буланого, которые видела еще вечером, и попыталась пойти по ним. Она не знала, далеко ли ускакал ее брат. Но ей были известны его детские привычки. Когда брат был чем-то озабочен и хотел спокойно подумать, он уединялся, садился на каком-нибудь холме, откуда все мог видеть, и жевал стебель травы. Если Харка Твердый Камень, Ночное Око, которого они здесь называют Рогатым Камнем, сейчас где-нибудь поблизости, он сам заметит свою сестру в ночной прерии еще раньше, чем она его. Уинона ждала, что он вот-вот внезапно появится перед ней. Да, она надеялась на это. Но с каждым шагом ее надежда становилась все слабее, а желание увидеть брата все настойчивей. В конце концов она потеряла в темноте след буланого и растерянно остановилась. Сердце ее тревожно билось, руки были холодными и влажными. Несколько раз она уже готова была позвать Харку, но так и не решилась.
Наконец она подала ему знак, которому они вместе научились еще детьми, – завыла койотом. Если слух у Харки остался таким же острым, как раньше, он должен будет заметить, что это не койот, а человек.
Но может, он вовсе не желает видеть свою сестру и говорить с ней?
Да, скорее всего, он не захочет говорить с ней после всего, что случилось.
Уинона не стала подавать условный знак еще раз. Губы ее дрожали. Но она не плакала. В последний раз она плакала, когда ее брат тайно последовал за отцом в изгнание.
Она уже почти смирилась с тем, что ее затея оказалась напрасной, но не решалась пока возвратиться в лагерь и продолжала неподвижно стоять, хотя все мысли у нее в голове словно погасли.
И вдруг произошло то, на что она уже не надеялась: перед ней стоял ее брат – на голову выше ее.
– Что ты ищешь? – спросил он на языке дакота, и, хотя в последний раз она слышала его голос много лет назад, когда он был еще мальчиком, она сразу узнала его.
– Я ищу тебя.
Харка молчал.
– Кто тебя послал? – спросил он наконец уже совсем другим, враждебным тоном.
Лицо ее словно стянуло холодом.
– Никто, – ответила она надменно.
– Чего тебе от меня надо? Я убил нашего брата Харпстенну, ты должна была узнать это от Черной Кожи.
Уинона ответила не сразу. Она собиралась с силами. Время шло. Брат стоял в такой позе, словно не собирался затягивать эту встречу и уже готов был уйти.
– Ты хочешь, чтобы я ушла… – произнесла она наконец с трудом, преодолевая боль, потому что в горле у нее застрял стальной комок. – Не забывай, что мы – дети одного отца и одной матери. Я ухожу.
Она резко повернулась и бросилась прочь, словно спасаясь от погони.
Вернувшись в вигвам, она легла на свое ложе и прижала ладони к лицу. Открытый рот ее застыл в безмолвном крике.
Рогатый Камень не вернулся и к утру. Горный Гром проснулся, но еще не встал, а молча наблюдал за сестрой. Ситопанаки давно уже была на ногах, поднявшись еще раньше, чем обычно. Она разожгла хворост в очаге. В свете огня Горный Гром увидел ее лицо. За ночь оно очень изменилось. В нем появилось что-то новое, но что именно, Горный Гром никак не мог понять. Боль? Тоска? Горесть? Уязвленная гордость? Так как все остальные еще спали, Горный Гром бесшумно встал и подошел к очагу. Заметив, что Рогатого Камня нет в вигваме, он выглянул наружу: буланого мустанга тоже не было. Повернувшись, он встретился глазами с сестрой и понял, чем заняты ее мысли.
– У Рогатого Камня много своих дорог, – сказал он с улыбкой.
– На которых он встречает дакотских девушек… – многозначительно пробормотала Ситопанаки.
Проснулся вождь Горящая Вода. Слышал ли он последние слова дочери, было неясно. Ситопанаки отвернулась от брата и выскользнула из вигвама, чтобы принести воды. Горный Гром проводил ее взглядом и, дождавшись, когда она вернется, еще раз пристально всмотрелся в ее узкое, строгое лицо. Он понял, что сестра страдает, и ему самому стало больно. Как же так? За что? Ведь он в последний год почти не сомневался, что его брат Рогатый Камень, которого она любила, однажды приведет ее в свой вигвам. Снаружи послышался топот копыт. Это был буланый. Всадник остановил коня перед вигвамом, привязал его и вошел внутрь. В его поведении и выражении лица не было ничего необычного. Он, как всегда, подсел к огню и вместе с другими мужчинами принялся за приготовленный женщинами завтрак.
Вскоре в лагере воцарилось всеобщее веселье. Азарт мальчиков, состязавшихся в беге и игре в мяч, увлек даже юношей и молодых мужчин. К полудню состязания мальчиков закончились, и упражнения начали взрослые. Были установлены две палатки. Игроки в мяч старались ясеневыми палками с загнутыми концами загнать маленький жесткий кожаный мяч, набитый конским волосом, в палатку противника. Одну команду возглавил Горный Гром. Рогатый Камень отказался принять участие в игре, поскольку уже много лет не брал в руки клюшку. Но Горный Гром упорно хотел вовлечь брата в игру и горячо уговаривал его.
– Или ты хочешь играть в другой команде? – неожиданно спросил он.
Рогатый Камень насторожился. Ему показалось, что он слышит в словах друга какие-то непривычные нотки. Подумав немного, он ответил с едва уловимым раздражением:
– Пользы вам от меня в этой игре будет не много, но, если тебе так хочется, я не стану противиться.
Игра началась, Рогатый Камень быстро вспомнил, казалось бы, утраченные навыки и оказался надежным партнером, ловко управлявшимся с мячом. Чем дольше молодые воины гонялись за мячом, тем азартней становилась игра. Зрителей собиралось все больше и больше. Они подбадривали игроков криками. Вдруг среди них Рогатый Камень увидел Острие Копья и Шонку. Его манера игры сразу изменилась. Он стал играть жестче, еще стремительнее и, подмечая каждый промах, каждую ошибку своих товарищей, осуждающе поджимал губы. Это не укрылось от Горного Грома. Но он не находил этому объяснения и только молча удивлялся. В какой-то момент Рогатый Камень отнял мяч и у него самого и ловким ударом необыкновенной силы загнал его в палатку противника. Грянул хор восхищенных возгласов.
– Ты не хочешь в следующей игре возглавить команду? – приветливо спросил друга Горный Гром.
– Нет уж, только не я! – несколько язвительно ответил тот.
Горный Гром покачал головой. Рогатый Камень подыскал себе замену и покинул поле сражения.
На следующий день состязались подростки. Рогатый Камень теперь знал, с кем он не желал еще раз встретиться, и старался затеряться в толпе зрителей, чтобы не