Глава третья
Обычаи
— Иргай говорит, — рассказывала Дака, ощипывая на привале подстреленную разведчиками птицу, — эта нежить — ух! Так и зыркает! По памяти так и шпарит. У того, говорит, мало добра, ему больше нужно, а у этого много. А тому детей кормить. Ткнула в кого-то. Корова, мол, завтра сдохнет. Ему лишняя нужна! Откуда ей знать?
Врени сидела рядом и потрошила птицу. Она усмехнулась.
— Она пьёт молоко у коров и коз. Кто-то говорил, и у людей даже может. А вместе с молоком высасывает жизнь. Пожадничала, небось, после раны-то.
— Всех оделила. Проводили крестьян-то. Завизжала, крыльями обернулась и улетела. Иргай говорит, подстрелить бы её, но раз уж обещал…
— Она не опасна, — отмахнулась цирюльница.
— А вот Иргай говорит, — не унималась Дака.
Врени вздохнула.
Она давно замечала у девушки признаки этой болезни, но деваться от Даки было некуда. Они въехали в Вилтин, их встретили люди графа и забрали и добычу, и пленных. Кое-кто из наёмников говорил, мол, только мы своё добро и видели, но остальные верили Увару, а Увар верил Клосу. Сама цирюльница не знала, что и думать. Ей не заплатили обещанные десять золотых, но обещали потом заплатить намного больше. А пока, вон, кормили вместе со всеми, да и то приставили птиц потрошить на первом же привале.
— Ты не веришь?! — мотнула косами Дака.
— Верю, — снова вздохнула Врени.
— Иргай сказал, нежить всегда опасна.
— Иргай, Иргай, — проворчала цирюльница. Они всего-то на день расстались с Иргаем, а Дака только о нём и твердила, даже когда эти двое встретились и наговорились. — Замуж бы за него выходила, коли так нравится.
Дака зло сверкнула глазами.
— Выходи, выходи, — проворчала она, так ощипывая птицу, что её окружало облако. — Он тоже говорит — выходи.
Что Иргай тоже болен этой болезнью, Врени и не сомневалась.
— Так выходи, — повторила она. — Что мешает? Или родители его против?
— Ты не понимаешь! — яростно прошипела Дака. — Он тоже не понимает! Нельзя!
— Почему это? — устало вздохнула црюльница.
— Ай, ты не поймёшь. Ты чужая.
Врени пожала плечами.
Дака помолчала, но вскоре ей стало невмоготу.
— Нельзя мне, — сказала она неохотно. — Кто за меня выкуп возьмёт?
— Какой выкуп? — в самом деле не поняла цирюльница.
— Обычай, — пояснила девушка. — Я знаю, ты не думай. У вас девушка сама за себя жениху выкуп платит. У нас не так.
— Это не выкуп, а приданое, — засмеялась Врени. — Её вклад в хозяйство.
Дака пожала плечами.
— А Фатей как же? — продолжала она делиться наболевшим.
— А что Фатей? — запуталась цирюльница. — Не ему же замуж идти.
Дака хрипло рассмеялась.
— Не обижай Фатея, не надо. По нашему обычаю, если я замуж пойду, ему в чужой шатёр идти, в чужой род входить. Наш род прекратится. Кто отцовский лук возьмёт? Кому отец меч передаст?
— А… — неопределённо потянула цирюльница. Дурацкие какие-то обычаи у этих людей.
— Мужчина должен выкуп принять! — зло мотнула косами Дака. — В моём роду есть мужчина! Фатей вырастет, выкуп возьмёт! А сейчас нельзя!
— Да будет ли Иргай столько ждать? — поразилась Врени. До мужчины мальчишке было ещё расти и расти.
— Пусть уходит, не заплачу! — сверкнула глазами Дака. В этом Врени не сомневалась. Заплакать не заплачет, а вот любую девушку, слишком близко подошедшую к её Иргаю, может и зарезать.
— Ну, а другие ваши что? — подумав, поинтересовалась цирюльница. — Им тоже замуж нельзя?
— Почему? — удивилась Дака. — Им можно. Они выбирают.
— Они же без мужчин здесь.
Дака пожала плечами.
— Дома род остался. А они — нет. Их род теперь с нами. Теперь Увар их старший. Их же в степи схватили. Увар отбил. Он как отец им.
Врени послышалась нотка пренебрежения в голосе девушки, когда та говорила, что других схватили в степи.
— Тебя бы, небось, не схватили, — неодобрительно произнесла цирюльница.
