чтиво
К кошкам, конечно, хотелось. Но волевой я превозмог, вваливаясь в гильдию с замотанным в коврик Умброй.
— Привет, Рарил, — дружелюбно поздоровался Фьол. — А что это у тебя там такое? — ни хера не дружелюбно сунул он наглый нордский нос в чужой вопрос.
— Любовное ложе, конечно, — благожелательно соврал я.
— Ааа… Кому? — совсем охамела со своим любопытвом нордятина.
— Почтенной главе отделения Танусее, естественно, — посмотрел я на норда, как на того, кем он и был.
— Ааа… — завис он.
— Госпожа Танусея излишне горяча и темпераментна. Мебеля ломаются. Вот, доставил устойчивую замену, — помахал я ковиком и юркнул вниз по лестнице.
Несколько секунд полюбовался перекошенной мордой Фьола и, внутренне ржа, скатился по лестнице. А не хрен, потому что!
На секунду задумался, а не слишком ли, но понял что это отголоски прошлого Мира. Даже если по отделению распространяться слухи о активной жисти половой старой перечницы — так только уважать сильнее начнут. Мол, в таком возрасте жжёт старушка! Да и даже если меня Фьол приплетёт — тоже в плюс, мол, какой молодец.
Так что к Танусее я ввалился бодрый, довольный и цельномордый с торчащими ухами. Несколько заклинаний восстановления избавили мою верхнюю оконечность от последствий встречи стеклянного шлема и Умбры.
— Рарил, — поприветствовала меня поднятием бровей старая перечница. — Я бы посчитала, что ты что-то забыл, но вряд ли это что-то — каджитский ковёр.
— Ну почему же, Фьол, проявивший неуместное любопытство, твёрдо уверен, что прочие детали интерьера не выдерживают вашего темперамента, госпожа Танусея.
— Забавно, весьма приятный комплимент и неплохая шутка, — прикрыв старческой лапой пасть, похихикала старая перечница.
Совершенно манерный, нужно отметить, жест — белоснежным зубищам магистра Восстановления обзавидовались бы крокодилы и прочие зубастики.
— И всё же, в ковёр что-то завёрнуто, — проявила невиданную проницательность бабульке — вот молодой относительно норд ни хрена не заметил.
— Умбра, — кивнул я, разворачивая ковёр на краю стола. — Не хочу прикасаться руками.
— Более чем разумно, — кивнула старушенция, приглядываясь к добыче. — Расскажешь? Мне, признаться, очень интересно, хотя могу отвести тебя сразу к заказчику, — похлопала она старческими ресничками.
— И не рассказать о правилах поведения и общения с придурошным… ой, простите, неслучайно оговорился, эксцентричным сиронордом-архимагом? — проницательно уточнил я.
— Ну, должна же у тебя быть мотивация порадовать пожилую женщину интересным рассказом?
— Да я и без старого доброго шантажа по-данмерски всё бы рассказал, — честно ответил я, но в силу прекрасного характера не смог не добавить: — Наверное. Слушайте.
И рассказал об этой Умбре фактически всё, в плане начувствованного и прочее.
— Поглощает магию и позволяет носителю игнорировать урон? — протянула бабулька. — А как ты справился, Рарил, если не секрет?
— Секрет, но не от вас, — галантно умолчал я про “старых перечниц, полутора ногами в гробу”. — Рукоять Умбры либо не защищена, либо защищена недостаточно. После нанесения телу владельца достаточных повреждений, я просто выбил клинок из его рук.
— А он — не маг, соответственно, артефакт требует прямого контакта, — кивнула Танусея. — Прекрасное решение вопроса, да и понятно, почему твои предшественники умерли.
— Потому что бабкины платья носят, — вынес веский вердикт я, стряхнув пылинку с наплечника доспеха.
— И чем тебе мантия не нравится? Мне вот идёт, — оправила бабкино платье бабка, на что я изящно хрюкнул. — Хочешь сказать, потому что я — бабка? — хитро прищурилась она на меня.
— Что я, дурак — такое говорить? — резонно отпарировал я. — Только думать, — признал я.
— Какой галантный молодой человек, — преувеличенно восхищённо покачала головой Танусея. — Ладно, насчёт Требониуса, слушай.
И рассказала, что в общем — было понятно, приказов этого сиронорда категорически нельзя исполнять. Но с глаз скрыться надо, типа проявить рвение. Через пять минут вопрос очередного “сделай хорошо на Нирне” подниматься архимагическим глумёжником не будет. На его предложения “тренировочно смахнуться” — отмазываться болезнями и хворями.
Озвученные семь дней доступа к библиотеке лучше реализовать сразу: Танусея пойдёт со мной, ему напомнит. Условия заказа Требонькус выполнит, но вот если я буду входить-выходить, может начать злостно глумствовать.
Ну и повторила: ни в коем случае не упоминать родовое имя, быть просто Рарилом, а то у Требонькуса врубится задничный огнемёт. А задничный огнемёт архимага — это смешно и весело только самому архимагу. Окружающим больно и печально.
— Благодарю, госпожа Танусея, — кивнул я.
— Не за что, этот рассказ честно обменян на твой, — пожала плечами бабулька. — Бери свой трофей…
— Если позволите, почтенная Танусея, я бы попросил сберечь мой трофей часика два, а лучше три. Мне бы хотелось навестить дом…
— А зачем? — хамски лезла не в своё дело старая ведьма, но Фьолом она не была, так что начал я отмазываться.
— Нууу… — протянул я, придумывая, поскольку вариант ответа “трахнуть кошек, потому что сам не против, да и двоедушник мой просил” как-то не очень канал. — Неделя изучения. Зелья, — сосредоточенно-умудрённо покивал я.
— Прекрасный повод. А какая причина? — проницательно докапывалась вредная старуха.
— Каджитки у меня, — вздохнув, признал я.
— Рабыни?
— Горничные.
— Хм, иногда забываю, Рарил, что ты родом из Сиродила, — хмыкнула Танусея. — В словосочетании “рабыни-каджитки” — нет для данмера ничего дурного. Да и для них.
— Предпочитаю — горничные, — ответил я, в общем — признавая бабкину правоту.
— Дело твоё. А много их у тебя? — продолжала любопытная старая перечница.
Я чуть мысленно не взвыл — Умбра, что ли, виноват, что все, кому не лень, лезут не в своё, а в моё дело? Ну да ладно…
— А то вы не знаете, — буркнул я.
— Конечно не знаю! Делать мне нечего, узнавать, как и с кем ты трахаешься. Где живёшь — знаю, а остальное… Вот сейчас стало интересно, — преувеличенно заинтересованно захлопала глазами старушенция.
— Две.
— Всего-то? Я после твоих “надписей телами” думала — не меньше полудюжины, — зловредно захихикала вредная бабка. — Кстати, Рарил. Я тут подумала — в гильдии твоё нежелание именовать рабынь рабынями скорее дальновидно. Сам додумался, или воспитание?
— В большей степени первое, в меньшей — последнее.
— Понятно. Надо бы с девочкой поговорить. Вроде бы воспитание