Актер с улыбкой постучал себя в грудь большим пальцем.
— Можно добавить к этому, что если с одним мы быстро и легко нашли общий язык, то другой упорно меня отрицает, несмотря, кажется, на весьма убедительные доказательства.
— К сожалению, ваши... доказательства можно объяснить и не прибегая к эффектным гипотезам,— возразил профессор.
— Безусловно. В качестве научных фактов они не годятся, но я и не собирался оставлять объективные факты. Мне хотелось убедить только вас.
Профессор молча пожал плечами. Актер засмеялся, зашевелился в кресле, складывая на груди руки.
— Значит, и ваш вечно занятый трудяга-директор, и не умеющий лгать Володя, и случайный генерал— всего лишь талантливые лицедеи? Ну, хотите что-нибудь еще? Хотите, сейчас все сидящие в этом зале одновременно встанут? Впрочем, это вас тоже не убедит: я ведь с ними заранее договорился.
— Да, это меня не убедит,— сказал профессор, понемногу обретая уверенность в себе.
— Интересно бы узнать, почему?
Профессор пожал плечами.
— Потому что речь идет о деле, действительно из ряда вон выходящем, как вы сами вчера справедливо заметили, и здесь нужна предельная строгость и точность... В науке существует золотое правило, которого я считаю нужным придерживаться: не придумывать новых, а тем более фантастических объяснений явлениям, которые, принципиально могут быть объяснены в рамках известного.
— Бритва Оккама?
— Она самая,— кивнул профессор.— Прекрасный инструмент, нечто вроде компаса. Без него наука давно бы заблудилась в густом лесу вымыслов.
— Инструмент действительно полезный,— согласился актер.— Но стоит ли абсолютизировать его возможности? Не приведет ли такая жесткая ориентированность к атрофии фантазии, губительной для настоящего ученого? Ведь с помощью' логического аппарата можно опровергнуть все, что угодно, рационализовать любую тайну. Неужели интуиция не подсказывает вам, что в данном случае вы действительно имеете дело с чем-то необычным, выходящим за рамки известного? Существует, наконец, внутреннее чутье, которое позволяет иногда безошибочно отличить честного человека от фальсификатора, истину от вымысла.
Анатолий Николаевич усмехнулся.
— А вот это, простите, красивые слова. Сами по себе они, конечно, хороши, но к системе научного мышления никакого отношения не имеют. Вы, я заметил, все время нажимаете на эмоции — обычный прием, когда не хватает серьезных доказательств. Видимо, это неизбежно для той задачи, которую вы перед собой ставите. Ведь вы хотите убедить меня в вещи поистине фантастической. Что где-то в невообразимых далях Вселенной разум достиг столь высокого уровня развития, что может вступать в контакт на расстоянии, используя мозг человека в качестве своеобразного приемника. Не слишком ли? Отвлекаясь от ваших оригинальных опытов, разгадка Которых хотя и непроста, но все же вопрос времени и сил, давайте оценим саму посылку. Если даже такой разум и существует, то какое ему, спрашивается, дело до нас, людей? У нега своя, неизмеримо более обширная, чем наша, сфера познания в бесконечном мире, свои потребности и цели. Что нового для себя он узнает, вступив с нами в контакт? Общаться с человеком для него, вероятно, такая же нелепость, как для меня, скажем, разговаривать с ребенком о теории относительности. Вы и ваши помощники, безусловно, неглупые люди, даже талантливые, и, конечно, превосходные актеры. Но вы всего лишь люди. Вас выдает ваша человеческая логика, человеческая психология и, как следствие, сама манера выражать свои мысли.
— Прошу прощения! А как же прикажете их выражать, чтобы быть понятым? Как вы сами разговариваете с детьми, с вашим собственным внучонком? Он ведь и не подозревает, какая уйма мозгов у его доброго дедушки, и принимает вас, как равного.
— Но в таком случае вам все-таки придется объяснить, какие причины могут побудить могущественный сверхразум снизойти до простенького homo sapiens? Я, например, обдумывая вчера этот вариант, так и не смог найти убедительной причины.
— Так и не смогли?
— Не смог.
— И по-прежнему убеждены, что являетесь жертвой мистификации?
— Не знаю, жертвой чего я стал: мистификации, эксперимента или чего-нибудь еще. Знаю одно — есть принципы, которые нельзя нарушать ни при каких обстоятельствах, иначе можно залезть в болото, из которого потом не выберешься...
В разговоре наступила продолжительная пауза.
— Ну, хорошо,— сказал актер, как будто даже довольный упорством профессора.— Мы еще доберемся до причины, а пока ответьте, пожалуйста, еще на один вопрос. Как вы оцениваете вчерашний опыт с папкой?
— О, блестящий трюк! — оживился профессор. Ему было приятно похвалить наконец оппонента.— Нечто подобное я в свое время видел в Индии на выступлении одного знаменитого йога. Я в общих чертах сразу догадался, на что вы намекаете. Теперь вы сами подтвердили мою догадку. Вы хотели показать, что владеете более чем тремя измерениями и мы — трехмерные примитивы — все равно что картинка, нарисованная на бумаге. Я поднимаю соринку и переношу ее в другое место плоскости. Как будто просто? Но только для меня. А нарисованный человечек потрясен до глубины души. Как же так? Исчезает в никуда и появляется из ничего! Аналогичный намек заложен и в манипуляциях с мозгами. Все это, несомненно, действует на воображение, и я, пожалуй, готов признать, что вы — гений, но в качестве аргумента в таком серьезном разговоре, как наш, простите, не годится. Грош мне была бы цена как исследователю, если бы каждый раз, сталкиваясь с неизвестным, я бы искал ему фантастическое объяснение, игнорируя голос рассудка. Можете считать меня упрямым ослом, но я не могу думать иначе...
Профессор замолчал, вполне как будто удовлетворенный своей позицией. Он, если бы даже сам захотел, не мог бы заставить себя думать иначе. Действительно, есть принципы, которые нельзя нарушать безнаказанно, и тут Анатолий Николаевич был непоколебим.
ГЛАВА 5
— Надо, однако, что-то делать, а? — Актер попытался вывести из тупика спор.— Как-то довести дело до конца. Либо да, либо нет. Может быть, у вас есть какие-нибудь идеи?
И опять, как в начале вчерашнего разговора, в его тоне профессору почудился намек, подсказка (Анатолий Николаевич усилием воли подавил неприятное чувство), и вслед за тем из глубин сознания с пугающей неожиданностью выплыла простая и ясная мысль, как можно точно и наверняка разоблачить этого гениального мистификатора. Разоблачить сейчас же, не прибегая к сложным тестам, экспериментам, помощи свидетелей и прочим громоздким приемам. Он же сам отрезал себе путь, назвавшись сверхразумным существом!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});