Отвернувшись от лежащей головы, он сел на пол, пытаясь укротить крупную конвульсивную дрожь. Слезы полились из глаз, а дыхание пустилось в рваный джазовый ритм от непредсказуемых спазмов. С трудом отдышавшись, Васютин попытался подняться, но мелко вибрирующие ноги не слушались его. Тогда, встав на четвереньки, он пополз мимо обезглавленной копии Женьки, стараясь не обращать внимания на огромную алую лужу, которая тянулась к нему узким отростком, словно пытаясь лизнуть.
Оставив труп фальшивого сына позади, Кирилл с третьей попытки все же встал на ноги и, чуть шатаясь, пошел вперед.
«Вот в чем была угроза Аристарха, — догадался он, гоня от себя жуткую картину Женькиного самоубийства. — А может, это не просто угроза? Нет, Женька жив. И Оля тоже. Они нужны им, чтобы отдавать энергию во время провалов. Провалы… С чего же они здесь начинаются?» — думал он сквозь обрывистые кровавые картинки, которые настырно лезли ему в голову.
Отойдя с десяток метров от места жуткой сцены, он бессильно остановился. «А вдруг? Да, вполне возможно… Фальшивые люди. Именно они запускают механизм возврата в прошлое. Но почему же этого не произошло? Почему? — Сделав несколько шагов вперед, он понял. — Я слишком быстро догадался, что это не мой сын. И не побежал к нему, не стал обнимать, не схватил на руки. Как только бы я до него дотронулся, то сразу бы провалился… Нет, как-то слишком просто… Сразу было понятно, что это не Женька, он бы так себя не вел. Настоящих жену и сына мне скорее всего не покажут. Только чтобы заманить куда-нибудь. А вдруг покажут?»
Кирилл признался себе, что отличить фальшивку от реального человека он сможет лишь по поведению, а вот чисто зрительно — нет. «И если не обращать внимания на тех, кто появится, то ведь можно не обратить внимания и на жену с сыном, если это будут действительно они. И как быть? Поначалу присматриваться. А если в следующий раз фальшивки будут вести себя совершенно естественно? Бросятся ко мне в слезах, что тогда-то делать? В любом случае… поначалу — никаких реакций. Дальше — по интуиции».
Твердо решив, что именно так и будет делать, он вдруг услышал пронзительный женский крик, наотмашь полоснувший его по нервам.
— Кирюша! — прозвенел родной голос, отразившийся эхом от гулких стен магазина, и, прокатившись по бесконечным рядам стеллажей, вонзился в его мозг.
— Оля!!! — крикнул Васютин в ответ, прежде чем успел что-либо подумать. — Твою мать, нет! — шепотом произнес он, когда почувствовал обрушившееся на него головокружение, ставшее началом его третьего провала.
…На этот раз Кирилл мучился куда дольше, за несколько часов пропитав потом и страхом купленную на вырост, нарядную, клетчатую фланелевую рубашку, слегка сборившую под школьной формой пятиклассника. Еще перед первым уроком они с Генкой и Стасом, с его лучшими школьными друзьями, высунулись в открытое окно, тянувшее в класс математики пахучее майское тепло. Болтая о всякой чепухе, они с высоты третьего этажа разглядывали старшеклассников из 9-го «Б», куривших внизу, на заднем дворе школы. Когда в коридоре заслышался тяжелый стук каблуков высокой грузной математички, Кирюха, начисто забыв про старших товарищей, смачно плюнул вниз, в открытое окно, демонстрируя свою крутизну всему классу. Неизвестно зачем глянув вниз, он столкнулся взглядом с огромным верзилой Димкой Москалиным, второгодником и самым отъявленным хулиганом школы.
— Сволочь!! А ну иди сюда, гад, вытирать будешь своей рожей! — услышал Васютин, еще не успевший осознать всю серьезность ситуации. Юркнув от окна, он одним прыжком достиг своей парты, когда его 5-й «А» здоровался с учительницей. Когда урок начался, первый испуг стал разрастаться внутри Кирюхи, уверенно превращаясь в ужас. Ему предстояла разборка с опасным и жестоким второгодником, который был для маленького Васютина самым страшным человеком из всех, кого он знал.
Поначалу он решил просто извиниться перед Москалиным. Но чем больше он думал над этой идеей, тем больше он представлял, как страшно будет это сделать. Жутковатые картинки унизительной расправы, свидетелями которой обязательно будут девчонки, становились все ярче и натуралистичнее. К концу урока, из которого он не воспринял ни слова, Кирюха понял, что из класса не выйдет — математики в этот день было две подряд, можно отсидеться в кабинете. Когда хриплый школьный звонок оповестил пятиклассников об окончании урока, бледный и потный Васютин показался из дверей класса в толпе своих товарищей, стараясь скрыться за ними от мстительного Москалина. Затравленно озираясь, он увидел, что в коридоре того нет. Стремглав бросившись в класс русского языка, что находился этажом ниже, он решил отсидеться здесь. Несколько раз Кирилл порывался броситься в учительскую, чтобы рассказать обо всем завучу. Или даже самой директрисе. Но перспектива прослыть стукачом лишь добавила ему смятения и страха. Словно перепуганный насмерть зверек, он петлял по школьным коридорам до конца пятого урока, пока не пришло время отправляться домой.
Из школы он вышел чуть живой. Выйдя за школьные ворота, он уже было поверил в немыслимую удачу, с приглушенной тревогой думая о завтрашнем дне. «А завтра я заболею. Скажу родителям, что живот разболелся, и не пойду в школу, а там… Там он все забудет», — с облегчением думал Кирюха, почти бегом улепетывая домой. А спустя несколько секунд он услышал позади топот. Вжав голову в плечи, он рванул быстрее, боясь оглянуться. И тогда раздался окрик.
Расправа была унизительной, как и предполагал Васютин. Наградив пятиклассника парой увесистых тумаков, Москалин на этом не остановился. Под дружный хохот школьников, направляющихся домой, он извозил Кирюху в первой попавшейся луже, с чувством вытерев об него ноги.
— Не трогай меня, а то я тебя… я тебе… — еле слышно лепетал пятиклашка, невпопад суча кулаками и глотая слезы.
Закончив показательную экзекуцию, второгодник с утробным хрюканьем втянул носом воздух и смачно харкнул на голову перепачканному Васютину, сидящему в луже.
— В расчете, — коротко постановил он, обвел торжествующим взглядом глазеющую детвору и пошел прочь, важно прикуривая на ходу.
От стыда не хотелось жить даже ради грядущих летних каникул. Жестокий смех школьников пожирал его самолюбие и гордость. Впервые Кирюха не хотел быть собой, ведь стыдился он не грязных мокрых штанов. И не плевка, запутавшегося в ежике его жестких рыжих волос. Он стыдился себя — своей беспомощности и трусости. Стараясь не разрыдаться, он неловко отряхнулся и поднял из лужи портфель.
Но самое главное потрясение этого гадкого дня ждало его впереди.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});