Читать интересную книгу Изгнанники - Михаил Михеев

   Сколько прозвищ сменил Мойша, трудно даже представить. А главное, были они меткими и едкими - пишущая братия всегда отличалась живостью ума и остротой языков. К примеру, Мойша регулярно принимал участие в каком-то местечковом поэтическом конкурсе "Голубое перо", и даже иногда занимал на нем призовые места, чем невероятно гордился. После первой победы на этом конкурсе, он начал козырять призом перед всеми, говоря, что "меня награждают, а вас нет, бездари". Когда он всем в очередной раз надоел, ему посоветовали засунуть это перо в задницу и прозвали Пернатым. Когда же он получил награду в третий раз и раздулся от гордости до невероятных размеров, ему посоветовали засунуть в задницу все три пера, и стали звать Трипероносцем. Правда, из-за длины прозвище продержалось недолго, быстро трансформировавшись в обычного Триппера. Бесился Мойша жутко, но венерическое прозвище приклеилось к нему намертво... Впрочем, на выходе его психи вместо самосовершенствования, как можно было бы ожидать от адекватного человека, выливались в жалобы на сетевых форумах о том, какой он гениальный и как его все не ценят и обижают.

   Так бы и продолжалось мелкое издевательство над не вполне вменяемой пародией на поэта, если бы Мойша в один прекрасный день не вляпался в уголовное дело. Неприятное, кстати, уголовное дело, которое однозначно должно было кончиться пожизненной отправкой на урановые рудники. Учитывая же, что жили там недолго, это было всего лишь разновидностью смертного приговора. И ведь за что? За мелочь, которая в большинстве стран стоила бы человеку разве что карьеры, но в данном конкретном случае не прощалась. Проще говоря, Мойша был голубым, а родиться его угораздило в Российской империи.

   Вообще, русские относились к сексуальным меньшинствам, как к генетическому браку. При этом, если тот же гомосексуалист держал свои желания при себе и ничем не проявлял свою ущербность, никто и не обратил бы внимания на мелкие странности - тотальных проверок русские не проводили. Но Мойша, решив, что принадлежность к богеме дает ему какие-то дополнительные права и выделяет из числа других людей, допустил ошибку, начав домогаться какого-то мужика. Ну и в результате подбитый глаз, выбитые зубы и уголовное дело. Кстати, никто так и не понял, почему Гарцман решил, что богема значит хоть что-то. Наслушался заграничных передач, наверное. Косвенно это подтверждал тот факт, что, когда за ним пришли, Мойша начал вопить что-то о преследовании геев. Выслушав его крики, здоровенный, как шкаф, городовой спросил:

   - Сколько миллионов у тебя на счету?

   - Ни одного, - удивленно ответил Гарцман.

   - Ну, тогда ты не гей, а обычный п...с, - ответил эрудированный полицейский и, не обращая внимания на вопли о первичности духовного развития над грубой материальной пакостью вроде денег, за шиворот поволок его в участок.

   Там Мойшу, правда, долго не держали. Зачем всякой швалью камеры занимать (пусть они и почти все пустые) да баланду казенную на них переводить? Все равно никуда не денется, так что тонкий, почти прозрачный браслет с маячком на ногу да волшебный пендаль под зад - гуляй до суда, ничтожество.

   Мойша (правда, тогда его звали еще Мишей) немедленно бросился за помощью. Все же не всех его стихи оставляли равнодушными, и среди этих людей были и те, кто занимал довольно высокое положение. Только вот все как один они пожимали плечами и поясняли, что "закон есть закон, и для всех он един". Один, правда, выразился намного яснее и короче остальных. Узнав, по какой статье попадает Гарцман, он брезгливо скривился и бросил: "гарцуй отсюда, придурок". Именно тогда Мойша и понял, что никто ему не поможет, и более того, не захочет помогать.

   Спасение пришло к Гарцману с неожиданной стороны. Меньше всего он мог предположить, что родное правосудие отнюдь не жаждет его сажать. Почему? Так ведь просто все - невыгодно это. Ну, пойдет он на рудники вместе с маньяками и прочими уродами, туда ему и дорога, в принципе. Официально все сексуальные меньшинства туда отправлялись, чтобы русский генофонд не портили. А что дальше? Автоматические системы и дешевле, и производительнее, да и для того, чтобы доставить на какой-нибудь мертвый мир автоматический горнопроходческий комбайн требуется всего лишь грузовой корабль, а для каторжника - у-у-у... Пища, вода, воздух, жилье, системы жизнеобеспечения, да проще перечислить то, что не надо туда везти. Именно поэтому на рудники отправляли очень немногих, большинство же получали интересное предложение - эмигрировать из страны.

