Аля мне говорила про младшую, про Лялю, что более прелестного существа она не встречала, хотя тюремная камера и не красит женщину. А про Дину сказала:
— Никто не был там так близок мне душевно, как Дина!..
Рассказ о сестрах Канель уведет нас несколько в сторону от Али, но, я думаю, читатель меня простит, ибо рассказ этот будет не только о сестрах Канель, но и попытка того времени, и попытка тех обстоятельств! А человек не может жить вне времени, вне обстоятельств, и читатель, тот, который не обдержан знаниями, поймет, что Аля с ее судьбой не была исключением, что была она всего лишь одной из…
Обе сестры Канель были врачами, кандидатами наук: Дина — микробиолог, Ляля — эндокринолог. К тому времени, когда они встретились с Алей на Лубянке, Дине было тридцать шесть, Ляле тридцать пять лет. Родители сестер тоже были врачами, терапевтами. Отец, Вениамин Яковлевич Канель, стал членом партии в 1903 году. Когда Ленин находился на нелегальном положении и скрывался от полиции, он ночевал однажды на квартире Канель на 1-й Мещанской, где они тогда жили. За свою политическую деятельность Канель одно время находился в ссылке, а в дни февральской революции вошел в Городскую думу от большевиков. Октябрьскую революцию он не принял и даже им была написана брошюра о несвоевременности и ненужности вооруженного восстания. Ему повезло: он умер в апреле 1918 года… А когда новым обитателям Кремля понадобилось наладить медицинское обслуживание, то тут вспомнили о вдове Канель, Александре Юлиановне, хорошем враче, которая многих лечила, когда они еще не обитали в Кремле.
В Кремле тогда, по существу, жило все правительство молодой Советской республики, и по распоряжению Бонч-Бруевича в Потешных палатах были отведены две комнаты, в которых Канель и оборудовала больницу на 4 койки. В 1919 году создали Санупр (санитарное управление) Кремля, во главе которого был поставлен доктор Левинсон, стариннейший приятель и поклонник Канель, отец Шуретты, жены Мули. И только в 1924 году Кремлевская больница, уже в сильно разросшемся виде, переехала на Воздвиженку. Канель была первым главным врачом этой Кремлевской больницы, но, помимо этого, она была еще и лечащим врачом, врачом-диспансеризатором, и ее постоянными пациентами были: Екатерина Ивановна Калинина, Михаил Иванович Калинин, Ольга Давыдовна Каменева и сам Каменев. Лечила она Полину Семеновну Жемчужину, Вячеслава Михайловича Молотова. Пользовала Надежду Константиновну Крупскую, Марию Ильиничну Ульянову, а также была лечащим врачом Надежды Сергеевны Аллилуевой, жены Сталина. Словом, волею судеб она стала, так сказать, «лейб-медиком».
Поликлиники в том виде, в каком она существует ныне, тогда еще не было, и Канель была тем, что в старину называлось домашним врачом: она посещала своих пациентов на дому и следила за состоянием их здоровья и невольна бывала свидетелем их семейных взаимоотношений, невзгод, неурядиц.
Так, посещая Надежду Сергеевну Аллилуеву, Канель часто заставала ее в слезах, очень расстроенную, и на вопрос, из-за чего она в таком нервном состоянии, та обычно отвечала:
— Из-за него, конечно!
Или:
— Все то же…
Или, безнадежно махнув рукой:
— Хам останется хамом, тут уж ничего не сделаешь!
Однажды Канель была свидетелем того, как Сталин дразнил маленькую Светлану, которую держала нянька на руках, он давал девочке погремушку, она хватала ее, а он тут же отнимал. Девочка плакала, тянулась за игрушкой, он опять давал и опять отнимал, и когда ребенок стал биться в истерике, он довольный удалился в свою комнату.
Был и такой случай. Тяжело захворал Яков, старший сын Сталина от первого брака, у него было крупозное воспаление легких, Канель его не госпитализировала и лечила на дому. В одну из кризисных ночей, когда она боялась за его состояние, она попросила молодого Левина, только что окончившего медицинский факультет, сына того старшего Левина, который где-то в начале двадцатых годов пользовал самого Сталина и рассказывал, что тот очень аккуратно выполнял назначения, записывал все на бумажке, чтобы не спутать, и дожидался его прихода, лежа на кушетке, накрывшись буркой, — так вот сына того Левина Канель и попросила подежурить у постели Якова. Когда утром Георгий Львович уходил, он столкнулся со Сталиным. Тот был в нижней рубашке, в подтяжках и, не ответив на приветствие молодого человека, уставился на него злыми, тигриными глазами и, ткнув пальцем, спросил Надежду Сергеевну:
— Это еще что такое?
Надежда Сергеевна объяснила, что это молодой врач, сын Льва Григорьевича Левина, которого он знает, и что Канель попросила этого молодого врача подежурить около Якова, так как она боялась за его состояние.
— Чтоб подобное никогда не повторялось!
И ушел, хлопнув дверью.
Окружающие знали, что Сталин груб и деспотичен в семье, и поражались, как Надежда Сергеевна может жить с таким человеком. Случилось и так, что как-то Канель застала Надежду Сергеевну, когда та складывала вещи в чемодан, и, забрав маленькую Светлану и Василия, уехала в Ленинград, сказав, что ни за что не вернется, но прошло недели две, и она снова была дома, в своей Кремлевской квартире и посещала занятия в Промакадемии, где она училась.
О Надежде Сергеевне все знавшие ее очень хорошо говорили, она была милым, отзывчивым и скромным человеком, она старалась быть незаметной и, казалось, тяготилась своим положением жены Генсека. Одевалась она очень просто, всегда в темном костюме, в блузке. К Промакадемии[142] никогда не подъезжала на машине.
Есть рассказ Ады Шкодиной — той самой Ады Шкодиной, в те годы Федерольф, которая потом встретится с Алей в Рязанской тюрьме, и они вместе последуют в вечную ссылку в Туруханск. Ада преподавала английский язык в Промакадемии, а так как она училась в Лондоне и у нее было хорошее произношение, то отбоя от учеников у нее не было. Как-то ее вызвал директор и попросил давать уроки одной из слушательниц академии. Ада стала отнекиваться, ссылаясь на свою перегруженность, но он сказал, что это его личная просьба, он написал телефон и имя отчество той, за которую просил. Ада позвонила, они договорились о часе, но, узнав, что ей надо ездить в Кремль, что новая ее ученица живет в Кремле, Ада отказалась давать ей уроки, так как знала, что машины подолгу держат у Спасских ворот, пока проверят пропуска, а времени у Ады было в обрез. К номенклатурным ученикам она привыкла, за ней присылали машины наркомы, замнаркомы, и она давала им уроки в их служебных кабинетах, и у них на дому. Да и в самой Промакадемии тоже учились крупные партийные работники, так, например, у нее в группе учился Хрущев, в те годы секретарь МК, правда, она его почти и не видела на занятиях, он так и окончил Академию, не выучив даже латинский алфавит.