— Лорд Валентайн должен выбирать Коронованного,— спокойно ответил Хиссун.— На вас и на меня ложится задача сформировать и повести армии. И, мне кажется, пройдет много времени, прежде чем кто-нибудь из нас снова будет иметь свободное время для таких развлечений, как охота, милорд.
Он указал на свободный стул рядом с собой за главным столом.
— Пожалуйста, садитесь, милорд Дивис. Я внес несколько предложений, которые повторю для вас, если вы уделите мне несколько минут. А потом мы должны будем принять некоторые решения. Так что, пожалуйста, садитесь и выслушайте меня, милорд Дивис. Пожалуйста, садитесь.
Ну, еще раз в море, сквозь обволакивающий зной и духоту и с неистовым ветром Сувраеля, дующим в спину, и быстрым, непрекращающимся течением с юго-запада, толкающим корабли к северным землям. Валентайн ощущал другие течения, бурные течения, захлестывающие его душу. Слова главного представителя Хорнкаста на банкете в Лабиринте все еще звучали в нем, как будто он услышал их только вчера.
— Коронованный — это воплощение Маджипуры. Он — есть мир; мир — есть Коронованный.
Да. Да.
И по мере того, как он передвигался по поверхности мира от Горы Замка к Лабиринту, из Лабиринта к Острову, от Острова в Пилиплок, Пиурифаину, Беллатюль, из Беллатюли в Сувраель, из Сувраеля снова на Остров, душа Валентайна все шире открывалась страданиям Маджипуры, его сознание становилось еще более восприимчивым к боли, смятению, безумию, ужасу, которые разрывали на куски то, что было счастливейшим и самым спокойным из всех миров. Дни и ночи наполняли его страданиями двадцати миллиардов душ. Охотно принимал все это и жадно впитывал то, что Маджипура стремилась влить в него, и искал средства облегчить эту боль. Но нагрузка была чрезмерной, слишком многое переполняло его. И нельзя было убежать от этого, поскольку он был Силой Королевства, это был его крест, который он должен был нести.
Весь этот день он стоял на палубе один, глядя прямо вперед, и никто не смел подойти к нему, даже Карабелла, такой плотной была стена изоляции, которой он оградил себя. Спустя некоторое время, она подошла к нему, робко, неуверенно, и стояла молча. Он улыбнулся и прижал ее к себе, ее бедро уперлось в его ногу, ее плечо — в его руку, но по-прежнему он не говорил, поскольку в этот миг он перешел в царство, которое выше слов, где он ощущал спокойствие, где его разъединенный дух мог как-то исцелиться. Он знал, что она не станет вторгаться в этот его мир.
Прошло много времени, она взглянула на запад, и у нее от изумления перехватило дыхание. Но она молчала по-прежнему. Он сказал как будто издалека:
— Что ты увидела, любимая?
— Там силуэт. Мне кажется, силуэт дракона.
Он не ответил.
— Возможно ли это, Валентайн? Нам сказали, что в это время здесь не бывает драконов. Но что тогда я вижу?
— Ты видишь дракона.
— Сказали, что их не будет. Но, я уверена, это он. Что-то темное. Большое. Плывет в том же направлении, что и мы. Валентайн, как здесь мог оказаться дракон?
— Драконы есть везде, Карабелла.
— Или это только мое воображение? Возможно, это только тень на воде… дрейфующая масса морских водорослей, может быть…
Он покачал головой.
— Ты видишь дракона, Короля-дракона, одного из самых огромных.
— Ты говоришь это, даже не посмотрев, Валентайн.
— Да. Не дракон там.
— Ты ощущаешь его?
— Да, я ощущаю эту громаду, его давящее присутствие. Силу его мозга. Этот мощный разум. Я ощутил его прежде, чем ты что-либо сказала.
— Ты чувствуешь так много теперь? — спросила она.
— Слишком много,— ответил Валентайн.
Он продолжал смотреть на север. Обширная душа дракона тяжестью лежала на его душе. Его чувствительность возросла за эти месяцы стресса; он был в состоянии теперь передавать мысли на расстояние почти без всякого усилия и, действительно, с трудом мог удержаться от этого. Спал он или нет, он блуждал глубоко в душе мира. Расстояние больше не казалось преградой. Он ощущал все, даже злые, ожесточенные мысли формодеев, даже медлительные пульсирующие излучения морских драконов.
Карабелла сказала:
— Что нужно дракону? Он собирается напасть на нас?
— Я сомневаюсь.
— Можешь ты быть в этом уверен?
— Я ни в чем не уверен, Карабелла.
Он потянулся к огромному животному в море. Он силился прикоснуться к его разуму своим. На долю секунды возникло что-то, похожее на контакт, ощущение открытия, ощущение присоединения, Но тут же, словно мощной рукой, он был отброшен прочь, но не пренебрежительно, не надменно, а так, будто дракон говорил: "Не теперь, не здесь, еще не время".
— Ты выглядишь так странно,— сказала она.— Будет нападать дракон?
— Нет. Нет.
— Ты кажешься напуганным.
— Не напуганным, нет. Я просто пытаюсь понять, но я не чувствую опасности. Только наблюдение… настороженность… этот мощный ум продолжает наблюдать за нами…
— Возможно, посылая сообщения о нас формодеям.
— Я полагаю это возможным.
— Если драконы и формодеи в союзе против нас…
— Так подозревает Делиамбер, по свидетельству того, кто уже не сможет ответить на вопросы. Я думаю, все может быть еще сложнее. Мне кажется, нам еще долго предстоит понимать, что связывает формодеев и морских драконов. Но я говорю тебе, я не чувствую опасности.
Она помолчала минуту, глядя на него.
— Ты действительно можешь читать мысли дракона?
— Нет. Нет. Я чувствую разум дракона. Его присутствие. Я ничего не могу читать. Дракон — загадка для меня, Карабелла. Чем настойчивее я силюсь добраться до него, тем легче он отталкивает меня.
— Он поворачивает. Он начинает удаляться от нас.
— Да. Я чувствую, как он закрывает для меня свой мозг, отталкивает, не допускает меня.
— Что он хотел, Валентайн? Что он узнал?
— Хотел бы я знать,— сказал он.
Он крепко вцепился в перила, изможденный, трясущийся. Карабелла на мгновение накрыла его руку своей, пожала ее, потом она отодвинулась, и они снова стояли молча.
Он не понимал. Он понимал очень и очень мало. А он знал, что это существенно важно, чтобы он понял. Он был тем, через кого этот беспорядок мог быть разрешен и свершится примирение: в этом он был уверен. Он, только он, мог объединить в гармонии воюющие силы, но как? Как?
Когда несколько лет назад смерть брата неожиданно сделала его королем, он безропотно взял на себя это бремя, полностью отдавшись ему, хотя часто королевский сан казался ему колесницей, которая безжалостно тащила его за собой. Но по меньшей мере у него была подготовка, которую должен иметь король. Теперь, так начинало казаться, Маджипура требовала, чтобы он стал богом, а у него совсем не было подготовки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});