   Да-да, Российская империя чаще всего так и поступала, отправляя генетический шлак за рубеж. Ну в самом-то деле, зачем маньяку на руднике загибаться, если он может по вечерам погулять, скажем, по улицам Лондона? И почему бы грабителю не поработать в Нью-Йорке? В общем, практически все соглашались на такие расклады, согласился на них и пассивный гомосексуалист Гарцман.

   Разумеется, от таких, как он, непосредственного урона соседям было вроде как и немного, но на самом деле куда больше, чем от тех же маньяков. С маньяками боролись, а такие вот гомики били по самому уязвимому месту любого общества - по его морали, разрушая его изнутри. Именно поэтому в серьезных странах законы очень жестко исключали их из жизни общества, но в третьесортных государствах, к которым относилась Греция и, соответственно, формально входящий в нее Вечный Кипр, толерантность была на высоте. Ну а раз нельзя нанести удар по сильному противнику, можно хотя бы усложнить жизнь слабому соседу. Так, на всякий случай, чтобы в будущем сильным не стал. Маленькая, но все же в перспективе эффективная диверсия - империя достигла нынешних высот не потому, что брезговала подвернувшимся под руку способом насолить другим странам. В результате Гарцман и оказался на этой курортной планете и, так же как и большинство ему подобных, тут же стал вещать о том, как плохо ему жилось в Российской империи.

   Тогда же, кстати, он и сменил имя, а заодно уж переделал фамилию - изменил окончание с русского на то ли немецкое, то ли еврейское "ман". Смысл? А фиг знает. Скорее всего, просто надеялся, что это изменит отношение к нему местных, хотя возможны и другие варианты. Мозги таких вот нетрадиционных деятелей работают иначе, так что предсказать, какую они глупость выкинут в следующий раз, достаточно сложно. Впрочем, не так и глупо он, если вдуматься, поступил. Это в Российской империи на фамилии не смотрели - какая разница, какое у человека происхождение, если он русский? Зато в эмиграции такая фамилия не давала моментальных ассоциаций с русским происхождением человека, что было довольно важным фактором выживания. Граждан Российской империи уважали и боялись. Заслуженно уважали и заслуженно боялись, да и как иначе, если за каждым из них стояла вся мощь империи с ее флотом, спецслужбами и колоссальной промышленной и экономической мощью? Даже русских пиратов старались лишний раз не задевать, все очень хорошо знали, что русские друг за друга держатся, тронешь одного - враз толпа набежит. А вот когда гражданин империи становился "бывшим гражданином", очень многие старались выместить на нем свой страх. Психология рабов, что поделать.

   Устроился Гарцман вполне неплохо. Не потому, правда, что здесь ценили его стихи (больше он ничего делать не умел), а потому, что никчемный эмигрантишко нашел себе богатого любовника. Удачно, в общем, получилось - и физическое удовлетворение получал регулярно, и можно было не работать. Ну а в свободное время, которого было теперь много, Мойша Гарцман предавался любимому делу - сочинял пространные опусы о своей гениальности и критиковал по-настоящему талантливых писателей и поэтов. Как и на Родине, над ним подхихикивали и не воспринимали всерьез, но зато он быстро стал известен в среде местной богемы. Потом любовник умер (злые языки поговаривали, что пожилого гомосека Гарцман то ли отравил, то ли попросту затрахал до смерти), оставив Мойше солидное состояние, что позволило тому и дальше жить в том же стиле, покупая себе любовь ребятишек помоложе.

   И вот теперь этому никому, по большому счету, ненужному человеку предстояло сыграть свою, не самую большую, но и не самую маленькую роль в дальнейших событиях. Просто так уж получилось, что он со своим очередным любовником, парнишкой лет двадцати, сидел в ресторане, когда в него завалились русские. Точнее, амстердамцы, о прибытии которых с официальным визитом уже несколько дней взахлеб, соревнуясь друг с другом в истерии, вещали все газеты. Истерика была потому, что после недавнего молниеносного рейда неожиданно сильного флота этой планеты все гадали, кто будет следующим. Сильных и решительных боятся - нормальная ситуация, а учитывая военную слабость Вечного Кипра, для страха были основания.

   Однако амстердамцами вошедших мог бы назвать или круглый идиот, или человек, который всю жизнь просидел в какой-нибудь глуши и совершенно ничего, кроме собственного огорода и ярмарки в соседней деревне, в жизни не видел. Мойша же, несмотря на невеликие умственные способности, кое-что на этом свете повидать успел, и кто перед ним понял сразу. Даже если не обращать внимания на форму русского образца и речь, опять же, русскую, стиль поведения перепутать было сложно. Уверенное поведение, хозяйское, присущее людям, знающим, что их пожелания будут выполняться по команде "Бегом!". Так что бывших соотечественников Мойша узнал сразу, и нельзя сказать, что это его обрадовало.