стороне он заметил лужу красноватого цвета. Окраска воды в красный цвет доказывала присутствие крови, и Пит совершенно основательно предположил, что это кровь буйволов, раненных накануне во время охоты за ними.
— Эге, вот оно что! — воскликнул он, снова обрадовавшись. — Теперь я уж наверное знаю, какого направления мне следует держаться. До сих пор, как оказывается, я все только удалялся от цели.
Он круто повернул лошадь и поскакал назад, придерживаясь следов. Ошибиться теперь было невозможно. В некоторых местах вся почва была буквально изрыта копытами буйволов. Вообще везде виднелись признаки недавнего прохода большого стада.
Если бы Гильди не была так измучена, Пит пустил бы ее галопом; но ему было жаль бедное животное, он старался обуздывать свое нетерпение и довольствовался легкой рысцой.
После нескольких часов езды попались два полуобглоданных трупа буйволов. По этим трупам Пит догадался, что это как раз было то место, где накануне отделился от стада убитый им буйвол, из-за которого ему пришлось столько вынести. Шакалы, наслаждавшиеся прекрасным завтраком, как будто нарочно для них приготовленным вчера охотниками, сейчас же убежали при виде приближающегося всадника. Кружившиеся вокруг трупов коршуны тоже отлетели в сторону, тяжело хлопая крыльями.
Как только всадник удалился, хищные четвероногие и птицы поспешили возвратиться к прерванному лакомому завтраку, которого вовсе не имели намерения упустить.
Теперь Пит мог уже высчитать расстояние, отделявшее его от «дома».
Он заметил уже и мовану, и реку, и даже самый лагерь, хотя понижение почвы препятствовало ему увидеть знакомое дерево еще с того места, где он нашел следы буйволов.
Вдруг внимание молодого человека было привлечено видом двух всадников, во весь опор скакавших ему навстречу. Всмотревшись в них, Пит узнал своего брата Гендрика и Людвига Ринвальда, брата Катринки и любимейшего из своих друзей. Трудно описать радость, которою наполнилось все его существо, когда он увидал и узнал дорогих ему людей.
Со своей стороны, Людвиг и Гендрик тоже были вне себя от восторга, узнав Пита.
Пока молодые люди пробегали разделявшее их расстояние, они все время обменивались радостными приветствиями.
Наконец они подъехали друг к другу. В первые минуты свидания ничего нельзя было разобрать у них. Говорили все зараз, задавали бессвязные вопросы, перебивали друг друга восклицаниями, обнимались и целовались и вообще производили впечатление сумасшедших, вырвавшихся на свободу.
Наконец, когда все несколько поуспокоились, Пит спросил:
— Неужели вы всю ночь искали меня? Это было бы ужасно!
— Нет, нет, не беспокойся! — с живостью ответил Гендрик. — Правда, господин Ринвальд и господин Блоом предлагали вечером отправиться искать тебя. Они говорили, что если послать по всем направлениям по три, по четыре человека, то кто-нибудь из них должен же наткнуться на тебя. Но отец объявил, что он очень благодарен за участие, но не желает унижать тебя, позволяя тебя отыскивать, как пропавшего ребенка. Он сказал, что бояться за тебя нечего. «У него, — добавил он, — превосходная лошадь, лучшая во всем караване, отличное ружье и большой запас зарядов. Кроме того, он не из трусов и сам сумеет вывернуться из всех случайностей». После этих слов отец еще раз поблагодарил наших друзей, но таким тоном, что Клаас Ринвальд и Ганс Блоом уже не решились более настаивать на своем предложении. Только сегодня утром отец разрешил мне и Людвигу поехать к тебе навстречу, следуя по вчерашнему пути… Если ты, Пит, провел дурно ночь, то и нам спалось не лучше твоего. Рихия и Анни все время плакали, слушая вой бури и шум дождя. Крики гиен, бродивших вокруг, доводили их чуть не до обморока. Только мать казалась спокойнее всех. Мне сдавалось, что она даже спала. Но когда я встал, она была уже на ногах и дала мне с собою лепешек и фляжку с вином для тебя. Ты, наверное, сильно проголодался. Хочешь воспользоваться?
— Как не хотеть! — воскликнул Пит, жадно схватив лакомые лепешки и бутылку с вином. — Большое спасибо матери, что догадалась прислать! Я голоден, как волк, да и жажда измучила… Вот кому придет на ум позаботиться об этом, кроме матери? — продолжал он, хватив добрый глоток превосходного брандвейна и закусывая лепешкой.
— Ну, если ты так уверен, что о тебе некому позаботиться, кроме матери, — заметил Людвиг Ринвальд, — то я уж не решаюсь предложить тебе провизию, которою снабдили меня моя мать и сестра Катринка. Ты, пожалуй, теперь не обратишь внимания на эти вещи, а между тем мать и сестра тоже очень были огорчены мыслью, что ты страдаешь от голода и жажды. Когда я сказал им, что, вероятно, госпожа ван Дорн пошлет тебе что-нибудь с Гендриком, они возразили, что лучше будет, если мы оба запасемся чем-нибудь съестным на тот случай, что мы с Гендриком можем разъехаться в разные стороны во время поисков… Если ты не желаешь оказать честь стряпне моей сестры, то я сделаю это вместо тебя, чтобы не огорчить ее твоим пренебрежением. Пусть она подумает, что все приготовленное ею пошло на тебя… Бедная Катринка! Немало, должно быть, она мучилась в эту ночь, думая, что ты заблудился или что тебя нет уже и в живых… Я не понимаю, из-за чего, собственно, она-то так сокрушалась… Хотя она вслух и не выражала своего горя, но глаза у нее опухли от слез — этого она скрыть не могла.
— Правда? — спросил Пит с сияющими от радости глазами.
Смотря на радость Пита, можно было подумать, что горе Катринки приводит его в восторг. Оно так в действительности и было. Горе девушки было лучшим ответом на то чувство, которое он к ней питал. Оно указывало на взаимность с ее стороны, и это приводило Пита в полный восторг. Несмотря на то что он был уже почти сыт, он все-таки принялся и за пирожки с мясом, которые нарочно для него приготовила Катринка, и, конечно, нашел их вкуснее даже лепешек матери.
Глава XI
НОВОЕ ПРЕПЯТСТВИЕ
Когда Пит окончил свой завтрак, запив его настойкою, которую также прислала Катринка, молодые люди поспешили в лагерь.
К сожалению,