответить на вопрос, к чему я слово «смысл» отношу. Первый ответ для меня ясен, но выглядит он спекулятивно. Я отношу его к нему самому, говорю про то, когда смысловость явлена. Второе:…
Хоружий С.С.: Я прошу прощение. Пояснение смысла, через некоторую вещь, которую Вы обозначили как «смысловость» — это элементы порочного круга у нас здесь вклиниваются.
Генисаретский О.И.: Можно ответить грамматически. Вы можете помыслить «смысл» в именительном падеже, а не родительном? И тогда вопрос снят.
Эльконин Б.Д.: Ну как есть смысл, смысл смысла.
Хоружий С.С.: Можно поставить вопрос в традициях аналитической философии: к какому кругу единиц, элементов Вы применяете его и в каких сочетаниях бинарных Вы находите возможным употреблять слово «смысл»?
Эльконин Б.Д.: Я отношу это к действию, более точно я отношу это к энергии действия, то есть к тому, почему оно длиться. В другом аспекте я его отношу к тому, что Выготский называл идеальной формой или идеей, т. е. в разговоре о том, каким образом она присутствует здесь.
Хоружий С.С.: Здесь мы уже смыкаемся с философским словоупотреблением. Идеальная форма — это по определению уже в философском понимании седалище смысла и есть, обиталище. Так что мостик по — моему образовался.
Эльконин Б.Д.: У Выготского есть соотношения идеальных и реальных форм. А дальше Выготский ведь человек высокого такта и он четко это дело не проясняет. Кроме того, что иногда начинает казаться, и его последователям казалось, что идея не трассирует сквозь культурные формы, а на ней сидит, что можно на идеальную форму указать пальцем. Это один из элементов моей внутренней полемики и дискуссии.