даже в голову не пришло, что в Лиссабоне я могла бы где-то остановиться, в какой-нибудь гостинице. Дама, работавшая в агентстве, любезно посоветовала мне поселиться несколько в стороне от центра города, у пляжа. Она даже сама позвонила в переполненный отель
Estoril Palace и, благодаря своим связям, помогла снять там номер.
Во время Второй мировой войны Лиссабон был одним из самых удивительных городов на свете. Поскольку Португалия оставалась нейтральным государством, она поддерживала отношения со всеми враждовавшими сторонами. Столица страны теперь была главным европейским портом, откуда можно было отправиться в Америку, и поэтому быстро превратилась в средоточие международных интриг, шпионажа и трагических, шокирующих похождений и приключений. Как уже говорила, я по натуре профессиональная туристка, и для меня тут было райское место: можно бродить по руинам Замка мавров и посещать изумительные соборы, наполненные потрясающими, почти пугающими португальскими иконами, украшенными золотом и драгоценными камнями. После обеда можно отправиться на самые красивые пляжи на свете и поплавать, преодолевая крутые волны Атлантики, которые оказались совсем не такими, как у нас, в мирных и спокойных водах Средиземного моря. По вечерам казино заполняли люди всех национальностей, и все смеялись, болтали на всевозможных языках, оглядывали друг друга, отчасти с похотью, отчасти с подозрительностью.
Но я проходила мимо всего этого словно сомнамбула, ни с кем не заводя дружбы, тщательно ограждая себя от всех, кто искал знакомства со знаменитостями, и стараясь не попасть в сети третьеразрядных аферистов, которые кишмя кишели тут. Тогда, летом 1941 года, в Лиссабоне не было ничего, что бы не продавалось — от самых высоких титулов до самой позорной мерзости.
К счастью, мне повезло — удалось получить место на «Экскалибуре». Это был незабываемый рейс. На судне плыли люди примерно двадцати разных государств, и оно было настолько переполнено пассажирами, что даже на палубе каждый сантиметр занимали люди, пытавшиеся высвободить немного места для своих спальных мешков или матрасов, которые заменяли им койки. Однако я не слышала жалоб на отсутствие удобств, скорее на корабле царила атмосфера доброжелательства. Пусть мы ютились в довольно-таки скотских условиях, пусть бытовые удобства были очень примитивными, но эти временные трудности нас не беспокоили. Мы из чистилища отправлялись в рай, и это было самое главное.
Мне досталась маленькая каюта, но через два дня путешествия я поселила туда молодую мать с новорожденным, а сама с радостью присоединилась к другим пассажирам, ночевавшим на палубе, в шезлонгах. Ночи стояли теплые, океан был спокойным, так что путешествовать оказалось вполне приятно. Меня удивил контраст между этой поездкой и моими прежними плаваниями через Атлантику, которые проходили в роскошных условиях. На «Экскалибуре» вообще не возникало каких-либо претензий, тем более высказанных в неприятной форме, по поводу таких будораживших сознание мелочей, как недостаточно охлажденная водка или черная икра… Путешествующие на этом рейсе отличались куда более хорошими манерами, несмотря на все пережитые и переживаемые ими трудности, и проводили время куда приятнее.
На борту лайнера очень многие, как оказалось, обладали великолепными талантами в разных сферах, и все, кто имел отношение к искусству, вполне охотно предлагали свои номера для импровизированных концертов, которые происходили каждый вечер на палубе, под покровом звездного неба. Когда мы вошли в американские прибрежные воды, дух свободы распространился среди всех пассажиров, подобно невероятно заразному гриппу. Для окружавших меня людей главные невзгоды остались в прошлом. Они прибыли в новую страну, где, как им казалось, их ждет исключительно хорошее, куда лучшее будущее.
А вот у меня подобной уверенности не было. Я понимала, что столкнусь со всевозможными проблемами, возвращаясь в страну, где с моей прежней жизнью связано столько воспоминаний. Когда-то Америка великодушно приняла меня. А что теперь? Она еще помнит, кто я вообще такая? Шесть лет отсутствия на экранах — это большой срок для американских кинозрителей, поэтому я с большим опасением относилась к собственным перспективам на многие месяцы вперед. На этот раз мой приезд в США невероятно отличался от того безмятежного сентябрьского дня девятнадцатью годами ранее, когда я впервые оказалась в гавани Нью-Йорка. Тогда меня встречали оркестры и репортеры, главы киностудий и толпы восторженных почитателей. И у меня тогда было право свободного доступа в порт.
На этот раз меня сняли с лайнера в карантин и отправили на остров Эллис-Айленд, где я, как и сотни остальных иммигрантов, ожидала разрешения сойти на сушу. К тому же меня отделили от остальных, задержав на несколько часов из-за одной технической детали. Дело было в том, что за время моего длительного отсутствия истек срок въездной визы. Лишь после нескольких звонков в Вашингтон, а также моему американскому юристу я в конце концов получила разрешение въехать в страну.
Единственным скромным подобием того, что происходило в прошлом, был прием, какой оказали мне немногочисленные репортеры и небольшая группа верных почитателей, ожидавших паром, что доставил меня с Эллис-Айленда на Манхэттен. Я с особым чувством вспоминаю небольшой эпизод, случившийся во время этого приветствия: через толпу с трудом ко мне пробилась некая добросердечная дама, чтобы вручить… пакет с едой. Поскольку я только что приехала из охваченной войной Европы, она конечно же решила, что я там все время голодала. «Добро пожаловать в Америку, мисс Негри! — сказала она. — Здесь никого не нашлось, кто бы занял ваше место». Сердечность, с какой она это сказала, очень сильно помогла мне позже, когда я столкнулась с некоторыми неприятными фактами. И хотя на следующее утро тон большинства заметок в газетах был вполне лестным, однако один из моих знакомых принес мне в гостиницу разные статьи, выходившие раньше: в них рассказывалось о моей «деятельности» в Германии, которая якобы в самом деле имела место. Только тут я впервые осознала полный масштаб попыток очернить мою репутацию в глазах американцев.
Меня сильно потрясла та злоба, сквозившая в некоторых статьях, но все равно я радовалась своему возвращению в Америку, даже хотя бы ради самой возможности отвергнуть лживые обвинения. К счастью, немало честных журналистов сами обратились ко мне, поскольку желали выяснить правду. Причины, по которым я уехала из Германии, а также моя работа в тех условиях и без того были широко известны, поэтому мне не составило труда рассказать обо всем для читателей их газет и журналов, подтверждая свою верность идеалам свободы повсюду в мире.
Через несколько недель после моего возвращения в США мне позвонили из студии Paramount и предложили приехать в Голливуд для кинопроб: предлагалась очень завидная роль — Пилар в экранизации романа «По