Дака мотнула головой.
— Ха! Да если я на своей кобылке поскачу, тот всадник не родился, чтобы меня поймать в степи! — хвастливо заявила она.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
От костра упала чёрная тень. Дака и Врени подняли головы. Иргай что-то сказал — как показалось цирюльнице, не на своём языке, а на родном для Даки.
Девушка вскочила, мотнула головой так, что косы хлестнули и её, и Иргая. Что-то ответила, тот возразил, тогда она закричала уже понятней:
— Ах вот ты как?! Уходи отсюда! И не приходи больше, слышишь?! Уходи! Не надо мне тебя!
Играй пожал плечами, повернулся и в самом деле пошёл прочь.
— И Фатею скажу, чтобы за тобой не ходил! — прокричала ему вслед девушка. — Не надо нам тебя, слышишь?!
Она села обратно и с новой яростью набросилась на птицу. В глазах девушки стояли злые слёзы. Расспрашивать её Врени не рискнула.
* * *
На следующем вечернем привале Увар напился вдрызг. Это было странно и ни на что не похоже. Наёмники косились на вожака и неодобрительно переговаривались, но прямо ему пока ничего не говорили. Он шатался по лагерю, невнятно на что-то жалуясь, мешая всем работать, пока не наткнулся на Клоса. Рыцарь толкнул наёмника к своей палатке, клятвенно заверив, что обязательно его выслушает, и принялся сам расставлять караулы.
— Сейчас поход! — прошептала цирюльнице Дака. Сегодня была не их очередь заниматься готовкой, поэтому после того, как шатры были поставлены, раненые перевязаны, они могли отдыхать. — Он никогда так в походе не делал!
Врени пожала плечами. Что она могла сказать? Они отошли в сторону от лагеря и все встречные караульные провожали их внимательными взглядами. Далеко они не отходили, держались на виду, но Врени и этому радовалась. Ей никогда прежде не приходилось слышать в свой адрес «а если с тобой что-то случится» и сейчас это не слишком радовало.
— Не нравится мне всё это, — бросила цирюльница, имея в виду не Увара, а весь поход. — Зачем было Дитлин захватывать? Чего Клосу не сиделось?
— Чем плохо? — удивилась Дака. — Они же его обидели крепко. Он отомстил. Добычу взяли. Себя испытали. Хорошо!
— А теперь его союзники с братьями-заступниками большую войну начали, — не унималась Врени.
— Большая война — много добычи, — рассудила Дака.
— Или много смертей, — мрачно буркнула цирюльница.
— А ты вечно жить собралась? — удивилась девушка.
— Умирать на войне не хочется.
— Тогда побеждать будем, — засмеялась Дака.
Хрустнула ветка. Дака резко повернулась. Позади стоял Иргай.
— А, — сказала девушка и крепко взяла Врени за руку. — Пойдём. Никого там нет. Показалось.
— Ага, показалось, — закатила глаза цирюльница.
— Нечего одним по лесу ходить, — веско проговорил Иргай.
— Шумно стало, — сказала Дака. — Птицы тут громкие.
Цирюльницу внезапно осенило.
Она заставила Даку повернуться к Иргаю и толкнула к юноше.
— Не время сейчас ссориться, — буркнула цирюльница. — Поговорите как люди.
Дака вспыхнула и хотела возразить, но Иргай поймал её за руку.
Девушка мотнула головой, но промолчала, опустив взгляд. Врени мысленно вознесла хвалу Освободителю.
— А ты не ходи одна, — не забыл о цирюльнице Иргай. — В лагерь иди.
— Пойду-пойду, — не стала спорить Врени.
Иргай, не выпуская руки Даки, довёл цирюльницу до лагеря, но дальше они следить за ней не стали. Врени на это и рассчитывала. Дака никогда бы не дала цирюльнице подобраться к палатке Клоса и узнать всё-таки, почему Увар напился посреди похода.
* * *
— Что ты такое мелешь, — сердился Клос. — Какой Лотарин, что ты там забыл?
— Тес-тя, — заплетающимся языком отвечал наёмник. — Те-е-ес-тя. П-па-ас-ку-ду. Как он меня! Эх! Агнет-ту босой выгнал! Мне всы… всыпать велел! Эх!
— Какое всыпать? — разозлился Клос. — Какая ещё Агнета?
— Жена моя, — неожиданно внятно пояснил наёмник. — Дочь его. Старшая. Вот, решил за приданным наведаться.